Читать книгу Звезда-окраина - - Страница 12

«Не наступит судный час, пока земля арабов вновь не покроется зеленью и реками».

Пророк Мохаммед собирал гербарий во время войны, растения и цветы прифронтовой полосы, и писал аяты на листьях финиковых пальм, аравийского жасмина, ладанника, коммифоры, кордии абиссинской, на побегах кустов Атиля и Христовых терний. И не беда, что сам он её и затеял, ведь у обитателей Острова Арабов выбор в те времена был лишь между двух джинов – голодом и войной, и, конечно, выбор от века всегда падал на последнего.

Древние арабы считали, что земля сродни листу бумаги, который мерно движется среди звезд, и лишь горы, стоящие по его краям, удерживают его в равновесии, не позволяют ему свернуться и быть унесённым космической бурей подобно перекати-полю. В последние времена, по их поверьям, горы растают и лист этот, увлекаемый круговоротом космического ветра, будет затянут в черноту и мрак небытия. Может быть, поэтому арабы, когда произносили клятву, говорили: «Клянусь горой».

На склонах этих гор, на краю Аравии, которая была для здешних насельников всей землей, и воспитывался в приёмной семье кочевников юный Мохаммед. Отец его умер на караванной дороге, мать, желая для своего сына лучшей участи, чем участь бедняка в торговом городе, отдала сына на воспитание кочевникам и вскоре также умерла в пути. «Я был сиротой», – так коротко описывал сам Мохаммед свои детство и юность.

Весной, после обильных зимних дождей, степные предгорья, где кочевало племя Бану Саад, воспитанником которого стал Мохаммед, на несколько месяцев покрывались многочисленными буйными цветами и травами, порой в рост человека. Это и был земной рай и для людей, и для животных этого запрятанного от людских глаз, окруженного с трёх сторон солёными морями и с четырёх – безжизненными пустынями потаённого края, о существовании которого мало кто подозревал. Здесь паслись стада газелей и бегали дикие ослы, сердитые и воинственные. Подобно овце блеяла дрофа.

Нарушали это благоденствие лишь джинны и гули – невидимые чудовища двадцатиметрового роста, женщины с бесчисленными сосками, в каждый из которых впился не менее уродливый детёныш. Единственным занятием этих гигантов, плодов последнего сближения Земли и Луны, было мучить людей, приносить им всяческие страдания. Однако, если вдуматься, образы джиннов есть ни что иное, как образы самой природы – коварной и жестокой, не прощающей ни кочевнику, ни торговцу, отправляющемуся со своими караванами в далёкие странствия, ни единой ошибки.

В каждой деревне, в каждом оазисе здесь был свой пророк. Но настали времена, когда богатство стало цениться больше, чем душевная чистота, а богатым здесь можно было только родиться. Как ни старался бедняк, как ни трудился он денно и нощно, всё же не мог он добиться желаемого положения, сравняться или хотя бы отдалённо приблизиться по своему состоянию к племени курайшитов, захватившему в свои руки всю международную торговлю. Курайшиты презирали бедняков, а бедняки тем более презирали себя, не чувствуя на себе благословения высших сил. В эти-то времена Великого отсутствия надежды и родился Мохаммед.

Он складывал откровения, полученные от Господа и записанные его учениками на листьях и травах, без всякого порядка в деревянный ящик. Сам он был неграмотен и был знаком с философией и различными религиозными учениями лишь по рассказам бродячих христиан-проповедников, чьи бессвязные, сбивчивые, резкие речи, похожие на исступление сумасшедших, привлекали на базарных площадях больше зрителей, чем выступления поэтов и дервишей-факиров.

Когда-то его звали куцым и припадочным и бросали комья грязи ему вослед. Теперь же, после многих лет тайной и явной проповеди и исхода из родной Мекки, у него был свой народ – умма, многочисленный, как стаи перелётных птиц, как стада диких антилоп, пасущихся в бескрайних пустынях Азии.

Семьдесят городов, лежащих на Пути Благовоний, предстояло завоевать ему – от зелёных долин Йемена, до поросших верблюжьей колючкой пустошей Сирии. Завоевать и сделать их жителей разноплеменных, враждующих даже внутри крепостей кланов, строящих каждый свою башню (собственность неба) внутри городских стен, единым народом, большой уммой, каждый из членов которой принесет клятву перед всеми членами общины не воровать, не лгать, не убивать новорождённых девочек и ничем – ни словом, ни делом – не задевать единоверцев, чтобы даже женщина могла пройти в одиночку путь от Мекки до оазиса Ясриб и не быть кем-то обиженной в пути. Он звал людей в новый мир, в котором нет племенной и родовой вражды, мир так же открытый для познания и путешествий, как уста райских невест-гурий открыты для поцелуев.