Читать книгу Звезда-окраина - - Страница 9

Было мокрое чёрное утро московского января. Время, когда кажется, что ничего кроме слякоти, тьмы, холода и грохота проезжающих большегрузов никогда и не существовало. Я стоял в толпе сонных горожан на остановке Бутаково, на Ленинградском шоссе. Все прятались под козырьком от снега с дождём и брызг проезжающих машин. Сквозь ряды запотевших очков мерцали огни автомобильных фар. У каждого на уме была своя тоска. У кого-то по жизни, которая была, у кого-то по жизни, которой никогда не было и, скорее всего, не будет. Я высматривал 817-й автобус до Планерной, который всё никак не появлялся.

Моя же собственная тоска заключалась в том, что есть такие особенные мысли, которые я думаю для одного человека, а есть предназначенные другого и для третьего. И что вот если не будет этих людей рядом, значит не будет и мыслей, которые я для них думаю, а не имея этих особенных мыслей, я растворюсь в этой январской московской грязи окончательно. Как и все, я всматривался в темноту. Есть в этом что-то архаичное. Такой была первая молитва древнего человека – смотреть в темноту и ждать. И ещё в этой темноте мы как будто пытаемся разглядеть и себя, разрежет ли её фарами наш внутренний свет, который мы, также подобно человеку прошлого, с превеликим трудом пытаемся поддерживать и ночью, и днём, защищая от дождей и ветров. Каждый из нас где-то в детстве, когда мир был более настоящим, стоял на такой остановке ночью и всматривался в густой мрак, а значит имеет такой молитвенный опыт.

И вот неожиданно к станции подъехал странный автобус. Не было на нем ни электрических букв, ни табличек с названием пункта назначения, словом, это был просто автобус. Автобус, в котором как будто не было никакого смысла. Он просто ехал куда-то. Могло быть и так, что маршрут его не имел ни начала, ни конца. Стекла его были покрыты какой-то несмываемой грязью, давно въевшейся, так что не было понятно, что за люди сидят внутри. Только тучную фигуру водителя можно было с трудом различить сквозь снег, дождь и мутное лобовое стекло.

Мне нужно было на Планерную… 817-й куда-то запропастился. Кто-то так же, как и я, в сомнениях дёрнулся к дверям.

– Куда едет этот автобус? – задал я этим людям пугающий своей конкретностью вопрос, но они только пожали плечами и остановились, видимо, оттого, что мои слова вырвали их из гипнотического оцепенения и помогли осознать всю рискованность предприятия. Ведь может быть и так, что автобус этот, как уловитель потерянных, сомневающихся, нетвёрдых в выбранном жизненном пути душ, специально курсирует по ночной и предутренней Москве, чтобы своим неожиданным появлением смущать их, как Дьявол смущает грешников, и, завладев ими, как добычей, отправиться в свои чертоги. Может быть, Он и сидит за рулём?

Но если отбросить мистику и начать рассуждать здраво, то, в сущности, что я теряю, если окажусь внутри? Я опоздаю на работу, лишусь её, буду искать новую и не найду, меня посетит уныние, а вместе с ним все человеческие пороки, я окончательно маргинализируюсь и буду питаться голубиными батонами за двеннадцать рублей.

Что ж, если это и возможно, моя жизнь должна круто поменяться или нет? Что изменится тогда?

Тогда N, которая не читает моих писем и не вскрывает моих посылок, так и не будет их читать и вскрывать. Когда я в очередной раз кого-то полюблю, я снова поеду в деревню, а если снова встречу военкома в очереди за мороженым, обязательно ему улыбнусь. На меня так и будут заводить уголовные дела примерно раз в год, а когда я буду приходить по повестке в райотдел милиции, всякий раз будет оказываться, что следователь в отпуске и о происшествии благополучно забыли. Чтобы расстаться с человеком по-хорошему, я буду пытаться сначала его полюбить, и потому всё равно не расстанусь, как не пущусь ни в какое путешествие, потому как не может путешествовать тот, у кого есть три дома, хоть ни один из них ему и не принадлежит. Возможно, я перестану писать, но люди как думали, так и будут думать, что я просто выставлял на всеобщее обозрение чужие тексты. Кондуктор в метро, где я всегда прохожу без билета, пробегая для очищения души через открытые створки турникетов вслед за священниками и раввинами, так и не увидит меня, гордо предъявляющего проездной. Я как раньше буду читать этикетки товаров на витринах, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Как и раньше те, кому я подаю милостыню, будут богаче, чем я. Из-за моего потрёпанного пальто в кафе меня будут встречать словами: «Здесь вам не зал ожидания». Как и раньше те, кто умер, будут сниться мне молодыми, а молодые и жизнерадостные – мёртвыми.

«Не так-то много я и потеряю, если автобус этот идёт не до Планерной, как мне надо, а куда-то по другому адресу. По большому счёту ничего в моей жизни не изменится, если я уеду этим мокрым чёрным январским утром куда-то неизвестно куда», – подумал я и шагнул в призывно и широко распахнутые двери.