Читать книгу Предприимчивые люди - - Страница 7

– Теперь видишь, как я был прав? Видишь, как прав? Ну что? Мужчина всегда прав!

Он сидел на полу и всё повторял и повторял: «Прав, прав, я был совершенно прав».

Три года назад, когда они с женой и двумя малышами приехали с Узбекистана в эту чужую для них страну, в далёкое Подмосковье, когда не было никаких видимых перспектив, а лишь те немногие деньги, что остались в наследство, казалось, даже возможное невозможно. Когда соседи вокруг их небольшого старенького домика поглядывали на чужаков недружелюбно, а порой и угрожающе, он лихорадочно думал. Думал обо всём: не зря ли затеял всё это, как и где можно заработать, как вжиться в чужое общество, ведь даже разговор их не всегда и не каждый понимал. Хорошо дети совсем маленькие, научатся общаться, а потом школа. Это всё потом, а пока надо думать.

Первые деньги заработал и трудно, и легко. Съездил в Москву и привёз два чемодана спирта «Роял». Чемоданы придумал сам. С сумками останавливали, проверяли, отбирали. С чемоданами, да ещё с двумя, подозрение вызвал лишь однажды, но сориентировался, спокойно поставил на землю, потёр затекшие руки и сказал:

– Билеты у жены, сейчас подойдет, пошла ребёнку воды купить, издалека едем.

Отпустили, поверили.

Спирт отменный! Разошёлся на «ура!» Хотя втрое дороже, чем на оптовом рынке. А трудно потому, что деньги последние, что обмануть мог любой продавец, что по дороге могли ограбить, узнав, что везёшь спирт. Тогда ещё милиция проверяла на каждом углу, чуть лицо не московское. Но обошлось. Судьба! А может, идея с чемоданами помогла.

Обошлось ровно десять раз. На одиннадцатый рисковать не стал и нанял машину. Машины месяц к месяцу становились больше. Но уже появилась возможность не только не бояться милиции, а сотрудничать. Не бесплатно, конечно, но всё в разумных пределах.

Палатка, киоск, магазинчик и вот – магазин.

В первом магазине и жили. Работали круглосуточно. Жена не роптала. Лишь однажды, когда в дом принёс пистолет.

– Очумел? Зачем тебе? У тебя в милиции все свои! Тебе что, страшно? Или обидел кого?

Только и сказал:

– Не твоё дело.

И когда учил целиться и стрелять, уже не противилась.

А обидеть, может, и обидел. Сам чувствовал, что к соседям, да и вообще ко всем относился не иначе, как к неудачникам, бездарям и лентяям. Видел, что народ пьёт, сам – ни грамма. Видел, что у многих нет того задора и устремлённости, что у него. Понимал, что и надежд, и будущего у многих тоже нет. Перестал уважать людей. Перестал.

Виноват? Может, и виноват. Но когда в магазин приходил такой получеловек и требовал водки в долг, иногда давал, иногда нет, но всё чаще стал огрызаться, а однажды выпихнул двоих несколько грубо. Пообещали магазин сжечь, но это давно было, почти и забыл. Но стал учтивее, правда, уважение к людям прошло напрочь.

Стук в дверь не напугал, он был даже несколько скромный какой-то. Овчарка во дворе даже не рявкнула. К нему ходили часто. Кто за чем, чаще за деньгами, иногда приносили что-нибудь на продажу. У него в магазине отдельчик есть «старые товары», очень удобно людям, да и процент брал совсем небольшой, разве лишь на содержание отдела. Люди уважали за это.

Открыла жена. На пороге стояли те, что ещё днем в магазине выпрашивали водки. Сейчас оба были весьма навеселе.

– Назарыч, – так его звали в посёлке, хотя был он Нардыз, но даже и запоминать не пытались. Назарыч и всё, даже магазин записали на Назарыча. – Дай водки, убудет у тебя? Взять уже негде.

– Вы что. Думайте. Откуда? Здесь не магазин. Всё там, да и не дам ничего, пошли вон.

– Ты не кипятись. Добром просим. Пару пузырей и закусить что.

– Совсем одурели. Убери ногу, дверь закрыть.

– Не уберу, добром не хочешь, силой возьмём.

– Какая сила? На себя посмотри. Вас и толкать не надо, дунуть только, свалитесь. Водки им. Хватит уже давно. Убери ногу, говорю, – уже сильно раздражаясь, сказал Нардыз.

– Не хочешь добром? Тогда извини!

И непонятно, как, сразу втроём ввалились в дом. Третий возник из темноты как привидение.

– Назарыч, будем тебя резать, куркуль, и детей твоих.

Походило всё это на какой-то бред. Но в руках у одного действительно появился нож.

– Слушайте, хватит чудачить, и нож убери, порежешься. Откуда у меня водка, не пью я, в магазине всё, а он на ночь на сигнализации. Уходите, добром прошу.

– А ты уже не проси, уже мы тут хозяева, молчи лучше, – прошепелявил тот, что с ножом.

Двое других крепко взяли хозяина за руки и усадили на стул. Третий ножом своим крутил перед носом и приговаривал:

– Мы теперь не только водки, мы и денег возьмём много, чтоб неповадно было жадничать.

Жена растерялась и стояла в дверях детской, как бы загораживая вход.

– А ты, Бирюза, пощекочи его пёрышком, покладистее станет.

«Бирюза» – кличка с последней ходки, когда финку делал, ручка красоты необыкновенной, вся переливается, матовой полупрозрачной бирюзой. На зоне большого труда стоило такую сварганить. А в лезвии отражалось всё. Сам Бирюза говорил, что видит там будущее. Врал, наверное. Берёг нож, любил. Как-то раз отобрали, так ходил следом, пока не выкупил. Мент отобрал, но то ли сжалился, то ли куш хороший Бирюза дал, вернул нож. Теперь он у него, вроде как по закону. Ценный нож, из рессоры, три года ручного труда на зоне. Это не просто. Работал в гараже, там и мастерил.

– А может, и дамочкой побалуемся. Воровать, так миллион… – захихикал один из мужиков.

Такой силы у пьяных Нардыз не ожидал, но пока воспринимал всё несколько нереально. Было совершенно дико, что у него в доме трое пьяных говорят чушь, но могут и натворить.

В доме четыре комнаты, сейчас они в гостиной, еще три спальни, в двух спят дети: две девочки и пацан. Слышно было, что они уже не спят, но выйти без разрешения родителей не могут. Порядок такой. Это он знал точно, чтобы ни случилось, не выйдут, если не позвать. А и хорошо, зачем им видеть пьяных мужиков.

Мысли мелькали, как пули, уверенность и действительность стали возвращаться. Внутри зародилась злость и стала расти.

Минута, другая, и он резко встал. Бирюза крутил ножом, держа его двумя пальцами, наслаждался своим превосходством, думая, что «враг повержен», поэтому выхватить нож не составило труда. Это было крайне неожиданно, все трое на миг расступились, но затем, подчиняясь одним им присущему чувству уходящей добычи, бросились на Нардыз.

Несчастье случилось. Нож сработал сам, глубоко входя под рёбра своего хозяина. Так вышло, что Нардыз инстинктивно выставил руки вперёд, ещё не осознавая и не ощущая, что у него в одной руке нож. Отлично обработанная сталь, заточенная особым образом, когда острое лезвие с одной стороны, а с другой лишь в начале, специально для того чтобы легче проходить ткань одежды, почти не встретило сопротивления старой джинсовой куртки и того, что под ней. И когда Нардыз отдёрнул руки, с ужасом увидел, что нож остался в груди нападавшего. Все замерли, явно не понимая происходящего.

– Ну вот и всё, теперь мы вместе – с какой-то дикой ухмылкой прошептал Бирюза, медленно осел на колени и завалился набок.

– Ты чего наделал? Сидеть тебе теперь, детей увидишь через двадцать лет. А пока мы тебя накажем, сильно накажем.

– Не будет он сидеть, а вы не будете жить, – голос жены прозвучал, как с неба, и она прицельно выстрелила в того, что был слева от неё, ближе к двери. Пуля попала в грудь, его откинуло метра на полтора, и он упал, прислонившись к стене, ногами загораживая проход.

– Вы что, уроды, творите, – заорал третий. Мгновенно выхватил нож из груди мертвого Бирюзы и бросился на женщину. Она выстрелила вторично и попала в горло. Голова нападавшего надломилась вперёд, видно, пуля перебила позвонки, но по инерции тело двигалось и, уже обессиленное, упало на неё, ранив ножом левую руку. Дважды окровавленный нож остался в руке трупа.

– Ты что, Зура? Как теперь?

Из детской жалобно послышалось:

– Папа, нам страшно. Вы живы?

– Всё хорошо. Не выходите, мы с мамой здесь. Всё в порядке. Только не выходите.

Хотя он и так знал, что не выйдут.

– Как теперь? Теперь нельзя спешить, надо всё продумать, – холодно сказала его жена, совсем чужим для него голосом, – всё до мелочей, потом, когда всё взвесим, решим сделать. Нельзя упустить ни одной мелочи. Ты ведь именно для такого случая в дом пистолет принёс?

– Ну да, ну да. Но как? Как? Если в голове звон и тошнота в горле? Что мы скажем? Что сделаем?

– Всё нормально будет, я всё вижу. Прежде всего пистолет, – таким же чужим, спокойным голосом ответила. – Попробуй представить, что ты его никогда не видел, да и вообще не умеешь с ним обращаться. Он у нас в доме появился с приходом этих троих.

– Но ведь я его брал в руки, заряжал, стрелял из него раньше, – не мог справиться с собой, и отвечал он бессмысленно дрожащим от волнения голосом.

– Хорошо, вот это и надо учесть. Удалять твои отпечатки, значит, надо и с патронов, и с магазина, а отпечатки кого-то из них оставить. Начнём именно с этого.

Как удаляют отпечатки, они не знали, видели в кино, что просто протирают и всё, но руки жирные, кто знает, и Зура слегка намочила вафельное полотенце водкой. Нардыз разрядил пистолет, и они оба, надев перчатки, в которых моют посуду, протёрли патроны, магазин и весь пистолет. Протирая всё это, подходили к тому, что у стены, и прикладывали его, ещё теплые руки к каждой детали. Когда было готово, Зура сняла перчатки, взяла в руки уже собранный пистолет и аккуратно положила на край стола так, как это может лишь женщина.

– Теперь нож. Есть у тебя хороший боевой нож?

– Зачем хороший, вон кухонный подойдёт.

Они взяли кухонный, но не из набора, а так, одинокий, так же протёрли его и вложили в руку того, чьи отпечатки оставили на пистолете.

Всё было готово, можно вызывать полицию.

Их версия сработала точно. Убийство первого как было, так и было, тот, что у стены как бы хозяин пистолета, когда усаживали Нардыза на стул, отложил свой пистолет в сторону. Зура воспользовалась этим. А когда произошло первое убийство, не обнаружив пистолета на месте, достал нож и кинулся на мужа. Зура выстрелила. Второй раз тоже, как было. Тем более в руках третьего был крепко сжат нож Бирюзы, а на руке Зуры – глубокий след от него.

Уже много позже, после всех допросов и сопоставлений, им в суде поверили и оправдали. Но в городе долго ходили сплетни, что, мол, откуда у пьяниц пистолет.

Хотя нож был точно, знали это многие, нож дорогой, Бирюзе за него ящик водки предлагали. А может, и пистолет был? Кто его знает? Но тремя пьяницами стало меньше, о них никто не жалел.

А сейчас он сидел на полу и всё повторял и повторял: «Прав, прав, я был совершенно прав, всё правильно».