Читать книгу Профессор Башарин. Переписка с историками (1943-1989 гг.) - - Страница 18
№ 17
Г.П. Башарин – А.М. Панкратовой
Оглавление17 декабря 1954 г.
Дорогая Анна Михайловна!
Сегодня, 17 декабря, в результате настойчивой просьбы я добился того, что показали мне заключение Якутского филиала АН о моей работе с условием просмотреть в кабинете учёного секретаря при Лидии Николаевне. Вначале один из сотрудников сказал, что заключение сразу переслали Вам в Барвиху, а другой – сдали в машинное бюро. Но оказалось, что до сих пор не сделали того и другого.
Теперь могу сказать, что писатель, о котором говорилось в первом моём письме, совершенно точно понял основную концепцию якутских рецензентов моей диссертации. Якутский филиал Академии наук СССР, от имени которого прислано заключение, отрицает: 1. существование в царско-тойонской Якутии частной собственности тойонов на землю; 2. феодальный характер собственности феодально-крепостнического государства на земли Якутии, тот факт, что якутские тойоны захватили всю основную массу земли в улусах; 3. классовые противоречия и классовую борьбу вокруг земельного вопроса; 4. связь истории аграрных отношений в Якутии с историей аграрных отношений в России.
В дореволюционной Якутии, по мнению филиала, существовала общинно-родовая собственность на землю. Тойоны и бедняки были равноправными членами общины, имели одинаковое право пользоваться непочатыми свободными землями, выпускать озёра, расчищать леса, осушать болота под сенокосы. В этом бедняки не встречали трудностей и препятствий.
Филиал, последовательно развивая такую, с позволения сказать, концепцию, прямо заявляет, что классовая борьба не имела связи с земельными отношениями. Борьба вокруг земельного вопроса шла не между эксплуататорским классом тойонов и классом угнетённых якутских крестьян, а между самими якутскими тойонами, а также между отдельными родами?!?!
Придерживаясь подобной «концепции», директор Института филиала Гоголев и сотрудник этого Института Гурвич «разносили» мою концепцию. При этом самым беззастенчивым образом пытались фальсифицировать отдельные архивные документы, мою рукопись и печатные источники. Свою «теорию» подкрепили «авторитетным» постановлением сектора истории и Учёного совета Института языка, литературы и истории филиала Академии наук СССР.
«Концепция» Ильи Самуиловича Гурвича и Захара Васильевича Гоголева, которую они называют мнением «всего коллектива» филиала Академии наук СССР, представляет чудовищное извращение истории аграрных отношений в Якутии и свидетельствует о том, что Институт филиала отошёл от научного пути разработки истории республики, находится в тяжёлом положении. Эта «концепция» направлена против указания В.И. Ленина о том, что в царско-тойонской Якутии аграрный вопрос был главным, т.к. основным источником классовых противоречий и классовой борьбы были захват тойонами всей основной массы земли и обезземеление якутских крестьян. Именно поэтому в 1917 году Владимир Ильич Ленин, выслушав информацию Ем. Ярославского и других ссыльных большевиков – руководителей событий Февральской революции в Якутии, главной их ошибкой считал, что они не выдвинули на первый план аграрного вопроса, не поставили задачи конфискации земли у якутских тойонов и о передаче её якутским угнетённым крестьянам (Ем. Ярославский. Февральская революция в Якутии. – Сб. 100 лет якутской ссылки. – М., 1934 г. – С. 290. П. У. Петров. Из истории революционной деятельности ссыльных большевиков в Якутии. – Якутск, 1952 г. – С. 203. Воспоминание К. И. Кирсановой, записанное мною в 1947 г. в Якутске).
Институт языка, литературы и истории Якутского филиала Академии наук СССР под руководством своего директора Гоголева и при помощи своего сотрудника Гурвича идёт по пути к отрицанию великой роли Октябрьской социалистической революции в разрешении аграрного вопроса в Якутии, в уничтожении тойонской феодальной собственности на землю и в передаче всей земли в руки угнетённых якутских крестьян.
Понятно, что филиал, занимающий изложенную позицию, берёт под защиту «теорию» ссыльных народников о земельной общине. Он защищает мнение приверженца «школы» Покровского и даже заступается за буржуазного националиста, врага народа Ксенофонтова. Пытаясь использовать против меня установку партийной печати о том, что нельзя огульно обвинять советских научных работников и писателей в «идеализме», «национализме» и прочих «-измах», Гурвич и Гоголев на первых же страницах заключения приписывают мне то, что я якобы всех исследователей истории Якутии называю «идеалистами», «националистами» и «народниками». В действительности в моей диссертации нет никаких огульных обвинений исследователей в различных «-измах». В своей работе ссыльных народников 90-х годов XIX в. я называл народниками, а их идеалистическую концепцию – идеалистической.
Одного «исследователя» истории Якутии, Ксенофонтова, я называл буржуазным националистом. Сын крупного якутского тойона Ксенофонтов в дореволюционное время был судебным чиновником, врагом Октябрьской революции, одним из главарей белогвардейцев. В своих «исследованиях» он проповедовал буржуазный национализм, пантюркизм. Как контрреволюционер и буржуазный националист Ксенофонтов был репрессирован Советской властью. Кроме Ксенофонтова в моей диссертации ни один из исследователей не назван националистом. Следовательно, Гоголев и Гурвич, утвердивший их заключение о моей диссертации филиал АН не согласны с моей оценкой Ксенофонтова, когда они сетуют на то, что я якобы называю исследователей истории Якутии «националистами».
Рецензенты заявляют, что исследователи истории Якутии якобы давно придерживаются концепции о патриархально-феодальных отношениях. Однако они ограничились голословным заявлением, не приводив ни одного факта, не назвав хоть одной статьи, что вполне понятно. До сих пор ещё нет ни одного опубликованного исследования, ни одной статьи другого автора о существовании в Якутии периода до начала XX в. патриархально-феодальных отношений. Об этих отношениях в историографии Якутии впервые говорилось в моей раскритикованной книжке о трёх якутских писателях, изданной в 1944 г. Концепцию о патриархально-феодальных отношениях в Якутии я специально изложил в первом варианте своей докторской диссертации, представленной в Институт истории АН СССР в сентябре 1949 г., развивал её в статье, опубликованной в № 4 ж[урнала] «Вопросы истории» за 1950 г. и в брошюре о периодизации истории Якутии, изданной на правах рукописи в 1951 г. В нынешней редакции своей докторской диссертации я стремился шире и глубже обосновать эту концепцию, устраняя её отдельные недостатки и ошибочные моменты.
Из заключения Якутского филиала Академии наук СССР видно, что рецензенты распределили между Левенталем и другими авторами всё то, что, по их мнению, приемлемо в моей диссертации. Интересно знать, кому они назначили мою концепцию о патриархально-феодальных отношениях в Якутии – Гурвичу или Гоголеву?
Изо всей моей диссертации, являющейся результатом моего труда в течение десяти лет (1944–1954 годы), по воле рецензентов Гурвича и Гоголева, мне самому досталась лишь одна глава о земледелии. Но и это сделано для того, чтобы придать заключению филиала о моей диссертации «объективный» характер, внушать читателям мысль, что рецензенты «ценят» положительное в моём исследовании. Нечего сказать, поступили умно.
Я изложил результаты беглого просмотра мною заключения филиала о моей диссертации. Мне надо дать официальный развёрнутый письменный ответ на это заключение. Но когда дадут мне на руки заключение или его копию – неизвестно.
В докладе товарища Суркова на съезде писателей высказана прекрасная мысль о том, что советские люди должны всегда твёрдо помнить, что, имея дело с ошибшимся человеком, они борются не с ним, а с его ошибками, что, оказывая ему помощь, они должны бороться за него как советского человека. Гоголев и Гурвич борются не с моими ошибками, допущенными десять с лишним лет назад и уже исправленными, а со мною, стремясь погубить меня как научного работника. Для этого они используют своё служебное положение и авторитет такого научного учреждения, как филиал АН СССР.
Несмотря ни на что, я всё же воспитанник Института истории АН. И ни на минуту не сомневаюсь в том, что оказание мне самой активной помощи дирекция Института считает своим моральным долгом и государственной обязанностью. При таком тяжёлом положении, в котором оказался я, Институт истории АН СССР должен оказать мне, как своему воспитаннику, самую решительную помощь, тем самым бороться за меня как советского научного работника, защитить меня от преследований Гоголева и его товарищей.
Просился на приём к В. И. Шункову и А.Л. Сидорову. Когда поговорю с ними, напишу Вам.
Летом я возражал против отправления дирекцией моей работы, по письменной просьбе Гоголева, в Якутский филиал на заключение. Но мне тогда сказали, что легче и лучше будет разоблачить нечестный, субъективный подход к диссертации до её защиты, чем после. Теперь я доволен: Гоголев и Гурвич выслали в распоряжение Института истории АН вполне достаточный материал для разоблачения их собственных, пользуясь крепким выражением, действительно антимарксистских взглядах на историю Якутии и недопустимых приёмов рецензирования ими моей работы.
С приветом и наилучшими Вам пожеланиями Г. Башарин
Д–1–15–14, доб[авочный] 76.
АРАН. Ф. 697. Оп. 3. Д. 183. Л. 41–44об.