Читать книгу Жизнь статиста эпохи крутых перемен. История историка - - Страница 3

За тысячелетия существования письменности подобная ситуация происходила во многих странах с многими людьми. И в нашей бескрайней Родине за последние 100 лет поколения людей оказались вольными или невольными участниками крушения Российской империи, попытки фанатиков реализовать утопическую гипотезу о коммунизме в беспощадной гражданской войне и строительстве «реального социализма». Затем разразилась жесточайшая Отечественная война. А после нее – эпоха «холодной войны» против «мирового империализма», создание ракетно-ядерной «сверхдержавы» и «международного лагеря социализма». Наконец, настало время трагического крушения, болезненных либеральных революций и зигзагов реформ в Российской Федерации и других постсоветских странах.

К революциям 1917 г., Гражданской войне и созданию СССР я родиться опоздал. Но с детства вместе с миллионами был вовлечен в преобразования и стал статистом крутых поворотов истории России. В ее триумфах и трагедиях, не попав ни в герои, ни в изгои, был лишь одним из многих миллионов соучастников со своей долей ответственности за происходившее.

Этого оказалось достаточно, чтобы захотеть написать книгу не о великих событиях и идеях прожитого времени, не о вождях и их советниках, которых видел лишь издали, а о жизни своей, близких и знакомых, о наших мыслях и делах, о восприятии нами идей и перемен.

Партийно-советское руководство с 1917 по 1991 г. мобилизовывало нас на преобразование всего человечества по лекалам рациональной утопии. Ход событий создавал иллюзию продвижения к «конечной цели», остававшейся недосягаемой. Только надежды на лучшее поддерживали жизнеспособность людей в годы «исторических решений» и нескончаемых перемен, когда уместно было бы вспомнить древнюю китайскую поговорку: «Не дай Бог жить в эпоху перемен!»1 Условия нашей жизни не раз существенно менялись, но почти всегда оставались экстремальными. Наши суждения о них были «за десять шагов не слышны», мы привыкали к любым обстоятельствам, считали их нормальными, и нередко попадали в сложные, даже драматические ситуации. Это способствовало развитию и выявлению наших лучших и худших свойств. Среди нас обнаруживались люди самых разных качеств и масштабов, более или менее сознательные или невольные соучастники перемен, и их жертвы. Судьбы миллионов людей подтверждают давно известный «конечный вывод мудрости земной: лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой»2.

Описываемые суета сует и банальности частной жизни дают некоторое представление о многогранности общественных коллизий и исторических поворотов, которыми они определялись. Надеюсь, читатель сам разберется, кто в какое время за какую жизнь и свободу шел на бой или уклонялся от него, и почему даже самым достойным добиваться успеха удавалось далеко не всегда. Интересующиеся прошлым найдут в книге, выражаясь аллегорично, кусочки смальты для воссоздания его мозаичной картины.

Как у миллионов, мои цели и мотивы участия в происходящем, а также оценки прошлого и настоящего не раз корректировались и существенно изменились под воздействием происходивших перемен, накопления жизненного опыта, пропаганды и размышлений. Поэтому вместе с воспоминаниями о своем непосредственном отношении к событиям и процессам прошлого высказываю и оценки, сложившиеся позже.

Обдумывая свою жизнь, пришел к выводу, что ее первую часть я учился ничего не бояться, вторую – никому не верить, последнюю – никого ни о чем не просить, как принято в уголовном мире. В своих десятилетиях я не избежал искушений доверчивости и неверия, смелости и свободы. Пусть не покажется претенциозным самолюбованием: в книге показано, что не бояться, не верить, не просить мне удавалось не сразу и не всегда, да и получалось это часто не в результате осознанного решения. Для объяснения этого мне показалось нелишним привести даже неприятные эпизоды моего прошлого и многие мелочи, влиявшие на меня, или характеризовавшие среду обитания.

Подобным непростым путем – осознанно или нет – к освоению своих гражданских прав и свобод в постсоветском пространстве продвигаются десятки миллионов людей. Но книга рассказывает только о том, как это получалось у меня – одного из участников провалившегося коммунистического эксперимента и начавшейся трудной либерализации.

Чтобы размышлять и писать о себе и окружавших, потребовалось вспомнить события, в которых участвовал, что видел, слышал, чувствовал и думал, как действовал, и нередко оценить все заново. Использовал сохранившиеся личные бумаги, разрозненные записки, письма, а также публикации. Многое пришлось проверять, уточнять и дополнять по записям, воспоминаниям и письмам родителей и других родственников, а также по рассказам, письмам и рукописным материалам друзей и знакомых. Обращался также к опубликованным воспоминаниям и исследованиям современников, к прессе разных лет, к документам различных учреждений и некоторым материалам Государственного архива РФ, Российского архива социально-политической истории, Центрального архива Министерства обороны РФ, Российского государственного военно-исторического архива.

Моя решимость пополнить огромную и продолжающую расти литературу о событиях и людях последних 85 лет воспоминаниями о себе, близких и знакомых поощрялась усилением общественного внимания к жизни рядовых участников истории. Когда талантливых писателей для ее отражения стало недоставать, возросло количество мемуаров высокопоставленных персон и их советников, а затем хлынул поток книг-воспоминаний множества рядовых участников нашей жизни, различного рода «солдатских мемуаров». Это и придало мне смелости записать свои «старческие россказни, – как выражался В. Соллогуб, – о том, что было, так как в будущем ничего предвидеться уже не может».

О рассказанном здесь имеются разные мнения. Моя жена считает, что писать о себе, даже о своих недостатках, нескромно и неприемлемо. А хороший друг советовал писать только о том, что «действительно значимо, что вызывает общий интерес». Существует мнение, что авторы мемуаров всегда намеренно или невольно стремятся обелить себя, или же уходят в другую крайность – выворачиваются наизнанку перед читателем. Наверное, это правда. Старался крайностей избегать. Писать о себе неловко, выявлять общественно значимое нелегко, ведь действия мои обычные, мысли не отличаются глубиной, а чувства – яркостью, и общего интереса вызвать не могут. И литературным даром представить повседневное увлекательным я не обладаю. Но уж если решился и написал, не осталось ничего иного, как следовать С. Моэму, который считал, что «удовлетворения писатель должен искать только в самой работе и в освобождении от груза своих мыслей, оставаясь равнодушным ко всему привходящему – к хуле и хвале, к успеху и провалу».

И. Кривогуз

Москва, январь 2013 г.