Читать книгу Повесть о Сером Лисе: семейные ценности - - Страница 11

Несмотря на ощущение чистейшего счастья, которое Бьерн испытывал все время, что проводил с Эсперансой, этот день у него тоже не задался. Был ли тому виной контраст между этой новой удивительной жизнью и буднями, количество внезапно навалившейся на инквизитора работы в сочетании с недостатком сна или тот надлом, что он ощущал в своих убеждениях, он не знал.

Пока они гонялись за лордом Дарвином, в городе активизировалась очередная ячейка борцов за права магов. Эти назывались “Синими птицами” и вели себя довольно вызывающе. На памяти Бьерна это была не первая и не последняя организация, избравшая запугивание и нападения на горожан с помощью магии главным способом своей борьбы. Благо, такие ячейки служили неплохим магнитом для всех скрывающихся и не зарегистрированных магов, что позволяло арестовывать их скопом. Это была привычная, хорошо знакомая работа. Но она требовала много времени и сил.

А сегодня, как назло, пришел приказ начать очередную проверку подростков на магические способности. Это уже вызывало только глухое раздражение и головную боль.

Выругавшись про себя, Бьерн все же вызвал секретаря и приказал собрать ответственных за проведение этого мероприятия. Ежегодная проверка была необходимой, но обременительной обязанностью. Надо признать, что глава городской инквизиции прекрасно чувствовал себя, ведя расследования против магов-отступников или даже сталкиваясь с очередным магическим взрывом, угрожающим безопасности города. Но сложная бюрократическая процедура и скрытая за ней правда о печальном будущем выявленных магов, были самой нелюбимой частью его работы. В этом году, когда он мучительно терзался вопросами о своей службе, это должно было стать тяжело вдвойне.

Частично из человеколюбия, частично под давлением светских властителей, желающих использовать магию в своих интересах, церковь еще век назад отказалась от тотального уничтожения магов. Вместо этого было придумано изолировать их вдали от людей в специальных поселениях-резервациях, где они должны были жить под контролем церкви. Сначала в такие поселения отправлялись только маги, добровольно рассказавшие о своих способностях и желающие участвовать в изучении магии для всеобщего блага. Но постепенно регистрация и выселение в резервации стали обязательными для каждого, наделенного силой.

К сожалению, если мага не застигли с поличным в процессе колдовства, существовал только один надежный способ его выявить – артефакт-детектор, созданный в годы магических войн. И этот детектор существовал в единственном экземпляре. Многие маги и церковники бились над попытками создать его работающую копию, но пока безрезультатно. Потому детектор оставался одним из самых охраняемых сокровищ церкви.

В целях безопасности было создано множество точных, но не работающих копий артефакта, путешествующих по городам и весям наравне с подлинником. А чтобы хоть как-то выявлять магов в тех местах, куда детектор не успевал попасть, существовала сложная система признаков и вопросов, ответы на которые должны были указать на потенциальных обладателей дара. Раз в год в каждом мало-мальски крупном населенном пункте инквизиция проводила тотальную проверку всех молодых людей от тринадцати до двадцати лет, в возрасте, когда магия обычно проявляла себя. В отсутствие детектора подростков, вызывающих подозрение комиссии, отправляли в особый временный лагерь. Если по достижении ими двадцати лет магия не проявлялась, молодых людей отпускали. В противном же случае, отправляли в резервацию.

В этом году Ронгарду повезло. В город приедет настоящий детектор. Бьерн должен бы радоваться, что на этот раз ему не придется отправлять во временный лагерь множество детей, но мысль об артефакте и Эсперансе наполняла сердце дурными предчувствиями.

И словно подтверждая опасения Бьерна, незадолго перед совещанием в его дверь постучал брат Санрес. С ночи операции против лорда Дарвина этот чрезвычайно аскетичный и добродетельный инквизитор внушал своему руководителю смутные опасения. Тот не мог пока решить, было ли дело в амбициях брата Санреса, которые он уже успел показать, или в его фанатичной, лишенной сострадания и сомнений, вере. Но каждую встречу Бьерн интуитивно ждал от него удара в спину.

Вот и сейчас брат бесшумно проследовал от двери, крадясь по кабинету, как большая кошка, и обратился к главе инквизиции с мягкой пасторской улыбкой:

– Благословите, преподобный, ибо испытываю я сомнения в делах своих.

– Создатель благословит тебя и отпустит грехи твои, – ответил ему Бьерн установленной церковной формулой, и жестом указал на кресло, – присаживайтесь, брат. Что за сомнения вы испытываете?

– Все дело в этом грешнике, Сером Лисе, коего прибрал Создатель вместе с богомерзким лордом Дарвином, – ответил Санрес.

Только многолетняя выдержка позволила старшему инквизитору ни единым жестом не выдать, как взволновал его этот вопрос. Холодно-равнодушным голосом он уточнил:

– Но как вы верно заметили, он уже предстал перед Высшим Судом. Что же остается нам?

– Да, но мне не дает покоя мысль, что не мы покарали этого мага, – в устах Санреса это слово прозвучало, как ругательство, – и то, что этот еретик, осмелившийся осквернить нашу святую обитель, оказался вовлечен в борьбу с дьявольским порождением.

– Позвольте напомнить вам, брат, что магия не признается ересью сама по себе, а взлом и кража – дела уголовной полиции, тем более, не являются церковными преступлениями, – одернул подчиненного Бьерн, – что же до появления Серого Лиса в приюте, детектив Ригориус сумел установить, что он давно оказывал покровительство сиротам. Это ни малейшим образом не обеляет его от сокрытия магических способностей, но в данном деле он оказался скорее жертвой, чем злодеем. А в остальном нет смысла преследовать мертвых.

Взгляды двух служителей церкви схлестнулись. Оба понимали, что под личиной сдержанной религиозности и споров о доктрине между ними шла борьба за место, которое каждый из них считал своим по праву.

– Кстати, о сиротах, – заговорил Санрес после некоторой паузы, в ходе которой он вроде бы погрузился в раздумья, – их души могли быть осквернены долгим соседством с богомерзким магом, скрывающимся под видом монахини. Дозволите ли вы мне проверить их на наличие магии в ходе ежегодной проверки?

И снова главе инквизиции с трудом удалось скрыть недовольство от вопроса. В отличие от некоторых братьев, полагающих магию скверной, которой можно заразиться при недостаточной душевной чистоте, Бьерн считал ее скорее болезнью, проявляющейся у одних и щадящей других. И он отнюдь не ждал, что среди бывших подопечных вампирши окажется больше магов, чем в любом другом детском приюте. Тем более, сразу после инцидента они, по настоянию Тифуса, проверили всех детей, чтобы убедиться, что сестра Анжела или Дарвин не обратили в вампира кого-то из них. Но детьми занималась Умка, которая очень нервно реагировала и на стражей порядка, и на представителей церкви. Бьерн счел, что не стоит лишний раз подпускать к будущей падчерице столь ревностного служителя Создателя, как Санрес. Однако во избежание дальнейших расспросов требовалось бросить этому псу господню кость, которая займет его на достаточное время.

– Брат Санрес, мне кажется, что такое дело не совсем отвечает вашим талантам, – ответил, наконец, старший инквизитор, – под моим началом мало есть столь благочестивых и ответственных людей, как вы, а потому я хотел поручить вам не проверку одного приюта, а организацию всей процедуры. Мне кажется, это занятие, как никакое другое, позволит вам проявить все свои способности на почве служения Создателю. Тем более в этом году мы ожидаем прибытие детектора, и, помимо обычных проверок, нам требуется организовать достойный прием для епископов курии, сопровождающих его.

Фанатичный блеск, вспыхнувший в глазах брата Санреса, подсказал Бьерну, что он был прав, скидывая на него столь почетную, но хлопотную работу. При должной удаче был даже шанс избавиться от излишне активного подчиненного, обеспечив его карьерными возможностями в Святом Граде. Пока надеяться на это было рано.

Но хищное довольство брата Санреса имело еще одну подоплеку, укрывшуюся от его начальника. Монах, искренне уверенный в особой миссии, уготованной ему Создателем, болезненно переживал тот факт, что он не только не был тем, кто сразил вампира, но и оказался среди попавших под магический контроль и повернувших оружие против своих братьев. К счастью, воспоминания об этих событиях стерлись из памяти Санреса под воздействием богомерзкой магии, и он знал о произошедшем только по рассказам других. Бьерн же не поощрял членов штурмовой группы вспоминать подробности той ночи. Двое инквизиторов пали от руки своих соратников, и он не хотел возлагать на убийц груз этого знания. Однако, один из братьев, которому повезло сохранить сознание в течение всего дела, пожелал исповедаться Санресу. Этот инквизитор был уверен, что видел не только как преподобный Лефрид сражался против вампиров бок о бок с Серым Лисом, принимая его магическую помощь, но и, кажется, помог ему скрыться во время пожара.

Именно поэтому брат Санрес так упорно хотел получить возможность допросить детей из приюта, и особенно девицу Снипкин. В странной связи между Серым Лисом и господином Лефридом амбициозный монах видел инструмент, с помощью которого можно будет расчистить себе кресло главы городской инквизиции. В конце концов, не просто же так его начальник поселил в своем доме и беспризорницу Снипкин, и шлюху-певичку, которая, по слухам, долгие годы была любовницей Лиса. Монах был уверен, что новости о помолвке, которые будоражили братию, были не более, чем прикрытием.

Позже, тем же вечером, после изнуряющего совещания по организации проверки, Бьерн, наконец-то, вернулся в свой кабинет, где его ждало письмо от матери. И письмо это отнюдь не способствовало хорошему настроению. С момента публикации объявления о помолвке прошло больше недели, и госпожа Лефрид своим долгим молчанием красноречиво выразила свое отношение к происходящему. В письме она, все же приглашала сына посетить ее, правда одного, в ближайшее воскресенье. А заодно мимоходом упомянула, что в город приехал старший брат инквизитора, Николас. Вся семья в сборе и вызывает его на ковер. И хотя он ждал чего-то подобного, осознавать, что отношения с родными теперь превратятся в тяжелый бой, было грустно.