Читать книгу Бесстрастный - - Страница 3

Нико вовсю исследует комнату, стремясь попробовать на зуб все, что попадает под руку. Глядя на него, я размышляю. Охранники опешили, услышав от ребенка имя «Нико». Оказывается, так зовут хозяина дома. Я называю мальчика этим именем, потому что незнакомка выкрикнула его напоследок. Возможно, она имела в виду хозяина? Возможно, у малыша совсем другое имя?

– Солнышко мое, как тебя зовут?

– Би-би, би-би! – Малыш лупит кулачком по двери, копируя мои действия и требуя спуститься вниз, чтобы снова посмотреть на красивую машину.

Да, машина пришлась бы очень кстати, чтобы смыться отсюда.

Изо всех сил колочу по двери, но при этом улыбаюсь, чтобы не напугать ребенка. Он принимает это за игру и продолжает лупить по деревянной раме. Мы оба кричим: «Эй! Эй!», пытаясь привлечь хоть чье-нибудь внимание. При этом малыш смеется, а я чуть не плачу.

Сдавшись, выхожу на балкон, осматриваюсь. Унылый зимний пейзаж не обещает ничего хорошего. По саду бегают овчарки, у кромки леса вооруженная охрана. Сколько их здесь?!

Никто не спешит отпускать меня на волю, да я и не уйду, пока не буду убеждена, что о ребенке позаботятся.

Вернувшись в комнату, сажусь на диван.

– Иди ко мне, малыш! Ты мой хороший мальчик, да?!

Малыш косится на меня и кивает.

– Оши лени лени!

Полагаю, «оши» означает хороший. А лени? Не знаю. Он и вчера бормотал нечто похожее, но я понимаю далеко не все.

Комкаю пару страниц журнала и подбрасываю в воздух, как мячик. Малыш рад новой игре. Сев на пол, ползет ко мне на попе. Какое-то время мы играем. Он пытается поймать мяч, старается, насупив брови.

В этот момент он выглядит копией хозяина дома.

Мы так увлечены, что оба вздрагиваем, когда открывается дверь.

Мужчина в джинсах, сопровождавший хозяина дома при первой встрече, заходит в комнату. Оставляет дверь открытой, ради провокации, не иначе.

– Я Орсон.

Долго смотрит на меня, как будто ждет особой реакции на его появление или имя. Не дождавшись, пожимает плечом. Походкой хищника, уверенного в своей неотразимости, проходится по комнате и плюхается в кресло. Сидит развалившись, как будто в кресле, а то и во всей комнате недостаточно места, чтобы вместить его огромное эго.

Малыш доверчиво улыбается и протягивает Орсону наш бумажный мячик, бормоча нечто похожее на «дя-дя». Перманентная ухмылка на лице Орсона не меняется, не смягчается. Он так и оставляет малыша на ковре с протянутой рукой и поворачивается ко мне.

– Начинай с самого начала! – делает приглашающий жест.

Я готовлюсь к нашему разговору, как к выпускным экзаменам. Нервничаю и тщательно подбираю каждое слово.

Если судить по поведению Орсона на крыльце, у него с хозяином дома неформальные отношения, так что, скорее всего, босс прислал его разобраться в ситуации. С охраной я откровенничать не стану, но с этим самовлюбленным красавцем придется поговорить, раз уж сам хозяин к нам не спешит.

Начинаю с самого главного.

– Я не имею никакого отношения к ребенку или к вашему боссу. Я здесь… в этом поселке проездом. Остановилась в доме знакомых. Вчера на участке внезапно…

– Кто ты? – перебивает, с интересом приподнимая бровь.

– Никто, – отвечаю уверенно. В таком виде я и выгляжу как никто. Во мне уж точно не заподозришь жемчужину синдиката. Одета кое-как в чужие старые и мешковатые вещи, пахнущие заброшенностью и сыростью. Растрепанная, без косметики, с синяками под глазами от усталости и тревоги.

Орсона веселит мой ответ.

– Совсем никто?

Небрежно веду плечом.

– В данной ситуации я никто, потому что не имею отношения к…

Он снова перебивает.

– Ребенок назвал тебя Ада. Назови свое полное имя!

– Ада… Томпсон. – Будем надеяться, что в сети сотни девушек с этим именем.

– Откуда ты?

– Из небольшого города на востоке Невады. Работаю в библиотеке, живу одна, – выдаю заранее придуманный ответ. Восток Невады хоть и принадлежит центральной группировке, однако между нею и моим отцом, управляющим южной ветвью синдиката, держится шаткое перемирие. Так что за шпионку меня посчитать не должны.

Орсон морщится, чуть ли не плюется. Его Красивейшеству противно тратить драгоценное внимание на девушку, которая никто и ниоткуда, да еще и выглядит кое-как.

Меня радует его реакция. Похоже, он поверил, что я всего лишь туристка с чужих земель без привязок к синдикату.

– Семья есть? – спрашивает небрежно.

– Родители погибли в аварии несколько лет назад, так что я сирота.

Последнее слово звучит искренне. Со смертью мамы исчезла и моя семья. Остались двое холодных, жестоких мужчин, для которых я не дочь и не сестра, а предмет выгодного обмена. Козырь.

– Друзья есть?

– Близких нет.

– Совсем ни с кем не дружишь? – кривит рот в усмешке.

– У меня была собака, но погибла.

Я не удивляюсь этой неожиданной добавке к моему придуманному прошлому, так как всю жизнь мечтаю о собаке.

Орсон хмыкает.

Кряхтя, малыш подтягивается на ноги, держась за его брючину. Покачиваясь, сует пальцы в рот.

– Ням ням ням лени лени.

Орсон хмыкает.

– Рассказывай, откуда он взялся! – Подбородком указывает на малыша.

Сжав руки в замок, делаю глубокий вдох и рассказываю о происшедшем. Судя по тому, что Орсон продолжает усмехаться, особого доверия ко мне он не испытывает. Когда я прошу его узнать, что случилось с незнакомкой, и помочь ей, он только приподнимает брови.

Приходится продолжить.

– Незнакомка заверила меня, что на седьмом участке ребенок будет в безопасности, однако большего я не знаю. Клянусь! И еще… я тороплюсь. Меня ждут знакомые, и, если я скоро не появлюсь, они станут волноваться. Как только хозяин дома заверит меня, что о мальчике позаботятся, я уйду. Я должна срочно с ним поговорить! Пожалуйста, помогите мне!

Мое терпение отсчитывает заветные секунды.

Малыш хватает мужчину за палец и тянет в рот.

– Ням ням ням!

Я не считаю нужным пояснить, что малыш голоден, мальчик сам все объяснил на универсальном языке.

Орсон поднимается. Подхватив мальчика, сажает его на ковер и направляется к двери.

– Что будет дальше?! Хозяин придет? Я могу уйти? – спрашиваю вслед.

Он не отвечает и даже не замедляет шаг. Если он решил, что я солгала, то может оставить меня здесь на долгое время, поэтому бросаюсь следом за ним. Настигаю его у самой двери и цепляюсь за футболку мертвой хваткой.

– Подождите, не оставляйте нас! Мальчику нужна помощь! – Я не собиралась говорить об этом ни с кем, кроме хозяина, однако кажется неправильным и опасным скрывать увиденное. Даже если находка может привести к самым плачевным последствиям. Для меня.

Орсон критически смотрит на меня через плечо, однако останавливается. Склоняет голову, показывая, что согласен подарить мне еще пару минут внимания.

– Посмотрите! – Подхватываю мальчика на руки, кладу на диван и задираю рубашонку. – Вот! Я заметила синяки, когда меняла подгузник. По форме они похожи на отпечатки пальцев, как будто малыша грубо сжимали. В крупных руках, думаю, мужских. Клянусь, я не имею к этому отношения! Я бы никогда не причинила ему зла. Вот, посмотрите, у меня маленькие руки…

Орсон отмахивается от моих оправданий. Улыбка исчезает с его лица, сменившись бледностью. Сжав зубы, он молча разглядывает синяки. В его серых вечно смеющихся глазах появляется огонь.

– Нико играет, гулит, хорошо ест и спит. Выглядит нормальным здоровым ребенком. Я не заметила других внешних травм, однако на всякий случай нужно, чтобы ребенка осмотрел врач.

Отвернувшись, Орсон быстрым шагом выходит из комнаты. Я не успеваю проверить, запер он дверь или нет, как он возвращается с листом бумаги и карандашом.

– Врача я организую, а пока напиши, что вам с ребенком понадобится. Еда, одежда, игрушки. Все пиши!

– Подождите… мне ничего не нужно! Мне пора домой! Я видела в доме женщин, кто-то из них наверняка сможет помочь хозяину с ребенком… или он сам справится… Все заметили, что мальчик очень похож на вашего босса. Наверняка он его сын! Я не знаю, что случилось и как это вышло, но не имею к этому никакого отношения! Прошу вас, отпустите меня!

– Я вернусь за списком через десять минут.

Уходит и захлопывает за собой дверь.

С шумным выдохом плюхаюсь на диван.

– Ням ням ням! – с укором говорит малыш.

Вздохнув, кладу бумагу на журнальный столик и пишу список необходимого. На слезы и истерики нет ни сил, ни времени.

Орсон вскоре возвращается, как и обещал. Долго рассматривает составленный мной список, топчется на месте, морщится, потом спрашивает.

– А ему не надо… ну… – Тычет себя в грудь и… краснеет?

Это он про грудное вскармливание так спрашивает?!

– И что, если надо? Среди ваших охранников есть волонтер? – не могу сдержать сарказма. Устало вздохнув, качаю головой. – Я понятия не имею, сколько малышу месяцев и что он ест. Я вообще никогда не имела дела с детьми, но постаралась составить список возможных продуктов, а там посмотрим.

Мужчина кивает и уже собирается уйти, но останавливается в дверях.

– С чего ты решила, что мальчика зовут Нико?

– Уходя, незнакомка произнесла это имя, и я решила, что так зовут мальчика, однако он не всегда на него откликается. Возможно, она имела в виду, что хозяина дома зовут Нико. Пусть он сам разбирается с именем ребенка. Послушайте, я обо всем вам рассказала, добавить нечего. Попросите кого-нибудь из прислуги присмотреть за ребенком и отпустите меня. Мне пора.

Во рту расплывается горечь от этих слов. Мне безумно страшно и хочется бежать, но… кто присмотрит за малышом? Где хозяин? Даже не поздоровался с ребенком, не посмотрел на него, не успокоил. Отвернулся и ушел. Оставил чужих людей делать для ребенка то, что является правом и обязанностью родных.

Орсон уходит, не отвечая на мой вопрос и ничего не обещая.

– Ада! – улыбается малыш, хватая меня за руку и показывая на наш газетный мячик.

– Да, солнышко. Я Ада, и у меня больши-и-ие проблемы.

*

Минут через двадцать малышу приносят еду на выбор. Полная женщина лет шестидесяти в униформе местной прислуги держит поднос и угрюмо поглядывает на сопровождающего ее охранника. Очевидно, что ей очень хочется что-то сказать, но болтать со мной ей запретили.

Поставив поднос на журнальный столик, она показывает на одну из плошек.

– Это свежий творог, а вот тут фрукты…

– Все, пошли! Тебе велено молчать! – ворчит охранник.

Женщина неохотно следует за ним, но на прощание бросает на малыша взгляд, полный доброты и нежности.

– До чего же он хорошенький! – восклицает. – У нас детского питания нет, но на подносе много полезного и подходит для малыша…

Впервые с момента прибытия на участок номер семь мне становится легче. Здесь есть добрый человек, который желает Нико добра. Значит, скоро меня отпустят.

Я должна убраться отсюда как можно скорее.

Через пару минут приносят второй поднос с едой для меня, тоже несколько блюд на выбор. К тому времени я уже вымыла карапузу ручки, и он набил себе рот творогом и теперь увлеченно рисует соцветием брокколи на поверхности журнального столика.

Аппетита у меня нет, однако заставляю себя проглотить половину бутерброда. Даже не замечаю, с чем он. Не чувствую вкуса.

Через час уже знакомый охранник приносит мешки с вещами для ребенка: подгузники, сменную одежду, детское мыло, влажные салфетки, пеленки и прочее. Наверняка я многое забыла, однако, не имея опыта с детьми, горжусь своими покупками.

Остальную часть дня мы проводим в играх, благо игрушек нам привезли целую кучу. Заметив в пакете игрушечный пистолет, откладываю в сторону. С ума сойти! Ребенку еще года нет, а они…

В том, что хозяин работает на синдикат, сомнений уже нет, как и в том, что он занимает высокую должность. Его имя – тоже Нико, как и у ребенка, – ни о чем мне не говорит. Пытаюсь выпытать полное имя хозяина у охранника, но он притворяется глухим.

Запрещаю себе паниковать. В синдикате немало богатых людей. Хозяин дома может оказаться торговцем, владельцем отелей, клубов, бизнесов… да кем угодно. Мало кто из богатых людей имеет отношение к правящей группировке. О моем побеге отец объявлять не станет, так как это позор для семьи. Розыск будут проводить тайно, поэтому никто из здесь живущих не увидит мою фотографию в газетах или новостях.

Да и с какой стати хозяину дома мной интересоваться? Вид у меня не ахти какой, никто и есть никто. Не стою второго взгляда, Орсон это подтвердит.

Для себя я не попросила ничего, даже зубной щетки. Упорно надеюсь, что меня скоро отпустят. Как только хозяин удостоит меня вниманием, пообещаю ему молчать о случившемся и уеду. Зачем ему меня удерживать? Я даже имени его не знаю, поэтому не смогу никому рассказать о внебрачном ребенке. В синдикате к этому относятся серьезно, здесь все по старинке, согласно традициям. Балом правят старые и порой недобрые ценности.

Ужин нам приносят вкусный, однако со мной никто не разговаривает. Прислушиваясь к тишине в доме, пытаюсь справиться с нервным напряжением, которое бурлит и просится нарушу. Слезами, криками, истерикой.

Укладываю малыша спать и успокаиваю себя, что пребывание в чужом доме может обернуться в мою пользу. Отец уж точно не станет искать беглую дочь на принадлежащем незнакомцу участке. А когда меня отпустят, уговорю охрану вывезти меня за пределы поселка, а то и города. Их уж точно не остановят и не станут допрашивать.

Малыш забавно сопит во сне, и я тоже закрываю глаза, убаюканная тишиной и форсированным оптимизмом.

Просыпаюсь внезапно, будто от толчка. Вокруг темно, в саду никаких фонарей, однако с правой стороны балкона виден ареол света. Поднимаюсь с постели, бесшумно приоткрываю дверь балкона. Влажный дух зимы леденит голые коленки, стягивает кожу. За неимением пижамы я легла спать в футболке и стрингах, и теперь от холода покрываюсь ледяными мурашками с головы до ног. Потянув край футболки ниже, осторожно выглядываю на балкон.

И замираю.

Через балкон от меня стоит хозяин дома. Одна рука на перилах, другой он развязывает галстук и массирует шею. Его пиджак расстегнут, рядом на широких перилах стоит бокал со льдом и темной жидкостью. Виски?

Если хозяин и знает, что я за ним наблюдаю, то ничем это не выдает.

От него веет властью, опасностью и большими проблемами. Для меня.

Сглотнув, потираю враз пересохшее горло. Не позволяю себе глазеть и фантазировать. Разумный человек скажет, что середина ночи не время приставать к опасному мужчине с моими проблемами. Особенно к этому мужчине, чья энергетика прибивает меня к земле. Затягивает. Пугает. Вызывает интерес и любопытство.

Однако сейчас мне не до сигналов разума. Кто знает, когда этот пуп земли уделит мне время и внимание. Если сейчас не рискну, так и буду сидеть взаперти.

На размышления уходит от силы десять секунд, а потом я шагаю на балкон…

И тут же отступаю, вспомнив, в каком я виде.

Словно очнувшись, мужчина берет бокал и скрывается в комнате.

Балансируя на одной ноге, в спешке натягиваю джинсы. Выскакиваю на балкон, плотно закрыв дверь на случай, если малыш проснется.

– Подождите! Нико! – выдавливаю из себя странным полукриком-полушепотом, чтобы не разбудить ребенка.

Однако дверь его балкона остается закрытой. Он меня не слышит или игнорирует.

Чем я заслужила такое отношение?!

Это не моя вина, что незнакомка от него забеременела! Во всей этой истории нет ни капли моей вины! Он что, так и собирается меня игнорировать и держать взаперти?

Ну уж нет!

Особо не раздумывая, карабкаюсь на перила, тянусь и хватаюсь за перила следующего балкона. Повисаю на них, как обезьянка. Повторяю про себя, как мантру.

– У меня всегда был высший балл по гимнастике, всегда был высший балл…

Наверное, это действует, потому что мне не страшно. А ведь, по идее, я должна быть в ужасе от происходящего и от собственного безрассудства. Вокруг так темно, что не видно земли. Босые ноги заледенели от холода. С усилием перекидываю ногу через перила и приземляюсь на следующем балконе. Не позволяя себе одуматься, повторяю трюк и оказываюсь перед балконной дверью спальни хозяина дома.

Комната оформлена в воистину спартанском стиле. Никаких картин, украшений, покрывал или декоративных подушек. Огромная кровать с бельем грифельного цвета. На письменном столе закрытый планшет, на кресле небрежно брошены пиджак и галстук. Открыта дверь в гардеробную.

На полу ворсистый ковер.

Хозяина в спальне нет, однако дверь в ванную приоткрыта. Если он моется, то я окоченею на балконе, пока его дождусь.

Пробую балконную дверь, и, к моему удивлению, она открывается. Я оказываюсь в чужой спальне. Его спальне.

От холода стучат зубы. Если он застанет меня в таком виде, то решит, что зубы стучат от страха. После секундного колебания кутаюсь в его пиджак, сажусь в кресло и слушаю шум воды.

Сижу и не представляю его в душе, нисколько. Не думаю о том, каким способом он заработал свои немалые мышцы, которые не скрывает пиджак. Не гадаю, что означают татуировки на его руках и на шее. Не задаюсь вопросом, где еще у него татуировки.

Именно обо всем этом я не думаю и уж совершенно точно не нюхаю его пиджак. А если и нюхаю, то только потому, что в академии нас учили разбираться в мужских парфюмах. Древесные и цитрусовые нотки смешиваются с запахом мужчины, и от этого аромата поджимаются пальчики на ногах.

В принципе, это радует, потому что я уже всерьез думала, что отморозила эти самые пальчики.

Пытаюсь расслабиться и жду.

Жду.

– Я велел охране, чтобы они предоставили все, что вам нужно. Разве они что-то упустили? – раздается глубокий, хрипловатый голос из ванной.

Удивляться нечему. Хозяин дома, конечно же, знает, что я в его спальне. От таких, как он, не скроешься. Наверняка заметил меня на балконе, поэтому и ушел, не желая общаться. Однако не знал, насколько я упертая и безрассудная, поэтому не запер балкон. Нормальные люди заходят через обычную дверь, которая у него наверняка закрыта.

Молодец, Ада, перехитрила его, счет один/ноль. Хотя… сейчас узнаем, в мою ли пользу.

Он задал вопрос, а я до сих пор не ответила. Нервничаю, не могу усидеть на месте. В сложных ситуациях предпочитаю смотреть людям в глаза.

Поднимаюсь и иду к ванной, но в последнюю секунду вспоминаю, что он моется, и резко отворачиваюсь.

Сказываются недосып и стресс, мозг еле варит.

Так и стою в дверях ванной, глядя в сторону.

– О нас с малышом позаботились, но… Единственное, что мне нужно, – это поговорить с вами. – Стараюсь, чтобы голос не дрожал. От холода, от чего еще? – Прошу вас, уделите мне несколько минут!

– Вы позволите мне одеться, или это настолько срочно, что придется остаться голым?

Краснею, как девчонка, и заставляю себя отойти в сторону. Ноги еле двигаются. Твержу себе, что это из-за холода, а не потому, что присутствие этого мужчины словно намагничивает мое тело и держит его под контролем.

Сажусь обратно в кресло у стола. Одевшись, хозяин дома подходит к встроенному в стену бару, и только тогда я поднимаю голову. На нем тренировочные брюки и белая футболка. Он босиком. С влажных волос стекают капли. На массивных предплечьях татуировки. Мне не привиделись его мышцы, здесь и вправду есть на что посмотреть. Я не особо падкая на смазливую мужскую внешность, иначе была бы сражена Орсоном. Дело не во внешней привлекательности хозяина дома, а в его давящей, мощной энергетике. И в осязаемой силе.

Одной рукой он может переломить меня надвое, однако меня поражают не столько его мышцы, сколько ощутимая сила его влияния.

Пока он разливает напитки, я наблюдаю за ним. Что-то в его лице кажется смутно знакомым, но не могу уловить что.

Он протягивает мне бокал, на дне которого плещется янтарная жидкость. Заставляю себя выпить одним глотком, долго кашляю, зато по телу расплывается столь необходимое тепло.

Мужчина выходит в гардеробную и через пару секунд возвращается с парой теплых носков. Кладет их передо мной и взглядом показывает на мои ступни нездорового синеватого оттенка.

Послушно надеваю носки.

– Итак, вы завладели моим вниманием! – говорит он, прислоняясь к стене. – Что такого важного вы хотите мне сказать, что заставило вас рискнуть жизнью? Дважды.

Ну да, два балкона, два пируэта.

– Меня зовут Ада… Томпсон. Я здесь проездом, остановилась в доме знакомых… – Слово в слово повторяю свою историю. Все, что касается ребенка, – правда. Все, что касается меня, – нет.

За время моего рассказа выражение его лица не меняется, он ничем не выдает свои чувства в отношении ребенка. Или меня. Вообще ничего не выдает.

Когда я заканчиваю, он кивает.

– Орсон рассказал мне вашу версию событий.

Вашу версию.

Это плохо, очень плохо. Значит, они мне не верят.

От тепла и виски у меня горят щеки. Я сожалею, что выпила, хотя и немного. Для такого разговора необходимо быть полностью трезвой.

– Это не моя, а единственная версия событий. Незнакомка отказалась от моей помощи. Я не знаю, от кого она убегала, но… мне кажется, ее поймали. Я слышала ее крики. Вы наверняка знаете, кто она такая и почему спешила к вам. Вы… должны ей помочь. Пожалуйста! Вчера я попросила Орсона помочь ей и вызвать ребенку врача. Малыша срочно нужно осмотреть. И узнать, кто оставил на его ребрах синяки. И… наказать того человека.

Последние слова звучат яростно, кровожадно. Заставляю себя прикусить язык. Надо говорить только о фактах, эмоции здесь неуместны.

– Наказать? – Хозяин дома приподнимает бровь.

Ну как тут сдержишь эмоции?

– Да. Накажите этого человека, пожалуйста.

Он кивает. Вроде обычное движение, но оно запечатлевается во мне обещанием. Внутри вдруг разливается спокойствие. Виновника накажут, я в этом уверена.

Эта уверенность дает мне смелость продолжить.

– Охранники заметили сходство между вами и ребенком и решили, что он ваш сын, а я его мать, которая явилась шантажировать вас и требовать денег. Но вы прекрасно знаете, что мы с вами никогда… – Мои щеки полыхают факелами. От виски и тепла комнаты, других причин быть не может. Опускаю взгляд и откашливаюсь. – Мы с вами никогда не… заводили детей, так что вы знаете, что я здесь ни при чем. Просто оказалась в нужное время в нужном месте. Незнакомка была ранена и боялась, что не добежит до вас, поэтому попросила меня о помощи с ребенком. Вот и все, больше я ничего не знаю и знать не хочу. Будущее ребенка вы будете обсуждать с его матерью, а моя роль в этой истории завершена. – Напрягаюсь всем телом, переходя к главному. – Мне пора ехать… к знакомым, я не могу здесь задерживаться. Я ничего не знаю ни о вас, ни о ребенке и никому не расскажу о случившемся. Клянусь!

В моем голосе проскальзывают высокие ноты эмоций, поэтому заставляю себя замолчать.

– Женщина сказала, что мальчика зовут Нико?

– Она выкрикнула это имя, уходя, и я решила, что она имела в виду мальчика. Но если вас тоже зовут Нико, то либо она имела в виду вас, либо… Возможно, она назвала ребенка в вашу честь?

Опускаю взгляд, не желая знать ответ. Или желая, но скрывая это.

Он подходит к окну, долго смотрит в темень, потом одним махом допивает виски и ставит стакан на подоконник.

– У меня были неотложные дела, и я только что вернулся, поэтому не зашел к вам раньше. Я вас услышал. Вы сделали все от вас зависящее, и за это я вам благодарен. Завтра утром мы отвезем ребенка к врачу…

– Мы? – перебиваю и тут же прикусываю язык.

Надо оставаться спокойной, не показывать волнение, однако это непросто. Хочется срочно бежать из этого дома. Дело не в физической опасности, а в другой, еще более страшной. Я всем телом и мыслями ощущаю, как попадаю под влияние хозяина дома, меня притягивает его магнетизмом.

– Да. Мы с вами. – Он голосом выделяет эту фразу. – Раз уж вы оказались спасительницей ребенка, то я очень надеюсь, что вы окажете мне любезность и поможете с ним. Для начала надо сопроводить его к врачу. Орсон пытался вызвать врача на дом, но тот попросил приехать в клинику, так как могут понадобиться снимки. Ребенок к вам привык. Он и так многое пережил, и я бы не хотел причинять ему дополнительный стресс.

Вроде правильные слова, но голос у него словно неживой, и от его тембра мурашки по всему телу. Полный спектр ощущений и чувств – от ужаса до притяжения.

– Да, хорошо… конечно, я съезжу с вами к врачу, – отвечаю, подавив опасения. Несмотря на страх, на душе светлеет. Ведь именно этого я и хотела: убедиться, что о малыше позаботятся. Если бы только на лице хозяина были хоть какие-то эмоции, хоть что-нибудь живое, человечное. Тогда было бы легче ему поверить.

Еще раз осматриваю спальню, но из личных вещей здесь только планшет. Никаких безделушек, документов, предметов быта. Невозможно судить, что за человек хозяин и чем зарабатывает на жизнь.

– Я найду няню, которая позаботится о ребенке, и узнаю, что случилось с его матерью, однако на это уйдет несколько дней…

В груди белым огнем вспыхивает паника.

– Нет! – Вскакиваю с кресла, готовясь биться за свою свободу всеми силами. – Я не могу задержаться на несколько дней. У меня дела, и знакомые будут меня искать…

Мужчина щелкает пальцами, останавливая мой поток сознания. Я толком не улавливаю его движение, однако слова застывают на языке. Никто и никогда не имел на меня такой молниеносный и сильный эффект.

Его голос ровный, на одной ноте, и холодный как воды залива.

– Последние сутки были для вас значительным испытанием, и я очень об этом сожалею. Никто из моих людей больше не станет вас удерживать и принуждать. Я прошу вашей помощи. Ребенок привык к вам. С вашей помощью ему будет легче освоиться в моем доме. У меня нет опыта общения с детьми, и у моих… коллег тоже. Если вы согласитесь задержаться на несколько дней и помочь с ребенком, пока я не найду его мать или другой вариант ухода, то вам предоставят все удобства, а также оплату. – Скользит взглядом по моим старым джинсам и поношенной футболке и называет сумму, которая обычному человеку показалась бы грандиозной.

Вырвавшись из тисков моей жизни, я стала обычным человеком, поэтому деньги придутся очень и очень кстати.

Расширив глаза, я ахаю. Наверное, так повела бы себя обычная девушка, которой предложили щедрую плату за помощь. При этом усиленно подавляю в себе реакцию на черствость его слов.

…«найду его мать или другой вариант ухода»…

Он человек вообще или как?!

Проследив за моей реакцией, он продолжает.

– Когда придет время уехать, мой личный шофер доставит вас куда угодно в целости и сохранности.

Мои напряженные донельзя мышцы понемногу расслабляются. Не могу не признать, что он только что предложил решение самых насущных из моих проблем: как выбраться из закрытого поселка, как покинуть территорию синдиката незамеченной и на какие деньги купить новые документы.

Внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны, это предложение кажется хорошим выходом из сложной ситуации. Никто здесь не знает, кто я такая. Они не интересуются мной лично, только помощью с ребенком. Отец меня здесь точно не найдет, а через несколько дней меня отвезут куда попрошу и заплатят деньги. Вроде идеальное решение, но…

Можно ли доверять этому мужчине?

Нико. 

Татуировки на руках и шее. Сильное, тренированное тело. Бесстрастное лицо. Голос без эмоций.

– Несколько дней, да?

– Да, несколько дней. Вы поможете с подбором няни и убедитесь, что у них с мальчиком налажен контакт и она о нем позаботится.

Он доверяет мне, незнакомке с улицы, выбирать няню для его ребенка?

Девушка, которая провела большую часть жизни запертой в академии, обучаясь теориям воспитания детей, должна оценить способности профессиональной няни?

Будем надеяться, что скоро найдут мать малыша, и она жива и здорова.

Хозяин по-прежнему стоит у окна, но теперь смотрит на меня. Пристально. Рассчитывает, и считывает, и подсчитывает меня, как компьютер.

Сомнения роятся в мыслях, отвлекают, но я не могу поймать их и понять, не могу успокоить копошащуюся внутри тревогу. Опускаю взгляд и замечаю шерстяные носки на моих уже согревшихся ногах. Этот маленький жест заботы, до странного личный в нашем полном незнакомстве, становится решающим фактором.

– Хорошо, – отвечаю шепотом.

Мужчина никак не реагирует на мое согласие. Нет ни облегчения, ни улыбки, ни благодарности.

– Мы можем сейчас посмотреть на ребенка? – спрашивает ровным тоном.

– Да, конечно. Он спит, но мы будем осторожными и не включим верхний свет.

В задумчивости я направляюсь к балкону, но останавливаюсь на полпути, когда слышу его голос.

– Если вы предпочитаете лезть обратно через балконы, то встретимся в вашей комнате. Я пройду по коридору.

В его глазах нет ни смешинки, а меня трясет то ли от нервного напряжения, то ли от смеха. Вот уж точно, не стоило идти к хозяину дома, толком не проснувшись.

Мы идем по коридору, он отпирает дверь моей комнаты.

Нико спит, раскинувшись на диване. Причмокивает во сне.

Нико-старший включает фонарик на телефоне и приглушает свет ладонью.

Я расстегиваю пижаму малыша, показываю синяки на ребрах.

Тишина тикает сердцебиениями, торопливыми моими, медленными хозяина дома. Нико-старший распрямляется, на его лице по-прежнему штиль. В этот момент я почти ненавижу его, хочу толкнуть в грудь, залепить пощечину, сделать ему больно. Потому что никто не может и не должен оставаться бесстрастным при виде следов детских страданий.

Выключив фонарик, он поворачивается к двери.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спрашивает небрежно.

– Не запирайте дверь, пожалуйста. Я не стану никуда лезть и шпионить. И бежать не собираюсь. У нас с вами договор, а я привыкла сдерживать обещания.

Несколько секунд он молчит, и эта тишина, неизвестность и близость тел в темноте будоражат меня, щекочут нервные окончания. Он рядом, я ощущаю тепло его тела, его немалую энергию. Наверное, мы на одной энергетической волне – иначе как объяснить его немеряное влияние на меня?

– Ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная. Мне важно, чтобы вы не обсуждали происшедшее ни с кем, кроме меня и Орсона. Ни с кем, вы понимаете? – Его голос ровный и глубокий, и с каждым словом меня словно окутывает волной его силы.

– Безусловно.

Отступаю назад, прячусь от необычных ощущений. Сейчас не время поддаваться странностям и попадать под влияние опасных мужчин. А в том, что он опасен, сомнений нет. Никаких.

– Пока я не разберусь в случившемся, не смогу гарантировать вам безопасность в случае, если вы покинете мою территорию. Вас могли видеть с ребенком, или его мать могла проговориться, что отдала мальчика вам. Возможно, ребенку тоже угрожает опасность, поэтому…

– Я все понимаю! Не волнуйтесь, Нико! Я не стану ни с кем разговаривать и не выйду за пределы дома без сопровождения.

Сама не ожидала, что назову его по имени. Это оказалось приятно. Чуть неловко и весьма интимно.

– Немного странно называть вас с ребенком одним именем, – признаюсь.

Он продолжает испытывать меня взглядом. Я бы многое отдала, чтобы узнать его мысли.

Отступив на шаг, он наконец отвечает.

– Только близкие друзья называют меня Нико, а таковых у меня немного. Называйте меня полным именем, и тогда не будет проблем. Доменико.

С этими словами он уходит.

Только близкие друзья называют его Нико, видишь ли! Но при этом в его голосе нет ни издевки, ни угрозы, ни улыбки. Говорит как компьютер. Или голос, объявляющий станции в метро.

Доменико. Это имя встретишь нечасто.

Сняв джинсы, ложусь в постель, однако сон не спешит подарить мне покой. Мысли роятся, цепляются одна за другую, но отказываются укладываться в логичные цепочки. Подсознание пытается сообщить мне нечто важное, но я не могу это уловить.

Наконец, сдаюсь и почти засыпаю.

За секунду до падения в сон разгадка взрывается в моих мыслях.

Доменико Романи.

Подскакиваю на кровати. Дрожа, хватаюсь за покрывало. Задыхаюсь. В панике тру костяшками горло.

В академии много времени уделялось разговорам о правящих семьях синдиката. Мы с подругами еще не вышли в свет, поэтому мало с кем встречались лично, только видели родственников сокурсниц и гостей дома. Однако сплетням уделяли уйму времени. Мы выискивали информацию в сети и через знакомых, делились ей, обсуждали. А как можно не сплетничать, если каждая из нас жаждала угадать, кому из сильных мира сего ее отдадут или продадут в жены?

Так вот, Доменико Романи в этих сплетнях уделялось достаточно внимания. Не слишком много, потому что хорошим кандидатом в женихи его не назовешь. Наоборот, ни одна приличная семья не захочет породниться с жестоким бунтарем, выступившим против отца, одного из правящих членов Совета синдиката. Мы обсуждали Доменико по другим причинам. Во-первых, его считают одним из опаснейших мужчин синдиката. Тайное, порочное любопытство заставляло нас гадать и следить, что еще он выкинет, от кого избавится, с чьей женой свяжется. Во-вторых, студентки академии интересовались им, потому что он хорош собой. На снимках в сети у него длинные волосы. Наверное, поэтому я его не узнала, хотя он и показался смутно знакомым. Однако, несмотря на девичье любопытство, ни одна из жемчужин и близко не подошла бы к Доменико, зная, что любой контакт с ним взорвет ее репутацию.

Хорошо, что я больше не жемчужина, да и репутацию свою я активно разрушаю сама.

Доменико Романи.

Владелец казино и недвижимости.

Наследник Вилема Романи, порвавший связи с отцом и поклявшийся его разорить и занять его место в Совете синдиката. Своими усилиями Доменико заработал немалое состояние и отвоевал часть территории центральных группировок.

Что интересно, в данный момент он находится в самом сердце владений его отца. Не думаю, что Вилем знает, что его убийственно настроенный сынок разбил лагерь в пригороде Корстона. И навряд ли Доменико позвонил отцу, чтобы порадовать, что тот стал дедушкой. Отношения у них, мягко говоря, не те.

Раз Доменико здесь, значит, готовит нападение. Ему мало отвоеванной территории, он намерен отобрать у отца все до последнего цента. И место в Совете заодно.

И вот я, наивная жемчужина, пришла в его тайное убежище хоть и вынужденно, но по собственной воле, да еще и влезла к нему на балкон. И в спальню. И согласилась остаться на несколько дней, чтобы помочь. Я помогаю бессердечному бунтарю и убийце, который готовится к войне с отцом.

Говорят, Доменико Романи способен убить человека щелчком пальцев.

Говорят, он не раз это делал.

Говорят, у него нет сердца.

Не думаю, что я заснула этой ночью. Скорее, потеряла сознание.