Читать книгу Бесстрастный - - Страница 4

Утром ситуация изменилась. В лучшую сторону.

Хотя есть ли лучшая сторона у моей ситуации? Очень в этом сомневаюсь. Я живу в доме бунтаря и убийцы, за которым с напряжением следит верхушка синдиката, и при этом я доверила ему свою безопасность.

Однако будем благодарны за маленькие радости. Завтрак нам с малышом приносит милая женщина, которой вчера не позволили со мной поговорить. Ее зовут Сильвия, и она душевная и добрая женщина. Не иначе, как Доменико смягчился, потому что Сильвии позволили со мной поговорить. Попросив моего разрешения, она кормит Нико, возится с ним, и это доставляет ей очевидное удовольствие. Охранник стоит рядом и прислушивается к нашему разговору. Сильвию явно предупредили не задавать личные вопросы, поэтому наша беседа сводится к потребностям ребенка. Все равно это очень приятно и притупляет остроту моего одиночества.

Теперь я жалею, что вчера не попросила Орсона купить мне что-нибудь из одежды. Моя не только помялась, но и заляпана детской едой. Особенно нелепо будут смотреться резиновые сапоги, которые предстоит надеть к врачу. Однако вариантов нет. Приняв душ, одеваюсь и жду. Сильвия сказала, что к врачу нам в одиннадцать, но мы на всякий случай готовы заранее.

Это кстати, потому что меня вызывают к Доменико намного раньше ожидаемого.

У него огромный кабинет, окна выходят на залив, и я вижу смутные очертания академии вдали. Отсюда она похожа на готический замок вампиров.

Доменико сидит за столом, рядом в кресле развалился Орсон, перекинув ноги через подлокотник.

– Доброе утро! – говорю нарочито радостно. Я готовилась к этой встрече половину ночи. Решила, что не буду верить слухам о Доменико, а составлю собственное мнение. В любом случае, решение уже принято и обещание дано. Между нами заключен хотя и устный, но договор, взаимовыгодный. Мне предстоит всего лишь помочь с ребенком, а не участвовать в его преступных планах, так что ничего страшного. А в обмен Доменико решит мои главные проблемы. Надеюсь, он серьезно относится к своим обещаниям.

Доменико не считает нужным ответить на мое радостное приветствие, однако встает при моем появлении. Это уже что-то, по сравнению с Орсоном, который продолжает валяться в кресле как выброшенный на берег осьминог. Его глаза спрятаны под солнцезащитными очками. Может, он вообще притворяется, что бодрствует, а на самом деле глубоко и сладко спит.

Дождавшись, когда я сяду, Доменико опускается в кресло и сразу переходит к делу.

– Вчера мы договорились, что вы останетесь, чтобы помочь с ребенком.

– Да, ненадолго. За это вы заплатите мне, а потом отвезете куда попрошу.

Орсон не подает никаких признаков жизни. Непонятно, зачем его позвали на эту встречу.

Доменико смотрит на меня, однако по маске лица невозможно распознать его настроение.

– Я объяснил вам, что ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная, поэтому не подлежит обсуждению ни с кем, кроме меня и Орсона. Чтобы гарантировать дальнейшую безопасность вам и ребенку, я должен найти его мать и расследовать случившееся. Пока я во всем не разобрался, будет лучше, если все, кто на меня работают, будут и дальше считать вас матерью мальчика.

Последняя фраза застает меня врасплох. Полагаю, Доменико не хочет рассказывать своим людям о пострадавшей женщине. Но… притворяться матерью ребенка?!

Не уверена, что чувствовать по этому поводу.

Мужчины терпеливо ждут моего ответа. Вернее, Доменико ждет, а Орсон… он, вообще, жив?

– На несколько дней меня это устраивает, – отвечаю сдержанно.

Опять же, никакой реакции на мои слова. Ни слова, ни кивка.

Поднявшись, Доменико ведет меня по коридорам к выходу. Ничего не объясняя.

Орсон кряхтит, нехотя поднимается на ноги и следует за нами, попутно что-то набирая в телефоне.

У выхода Доменико останавливается.

– Как вас представить персоналу? – Не успеваю обдумать варианты, как он предлагает идеальный. – Мисс Томпсон вас устроит?

Самое то. Мало кто слышал, что меня зовут Ада. А «мисс Томпсон» ничем не выдаст тот факт, что забредшая в дом Доменико девушка – жемчужина синдиката. Бывшая.

– Да, спасибо.

К тому моменту, как мы выходим на крыльцо, нас уже ждет толпа. Почти все мужчины. Почти все вооруженные.

Доменико выходит вперед, и разговоры затихают.

Он взглядом предлагает мне подойти ближе, но не касается меня.

– Мисс Томпсон останется жить в доме. Мою женщину защищать тщательнее, чем меня. Вопросы есть?

О да, вопросов много. Те, кто думает, что только женщины сплетничают и любопытствуют, глубоко ошибаются. Мужчины страдают тем же.

«Босс, скажите, а Нико ваш сын?» «Сколько месяцев вашему сыну?» «Мисс Томпсон назвала сына в честь вас?» «Где они жили до этого?» «Вы женитесь на мисс Томпсон?» «Босс, вы знали, что у вас есть сын?» И так далее, и тому подобное… Без конца и края.

Дождавшись, когда голоса затихнут, Доменико невозмутимо продолжает.

– Остальные вопросы, касающиеся Мисс Томпсон и ребенка, обсудим позже.

Все это, от начала до конца, сказано ровным и бесстрастным тоном, как будто диктует. Не так сообщают о появлении ребенка, совсем не так. И про женщину свою так не говорят.

Да, разумеется, я заметила, что он назвал меня своей женщиной. И вздрогнула, и похолодела внутри. Но потом заставила себя успокоиться, ведь он сказал это, чтобы меня защищали. Большинство семей синдиката живут согласно старомодным традициям и правилам. Дети должны рождаться в браке, а не вне его. Всякое случается, конечно, и тогда женщина, родившая тебе ребенка, должна стать твоей женой. А до свадьбы называть ее своей женщиной логично.

Однако я здесь всего на несколько дней. Как он потом объяснит мое исчезновение и появление настоящей матери ребенка?

Наверное, поэтому он увернулся от вопросов.

Стою рядом с Доменико, удерживаю гордую осанку. Игнорирую любопытные взгляды, злые тоже. Многие считают, что я заставила Доменико пустить меня в дом, шантажируя его ребенком, и до сих пор надеются, что он выгонит меня пинком под зад.

Толпа постепенно рассасывается, затихает.

– Ровно в одиннадцать будет подана машина. Детское автомобильное кресло уже установлено, – говорит Доменико и уходит. На меня он не смотрит, но так как упомянул детское кресло, указания явно предназначались мне.

Я осматриваюсь. Судя по спокойной реакции остальных, это его нормальное поведение. Типичная для него речь, тон, мимика. Вернее, отсутствие мимики.

Мне никто не улыбается. Кроме Орсона, конечно, но его улыбка не стоит ни гроша.

– Материнство тебе к лицу! – шепчет он и уходит вслед за боссом.

Без минуты одиннадцать мы с малышом выходим на крыльцо. Это не свидание, чтобы опаздывать. Доменико уже ждет в машине. Большой. Черной. С тонированными стеклами.

Водитель не смотрит в мою сторону. Полагаю, ему не разрешено.

За нами едет вторая машина с охраной.

По дороге малыш весело гулит, с любопытством глазеет вокруг и пытается ухватить Доменико за галстук. Тот задумчиво смотрит вперед, как будто забыл о нашем присутствии. Если он робот, то это многое объясняет.

В Корстон мы не едем, хотя там десятки клиник, а направляемся в один из небольших пригородов. Это неудивительно. Разумный бунтарь решил не углубляться на территорию его папочки. Мне тоже не положено здесь находиться, однако в данный момент я Ада Томпсон, поэтому и спросу с меня никакого.

В клинику мы заходим под прикрытием охраны, с черного входа и сразу в палату. Имен не называем. Пока я раздумываю, как бы на это отреагировала обычная девушка, не знакомая с жизнью синдиката, Доменико разговаривает с врачом. Наедине. На меня врач не смотрит, демонстративно отворачивается. Из осторожности? Считает меня женщиной Доменико?

При виде врача, мужчины средних лет с буйной седой шевелюрой, малыш ведет себя более чем странно. Впадает в истерику, лягается и намертво цепляется за меня, как будто от этого зависит его жизнь. Никто из нас не может его успокоить. Врач с трудом осматривает его у меня на руках, потом они с Доменико уходят.

Ребенок сразу затихает, кладет голову на мое плечо и жалобно всхлипывает.

Он боится медработников? Его раньше лечили и причинили боль?

Молодая медсестра приносит плюшевого медведя, играет с Нико, и он без слез и страха отправляется с ней на рентген. Странно.

Доменико снова уединяется с врачом, а потом мы возвращаемся к машине. Его взгляд охватывает все вокруг, как камера. Несколько охранников стоят по периметру клиники и ждут, пока мы не сядем в машину.

Полагаю, у обычной девушки появились бы вопросы о социальном статусе Доменико и о его профессии. Задала бы она их? Не знаю.

Мы садимся в машину. Нико хватает плюшевого медведя за шею, сжимает изо всех сил, как будто душит, и громко кряхтит. Возможно, это ничего не значит, но я не могу на это смотреть, отворачиваюсь. Стараюсь не думать о том, чего насмотрелся этот малыш за свою короткую жизнь.

– Доменико, думаю, вы догадываетесь, что у меня много вопросов о вашей… жизни, однако я не стану их задавать. Чем меньше я знаю, тем лучше, – осторожно подбираю слова. – Единственно, что я хотела бы знать, это заключение врача.

Доменико отвечает не сразу. Долго молчит, будто не слышит меня или не хочет слышать.

– Других повреждений не нашли, – отвечает наконец.

Впервые за последние дни я выдыхаю. Во мне оживает глупая, преступная надежда на хорошее.

– Возможно ли, что малыша не пытались обидеть, а просто кто-то… не рассчитал силу, когда его держал? – спрашиваю, давясь словами. Если синяки появились, потому что кто-то случайно не рассчитал силу, то можно хотя бы надеяться, что ребенок не слышал угроз и криков, не знал страха.

Как же хочется верить, что у малыша была хорошая жизнь! Я прониклась к нему такой сильной симпатией, что хочу не только обезопасить его будущее, но и исправить прошлое.

Я презираю себя за эту слабость, за малодушие. От хорошей жизни не бегут, как та незнакомка. И то, как малыш отпрянул от врача и какую истерику закатил, наводит на подозрения. На враче не было белого халата, инструментов тоже не было. Единственное его отличие от охранников в доме Доменико – это возраст. На молодых мужчин и на женщин Нико реагирует нормально, а врач намного старше, сутулый, с кудрявыми седыми волосами.

Напрашиваются определенные выводы.

Доменико не собирается отвечать на мой вопрос. Впервые на его лице отражается хоть какая-то эмоция. Презрение. Его гримаса служит мне ответом. Нет, случайностей не бывает. Малыша обидели нарочно и, возможно, не в первый раз.

Тошнота подступает к горлу. Горькая, горячая ненависть к человеку, который обидел беззащитного ребенка.

С силой сжимаю зубы, перед глазами красная пелена.

Всю жизнь я ненавидела синдикат за насилие и жестокость, а теперь все во мне требует жестокого наказания для того, кто обидел малыша. Без суда и следствия.

Нервно сжимаю ладони между колен и гадаю, оскорбится Доменико или нет, если я повторю просьбу наказать виновного?

Он все замечает. Бросает на меня взгляд, полный понимания, и чуть заметно кивает. Того, кто обидел Нико и его мать, ждет наказание. Доменико понял меня с полмысли.

– Я бы сама хотела… – признаюсь шепотом, потому что знаю, что он меня поймет. Руки непроизвольно сжимаются, и я смотрю на них и гадаю, какой способ наказания я бы предпочла. Как далеко бы зашла.

В тот момент я впервые признаю, что во мне течет кровь синдиката.

Мы возвращаемся в дом. Доменико следит, как я достаю ребенка из автомобильного кресла, взглядом провожает каждое мое движение. Расстегнув ремни, смотрю на него и вопросительно приподнимаю брови.

– Вы можете сами взять его…

Он уходит, не дослушав. Интересно, когда он решится прикоснуться с собственному сыну?

Около крыльца толпятся мужчины, нас провожают любопытными взглядами. Всем интересно, происходит ли между нами что-то личное, пустил ли Доменико мать своего сына в свою постель. В том, что я хочу туда попасть, никто не сомневается. У Доменико деньги и власть. Он скандально популярен, женщины липнут к нему день и ночь. Ему не позволят жениться на жемчужине синдиката или другой приличной девушке, однако среди дам попроще, а также неудовлетворенных жен власть имущих на него большой спрос.