Читать книгу Заметки на полях - - Страница 3

Как светлы вечера в апреле!

Я как-то за зиму отвык

От теплой яркости весенней,

Стремящейся еще на миг

Под ясным небом задержаться

И расцарапать облака,

Что в сумерки грозят подкрасться

И в ночь накинуть холодка.

Мой добрый таганрогский вечер!

Таких, как ты, я не встречал.

Скорее авиадиспетчер

Посадку бы нам разрешал!

И я вернусь в тепло и мягкость

Любимых южных вечеров;

Эх, ностальгическая сладость —

Родимых мест извечный зов.

Ночь. Петровац. Автомобиля

Случайного негромкий шум.

Луна неполная светила.

Я был освобожден от дум.

Как встретил я тебя, впервые

Я не томился всей душой,

Какие мы с тобой: родные,

Чужие ли? Морской волной

Тревоги смыло, как нырнул я

В Адриатическую гладь,

А ревности шальная пуля

Грудь перестала разрывать.

Я часто о тебе мечтаю,

Жалея, что тебя здесь нет.

Ночь. Петровац. Да, я скучаю,

Но без тоски на лунный свет

Смотрю. Еще не кончен Вранац.

Разложен на тарелке сыр.

Я продолжаю любоваться

На тихий, гармоничный мир.

Истлела память дней вчерашних;

Позавчерашних – встала вновь

Громадой образов, заставших

Врасплох меня, – эмоций дробь.

От этих импульсов теряю

Я равновесие внутри,

Но с тайным счастьем предвкушаю

Восход воскреснувшей зари.

Артерии московских улиц

И вены черногорских гор

Клубком в моей душе свернулись

Спокойствию наперекор.

Последний путь для буйной крови

Ведет к началу – в Таганрог.

Прощай, прекрасный Херцег-Нови!

Мне нужен Родины глоток.

Чудесный Котор, воссоздавший

Оазис рая на земле,

Мне будет сниться в зимы наши

И греть меня в своем тепле.

А Петровац узнают люди

На напечатанных листах,

Когда писательские будни

Запустят стрелки на часах.

И завтра Тиват. И прощанье.

Я, может быть, еще вернусь…

Невыносимость ожиданья —

Вот-вот домой я возвращусь!

Как будто не случилось года,

Который я провел вдали

От невысокого порога,

От желто-выцветшей двери;

Который растянулся жизнью,

Не надоевшей ни на миг, —

Но я не слышу и не вижу

Того, к чему за год привык.

А вместо этого – как прежде,

В ушедшие семнадцать лет;

Я раньше умирал в надежде

Навек оставить город – нет!

Соврал себе: хочу обратно,

Когда-нибудь бы захотел.

Мне сердце изъяснилось внятно —

Вот странствиям моим предел.

Что ж, в самолет! Ни слова больше

О сожалениях моих,

Иначе станет только горше

Средь этих облаков немых.

Ты – мои сто лет одиночества,

Из пустого в порожнее – круг.

Кто другой мне ни скажет пророчества —

Знаю: только твои не солгут.

Клевета, предрассудки и домыслы

Сонмом бабочек стены мостят:

Для тебя поменяю я полюсы

И куплю у цыган краску-яд.

По мушкету раздав сотоварищам,

Я в подполье до смерти уйду.

Не ищи меня после по кладбищам —

Я воскресну с отметкой на лбу.

Но едва заколышутся простыни

На веревке у дома, как я

Трепещу, что зовут тебя, Господи,

До высот, где иссякнет земля.

Годы ливня тропически-буйного

Незаметны под крышей с тобой;

Содрогаются стены от бурного

Урагана, а в сердце – покой.

Мне бы жить только эти мгновения!

Все бумаги-пергаменты – в печь!

Ты – мои сто лет приключения —

Одинокого, как этот смерч.

So I’ve come back.

My native town has scarcely changed since ancient times.

My friends have either grown or perished away from our

previous ties.

I have come back —

Just for a fortnight to gaze upon the childhood’s world.

Predictably, none I have found in that of adulthood – behold!

I have come back

In search of something I rid myself of long ago.

Its scent has lingered, filled my head with some melancholy

vertigo.

Why am I back

When all I’d yearned for was find the rest I’m doomed to lack?

Last time I checked

The phantom palace was ruined to a rusty shack.

So I’ve come back.

My alien birthplace, your countenance relieves my grief,

For home you were and home you will be despite resentment

at my leave.

Аллея белых южных вишен

Цветет, откинув талый снег

Ветвями, меж которых слышен

Воскреснувшей весны разбег.

Пускай вокруг аллеи камни

Еще покрыты зимним льдом;

Они его расколют сами —

Своим мятежным чередом.

Ворвался в хмурую природу

Деревьев ветреный набат,

И шелестит на непогоду

Раскованный вишневый сад.

Аллея гордых южных вишен

Калейдоскопом будит мир

И ждет, что подойдет поближе

Ее звезда, ее кумир.

Но солнце спряталось в вуали

Из астероидных поясов;

Напрасно вишни расцветали:

Затмение – знак холодов.

Опали первые листочки

Ковром на иней у корней;

Замерзли, отвердели почки

Еще на много мрачных дней.

Однако, силами Вселенной

Устроен круг сезонных смен.

Зима уходит постепенно

Со всех космических арен.

А значит, каждому затменью

Однажды встретится рассвет;

Вновь солнце озарит аллею,

И вишни расцветут в ответ.

Брат олимпийского канона;

Сквозь бреши в хлипких облаках

Огнем рванется с небосклона

Луч, отражаясь в лепестках.

Свобода южных берегов

Пульсирует в горячих венах.

Иду вдоль северных домов,

Считая номера на стенах.

Вот твой этаж, твое окно,

Твой силуэт за занавеской;

Мне хочется подняться, но

Причины нет на это веской,

А без причины я тебе

Совсем не нужен на пороге.

Смущать тебя своим антре

Не буду глупо-одиноким.

Свобода южных берегов

Пускай кипит в горячих венах;

Иду вдоль запертых домов,

Читая надписи на стенах.

«Так предначертано.» – ты бросила мне это.

Что фаталисту Ницше, воля и любовь?

Когда «мактуб» ты повторяешь вновь и вновь,

Я ощущаю тщетность всякого ответа.

Арабской ночью сердцем я ищу восток,

Сжимая компас размагниченный в ладонях.

Что для любви «мактуб», я всё-таки не понял,

И что любовь «мактуб», я выяснить не смог.

«Так предначертано.» Я хрипло протестую,

Судьбой оставленный средь безнадежных дюн,

А ты скрываешься в щипках сетарных струн;

Бесстрастно небо: уходи, ищи другую.

Куда же деться из песков?

Скажи, Мактуб!

Занесена тропа сухой персидской бурей.

Покорно лечь я не готов,

Пока из губ

Сочится кровь, не признавая высших судей.

Ночь Арафат сошла на землю —

Благословенный путь к вратам

Великой Милости, что внемлет

Рабов отчаянным мольбам.

Так сказано в восточных книгах,

Так верят в южных городах,

Что если вера хоть с песчинку

Есть в сердце, то простит Аллах.

Пустыня шепчет утешенья,

Мерцает звездный пантеон

Над затхлым духом разрушенья

Эллинских арок и колонн;

Прах полководцев и поэтов

К сожженным стенам галерей

Прибило эхо минаретов,

Прижег свет солнечных лучей.

Зачем я здесь – под лунным взглядом,

А не у стоп любимых ног?

Мне больше никаким обрядом

В твой Джаннат не найти дорог.

Ночь Арафат мою надежду

Песчинкой веры, мне чужой,

Захватит ветром где-то между

Небесной гладью и морской.

Отправлюсь в хадж к твоим святыням —

Который год, который круг;

Который раз я слышу Имя

И слепо дергаюсь на звук?

Азан пронзил безмолвный вечер

И растворился в плеске волн.

Расправят ли атланты плечи

Под муэдзина пятый стон?

Не высказанной вслух надеждой

Наполнен уходящий день,

Но здесь, над полосой прибрежной,

Уже парит ночная тень;

И солнце скрылось за горами,

И месяц выступил в дозор;

И звезды по-над морем сами

Разглядывают гладь в упор.

Росой беспечные мгновенья

На камни лягут возле нас.

Атлантам поспешить к спасенью

Диктует утренний намаз.

Увы, не слышно муэдзинов

На глубине соленых вод.

Прогнулись спины исполинов

Тысячелетьями хлопот;

Там спят герои древних мифов

Средь затонувших кораблей,

Коралловых садов и рифов

И невозделанных полей.

Архипелаг ночных кошмаров,

Где мне знаком любой причал,

Вчера под утро замолчал.

Словами мертвых адмиралов

Меня уже он не встречал.

Накрыло гавань душным штилем —

Склеп затонувших кораблей;

Кресты – из мачт и якорей.

Здесь я протаскивал под килем

Мечты ненаступивших дней.

Остовы брошенной армады

Сгнивают, увязая в ил.

На каждом я сюда приплыл,

Но их маршруты и команды

Мне вспомнить не хватает сил.

На берегу лежат обрывки

Когда-то алых парусов;

Теченьем вдаль от островов

Уносит карты и отрывки

Журналов, писем, дневников.

Прощай, архипелаг кошмаров!

Душа дрейфует на плоту;

Что ей искать в твоем порту?

Она зола твоих пожаров,

Твой крик в морскую пустоту.