Читать книгу Тайны и Природа Поэзии - - Страница 9
Глава первая
В стране чудес и вдохновения или о явных и тайных действиях Промысла Божия в отношении своих избранников
8
ОглавлениеНа протяжении семи десятилетий Советский Союз считался одной из наиболее образованных и читающих стран мира. Поскольку же истинные, от Бога получаемые, знания имеют свойство не распыляться, а накапливаться в сокровенных глубинах людей, отмеченных особой печатью Бога, что бы кто ни говорил сегодня о современном состоянии умов соотечественников, на внутреннем плане бытия мы совсем не такие, какими видимся усечённому уму-разуму западных обывателей, лишённому глубины.
Эти и многие другие выводы, касающиеся современного состояния умов отдельных индивидуумов и целых народов на мировой арене, стали приходить ко мне с весны 2003 года. Когда и открылась суть самого главного, пожалуй, правила, которому должен неукоснительно следовать каждый человек, взявший в руки перо с намерением заявить о себе как о поэте, писателе, философе, религиозном деятеле или богослове. Оно заключается в том, что никогда не следует торопить время и события: всё должно получаться как бы само собой.
Девятнадцать лет назад моё сознание всё ещё блуждало в потёмках. И совсем не удивительно, что задуманный в начале 80-х годов очерк, подобно малому ребёнку, год за годом меняющему свои детские одёжки на более взрослые, – спустя девятнадцать лет оделся в одежды зрелого мужа, приняв облик художественно оформленной документальной повести.
В конце же 70-х – начале 80-х годов я большей частью мечтала: «Мне бы встретиться и поговорить с Адамом Адамовичем! – не как пациент с лечащим врачом, а как писатель с человеком очень близкой ему, почти родственной, профессии. Ведь если писатель призван лечить душевные недуги людей, то врач лечит их физические недомогания!».
Так, примерно, я размышляла каждый раз, когда возникало желание приступить к написанию этого материала. И хотя я многое ещё не осознавала тогда умом, внутренне хорошо чувствовала: чтобы написать обо всех обстоятельствах, неразрывными нитями связавшими меня с первых дней после приезда в Осло с Норвегией, её природой и мудрыми норвежцами, мне была нужна длительная доверительная беседа, прежде всего, с главным героем своей будущей работы, – как на исповеди!
«Но как решиться позвонить Адаму Адамовичу и попросить его о личной встрече? – размышляла я снова и снова. – Никто в Осло, даже из близкого мне журналистского окружения, не знает о том, что я давно и серьёзно занимаюсь поэзией. Я известна здесь всем, – в том числе и Адаму Адамовичу – как „вторая половина“ Евгения Крюкова, но отнюдь не как писательница или поэтесса».
Моё богатое в других случаях воображение, легко находившее выход из самого безвыходного, подчас, положения, на этот раз бездействовало, пассивно наблюдая, как я мучалась в поисках разумного предлога позвонить Адаму Адамовичу и попросить его о личной встрече.
«Предположим, я наберусь храбрости, и вот сейчас, сию же секунду позвоню ему, – размышляла я. – Но где гарантия, что он не посмеётся над моей просьбой? Если же он и согласится встретиться со мной, – продолжала я развивать свою мысль, – что получится из этой беседы? Сумею ли я написать о нём так, чтобы люди, никогда не встречавшиеся с ним, поверили мне? Чтобы они увидели его не только моими глазами, но и глазами тех советских людей, которые в разные годы работали и жили со своими семьями в Норвегии, хорошо помнят и, конечно же, любят его! Ведь он единственный врач, к которому обращались в прошлом и продолжают обращаться сегодня, в случае необходимости, работники нашего посольства, торгпредства и других советских организаций в Норвегии на протяжении не много не мало – сорока лет!.. Но даже если я напишу этот очерк, и, с моей точки зрения, напишу удачно, возьмётся ли кто опубликовать этот материал? – моё имя никому ничего не говорит. Если же его не опубликуют, как я буду выглядеть в глазах человека, поверившего мне на слово и согласившегося рассказать о себе, своей жизни?»
Одним словом, неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, они, в свою очередь, складывались в годы, а я всё не могла решиться позвонить Адаму Адамовичу и попросить его о личной встрече. От одной мысли, что он может отказать мне, всё внутри сжималось от страха. И я уже склонялась к мысли, что лучше отказаться от своей навязчивой идеи, чем в очередной раз стать мишенью для насмешек со стороны некоторых наших женщин, не упускавших случая, как мне казалось, чтобы клюнуть меня своими язычками.
Моя легко воспламеняющаяся, ранимая душа и без того была к тому времени в ранах и кровоподтёках, так как с юных лет несла на себе следы бездушного ко мне отношения со стороны людей, далёких от понимания сути человека, от рождения наделённого поэтической душой. В стихотворении «Воспоминания», посвящённом матери, написанном в Осло (я декламирую его мысленно каждый раз, когда возникает необходимость успокоить свои разбушевавшиеся мысли и чувства), об этих свойствах моей души сказано гораздо полнее и убедительней, чем этого можно достичь, написав целую повесть автобиографического характера. Именно в способности поэтического слова аккумулировать в себе самые сокровенные свойства и качества, заключенные в душе и сердце будущего поэта, Поэзия и отличается от Прозы. Но дадим слово стихам.
ВОСПОМИНАНИЯ
Нежной голубке моей – матери.
Я вспоминаю, мама, годы детства:
Как птица вольная, на воле я росла!
Где б ни жила, мой край весёлый снится, –
Так память детских лет, родимая, светла.
Я вспоминаю, мама, песни детства –
Ты часто пела мне, а я – совсем дитя,
Притихшая, у ног твоих сидела,
Душою с юнаками на врагов летя.
Я вспоминаю, мама, сказки детства –
Прекрасна, как мечта, волшебная страна!
Благословенна, сказка, будь стократно –
Тобой и песнями душа окрылена.
Я вспоминаю отрочества годы –
Души твердыней книга мудрая была:
Благоговею пред творцом и ныне:
Кто созидает жизнь, не помышляет зла.
Я вспоминаю юности невзгоды:
Узнало рано сердце горечи плоды!
Не заживают, мама, сердца раны,
Кровоточат людской нечуткости следы.
Не оттого ль душа так одинока, –
Как знамя на ветру, трепещет, всем чужда?
Горит всегда, но жертвенное пламя
Плевками гасят злоба, зависть и вражда.
Не оттого ль мне ближе и понятней
Волненье моря, ветра шум и солнца свет,
Что рождена Поэзией? – с рожденья
Служить лишь ей дала священный я обет.
Я вспоминаю, мама, годы детства:
Как струны лирные душа моя была!
Не огрубела, нет, она поныне:
Чиста, как Детство, как Поэзия – светла.
В один из дней, снова засомневавшись в том, стоит ли мне вообще приниматься за эту работу, я услышала изнутри голос – души! – как понимаю сегодня: «Но ты обязательно должна написать об этом человеке!» «Ну, хорошо, – согласилась я с ним, – вот сейчас сниму трубку, позвоню Адаму Адамовичу и попрошу его рассказать о себе, своей жизни. Как я отрекомендую себя? – как журналистка, писательница, поэтесса? Но ведь это же не так! – кроме одного опубликованного стихотворения, мне нечем больше похвастаться! А если он спросит, почему желание написать этот материал возникло у меня, а не у собкора газеты, что я отвечу ему на это?»
Мне нужен был повод. Очень хороший повод, чтобы встретиться и поговорить с Адамом Адамовичем. И не только поговорить, но и записать эту беседу. Ведь какой бы блестящей памятью не обладал пишущий человек, если речь идёт об очерке или документальной повести, удержать в голове все подробности беседы – разные имена, даты, события – просто невозможно.
Но такого повода всё не было и не было. И я бы, наверное, уехала из Норвегии, не решившись позвонить Адаму Адамовичу, если бы не… Нурдаль Григ. Да, да! Именно эта легендарная для норвежцев военных лет личность и помогла мне осуществить свою шестилетнюю мечту. Вернее, помогло событие, непосредственно связанное с именем замечательного норвежского поэта и публициста, жизнь отдавшего за торжество Божией правды на земле.