Читать книгу Лотос цветёт под покровом ночи - - Страница 4

Глава III.

Оглавление

Эллен очнулся спустя довольно продолжительное время. Все тело отдавалось тяжестью, голова гудела так, что Хан не в силах был сообразить о чем-либо, тем более где он оказался и почему не может встать. Сквозь боль он слышал людей, которые постепенно приближались к нему. Когда Эллен открыл глаза, то увидел перед собой размытое очертание черных нитей паутины на потолке. В некоторых местах доски и балки были покрыты плесенью. Это было видно сразу. Сбоку раздался непривычно громкий голос, по видимому, Сонхи.

– Тэун, он очнулся!

Тэун шел с деревянным тазиком воды, а когда услышал, как Сонхи позвала его, поторопился к ней, стараясь не разлить содержимое сосуда. Он поставил таз на стол рядом с кроватью, на которой лежал Эллен и присел рядом. Хан лениво повернул голову в сторону Тэуна и сквозь пелену посмотрел, только не на самого Хвана, а на то, что у него на лице. Эллену показалось, что на нем растет волдырь и содрогнулся. Резко подскочивший Эллен вовсе забыл про то, что буквально секунду назад не мог подняться, а сейчас как будто огонь увидел задрожал. Его рассеянность улетучилась мгновенно, и он мог ясно видеть рядом сидящую друг с другом пару. Они с испуганными физиономиями хлопали на него глазами, не менее боязливыми, и сидели окоченевшие. Хан понял, что на их лицах абсолютно ничего не было и ему лишь показалось. Он с облегчением выдохнул, но полностью расслабиться от кратковременного всплеска эмоций ему не дали. Тэун опомнился, сел рядом с Элленом на кровать, смотря на него строгим взглядом. Брюнет ничего не говорил, все еще пытаясь понять, что происходит с ним в итоге.

– Господин Хан.

Начал было Хван и оглянулся на девушку. Эллен только сейчас заметил, что глаза ее были зареванные, раскрасневшиеся. В мыслях стали мимолетно появляться и исчезать отрывки воспоминаний до того, как Эллен упал в обморок. Мать Хан Сонхи на тот момент находилась еще там, в комнате. Они обо всем узнали. Второй родной человек бедной девушки погиб. Что она чувствует?

Хан выругался про себя и, помедлив, будто о чем-то задумался, встал с кровати и подошел к Сонхи на чуть трясущихся ногах. Хриплым низким тоном он обратился к ней, позабыв о том, что юноша ему хотел о чем-то поведать.

– Ты видела?

Девушка вопросительно на него посмотрела, а он все не унимался и спрашивал одно и то же, но более настойчиво, следом он добавил, немного повысив тон:

– Свою мать. Ты ее видела?

После этих слов Сонхи округлила глаза еще больше, сквозь испуг пробивались слезы, делая ее еще несчастнее, и она заплакала волчьим воем, не в силах сдерживаться. Тэун, что до сего момента стоял и ничего не предпринимал, насупился, оттолкнул Эллена, обнимая девушку. Тот был еще слаб и от несильного удара покачнулся и сразу повалился на пол, он просто не успел зацепиться за бортик кровати, состояние не позволило.

– Ты с ума сошел?

Уже не церемонясь, повысил голос Тэун на Эллена. Он поглаживал свою невесту по шелковистым распущенным прядям. Сонхи временами вздрагивала и заикалась от слез, уткнувшись носом в грудь юноши. Хан, после нескольких минут встал с койки и, последний раз заглянув Хвану в озлобленные глаза, надел обувь, которую ему бережно сняли, пока он спал, и вышел из комнаты, оставляя Тэуна и Сонхи одних, дабы не сделать еще что похуже. Эллен понимал, что поступил необдуманно, но не спросить этого он не мог, ведь это ее семья. Что будет с бедной девчушкой, она потеряла обоих родителей, которых сильно любила не смотря на то, что отец ее, возможно, в душе был еще щенком и во всем угождал своей жене. та в свою очередь была с сильным характером, полная противоположность ему. Хан решил, что поразмыслит над этим позже, его миссия здесь не закончена. За все время, проведенное в прошлом, ему и в голову не приходила мысль, что он не там, где надо. До сих пор ли он должен вылечить кого-то и каким образом он вернется. Ему это до сих пор было непонятно. Эллену показалось, что он нужен кому-то здесь, в Ханян. Пока он не вернулся, должен вылечить хотя бы двух лекаршей с чиновничьего двора, иначе болезнь распространится на других людей и он ничего не сможет больше сделать с этим. Хан поставил перед собой четкую цель и будет следовать ей.

– Господин Хан!

Лекаря вдруг окликнули где-то рядом. Эллен заставил себя вынырнуть из мыслей. Это была одна из Арым. С того момента, как он ее не видел, прошло максимум часов пять так точно, но волдыри остановились в своем развитии, что-то здесь не так! Девушка подбежала к нему и показала на лицо.

– Присмотритесь!

Хан сначала не понял, но как пригляделся, то заметил, что эти пузыри были прожжены! Эллен только пытался выжечь заразу ножом, но не успел. Тогда как так получилось, что все ее лицо в этих ссадинах. От шока он не мог ничего ответить на действия собеседницы, та широко улыбалась, пританцовывая. К ним подошла Тэен, на ее лице были такие же ожоги, и не только на нем, но и на руках, шее. Можно было предположить, что и на ногах было тоже самое.

– Господин. Нам надо с вами очень серьезно поговорить.

Отрезала вторая, показывая Эллену в кухню. Он также не мог выдавить из себя ни словечка, только побрел за ними следом.

Уже находясь за столом, Хан не хотел смотреть на покалеченных дам, а смотрел на огонь в огромной печи с котлом на ней. Если бы не ситуация, можно было посидеть подольше, посмотреть, как в огне медленно горят и трещат щепки с дровами. Вот он отвлекся от интересного занятия и переступил через себя, посмотрев на одну из служанок, которых повысили до лекарей, или, лучше сказать, помощниц лекаря. Жженая плоть чувствовалась издалека, а если видеть это, накатывает волной мурашек с головой. Но Эллену на ум пришло другое. Она была симпатичная, даже очень. Длинная черная коса, на конце которой красовался бант из шелковой ленты, поблекший ханбок ни чуть не портил ее, наоборот. Наряд говорил о том, что девушка была непривередливая, скромная, а лицо ее казалось миловидным, если забыть про то, что она теперь навсегда останется калекой.

Не успел лекарь вставить слово, как Тэен задала вопрос, недоверчиво косясь на него и постукивая пальцами по столу:

– Вы, господин, не расскажите немного о себе? Очень интересно послушать, откуда к нам пожаловал столь отличный лекарь.

Эллен хотел отчеканить уже надоевшую самому себе фразу, как вспомнил, что хотел спросить их о том, каким образом они сожгли заразу.

– Лучше расскажите, как вы покалечили себя?

Улыбка с лица Арым спала и невольно нащупала на своем лице алые ямки. Тэен начала за нее, оставив сидящего напротив в покое.

Вчера, после того, как Эллен упал в обморок, Тэен и Арым испугались больше, чем когда он схватил со стола нож. Взгляд его был настолько пустым в момент попытки совершить непоправимое, но в то же время опасным и свирепым, что у девушек волосы дыбом встали, не говоря уже о побледневших лицах. Арым готова была распрощаться с жизнью в тот момент. Тэун, будучи очень сообразительным, подхватил Хана быстрее, чем он успел совершить задуманное. Эллен вырывался, бесновал, но в конце не выдержал и упал в обморок. Все это видела Сонхи, она издалека почувствовала, что творилось у него на душе, слезы повалили градом. Тэен, увидев, что лекарь упал в обморок, вскочила с койки и подбежала к нему, позабыв о страхе, который она испытала из-за него и принялась проверять пульс. Она вынесла вердикт, что Эллен переутомился и его надо положить в кровать в другом крыле палаты и дать отдохнуть, как это сделал ранее сам мужчина, когда трое девушек и Хван стояли подле кровати, на котором мирно посапывал Хан и шепотом, чтобы его не будить, обсуждали состояние парня.

– Он похоже переутомился, ему нужен отдых. Арым вколола ему иглы со снотворным, несколько часов поспит точно.

Тэен расставила все вещи по местам. Те, что Эллен снес в приступе. Когда предметы были расставлены по своим местам, Чо Тэен плюхнулась на пол в передней и разминала спину. К ней из палаты Эллена вышли Сонхи и Арым, и присели рядом. Их переглядывания друг на друга не сопровождались разговорами. Обычно Арым невозможно было заткнуть, а сейчас она видит, что Сонхи не в том настроении, чтобы разговаривать, поэтому девушки сидели в тишине. Через некоторое время вышел Тэун и окликнул Сонхи, жестом показывая ей , чтобы она подошла. Хан нехотя встала и подошла к нему.

– Я собираюсь пойти проведать твою матушку. Ей надо обработать раны. Скоро вернутся лекари от императорского дома и будет легче.

Сонхи оживилась как узнала, что ей можно посмотреть на свою мать, и с радостью пошла в сторону ее палаты, только этот позитивный дух долго не продержался. Как только открылась дверь, из помещения повалил трупный запах, проникая в нос и заставляя кашлять от его резкости. Сонхи скривилась и закрыла нос и рот ладошкой. Тэун уже стоял рядом с ней, когда дверь отворилась и тоже почувствовал вонь.

Тэун побежал за чистой тряпкой, намочил ее в чистой воде и приложил к носу, перекрывая невероятно запоминающийся запах. Такую же он дал и Сонхи, и они вошли к ее матери. Свеча все еще горела тусклым пламенем, дав лицезреть дочери ее мать. Она лежала в такой же позе, в какой Эллен ее оставил. Сонхи несколько раз позвала громко женщину, чтобы через тряпку было слышно, но ничего не происходило. Она хотела позвать ее снова, Тэун остановил Сонхи и прошел вглубь палаты, подойдя к лежащей. Рот женщины был приоткрыт, руки сложены у груди ладошками вниз, а вокруг то и дело летали мухи, садясь ей то на глаза, то на нос, или залетали в ротовую полость, а затем, пройдя и исследуя каждый уголок, улетали. Зрачки Тэуна сузились от испуга до такой степени, что их было не разглядеть с первого раза. Дух перехватило, а сердце пустило удар. Хван развернулся и быстрыми шагами направился навстречу Сонхи, выводя ее из комнаты. Когда дверь захлопнулась, юноша раскрыл оконные створки, пропуская свежий воздух в помещение. После он присел на пол, пальцами зарываясь в волосы и прижимая колени ближе к груди, повторяя что-то невнятное шепотом, о чем Сонхи догадаться не могла, поэтому присела рядом и спросила непонимающим тоном, что он увидел такого в ее матушке. Тэун поднял глаза, полные слез, на невесту и ответил ей прямо, без задней мысли:

– Она умерла.

Шепот Тэуна словно эхом раздался в голове Хан и через долю секунды слезы, одна за другой, скатывались по щекам, оставляя мокрый, поблескивающий след. Она закрыла лицо руками и рыдала, рыдала как в последний раз, поняла, что никого больше у нее не осталось. Отец так же, как и мать, умерли той же смертью, мучительной и жестокой. Что за напасть обрушилась на них, за что судьба играет с бедной девочкой в злую шутку. Все это она говорила несколько раз на одном дыхании как молитву о спасении и милостыни. Хван не говорил утешительных слов, только прижался к ней крепко, поглаживая ее по голове, у самого на душе кошки скребли. «я не уберег твоих родных, как обещал»-думалось ему. Между тем, лекарши услышали плач Сонхи и побежали на звук, оставляя свои разговоры на после. Увидав такую картину, они кинулись успокаивать девушку, то и дело наперебой высказывая ей всевозможные слова поддержки, но она их не слышала. Тэен вопросительно посмотрела на Тэуна, который беззвучно встал и поплелся вон с подавленным видом. Немного поразмыслив, Арым с ее сестрой догадались в чем дело и с глубокой жалостью начали больше прежнего успокаивать Сонхи. Когда Хван вернулся, девушка сидела на том же месте, где и была, но уже не плакала, только смотрела на стену как в пустоту, не отводя взгляд. Арым и Тэен встали и отлучились, оставляя пару наедине.

Арым подметала полы и заметила, что возле стола лежал нож, еще с того инцидента. Она его подняла и внимательно разглядывала, параллельно косясь на свое отражение в ведре с водой. В нем четко отражались опухоли на лице. Арым чувствовала, как они двигаются, и слышала, как они булькают. Она вроде свыклась, казалось бы, со странным дополнением к внешности, но сейчас она вспомнила, как Эллен хотел их беспощадно вырезать, не оставив ни малейшего шанса им распространиться. Перед глазами возникло то выражение лица, дикое, взволнованное, потерянное. Чо положила нож на стол и продолжила убираться в попытках забыть о ненужных мыслей, вызывающих дрожь и страх неизвестности.

Уборка была закончена. Солнце уже садилось. Арым сидела и отдыхала когда к ней зашла Тэен с привычно серьезным видом.

– Что случилось? – спросила озабоченно Арым, приподнимаясь с постели. Та неспешно подошла к сестре.

– Помнишь, что случилось сегодня при господине Хан?

Глаза ее слезились, а саму лекаршу потрясывало, заставляя сестру взволноваться еще больше. Арым положительно кивнула, напрягшись. Тэен закрыла глаза и глубоко вздохнула от нагнетающего чувства.

– Давай сделаем это.

– Так все и вышло. – беззаботно, с настоящей легкостью, закончила свой рассказ Арым, а Эллен с горечью на сердце смотрел на девушек, которые по очереди рассказывали все, что случилось после инцидента, и корил себя за безрассудное поведение, за свою несдержанность перед испытанием, растущим перед ним. Он сидел и его бросало то в жар, то в холод, подумал, насколько сидящие перед ним дамы сильные и отважные, ведь они, пережив это, все еще держат улыбки на свих лицах.

– Вы не боитесь, что эти шрамы останутся навсегда? – вдруг огласил свои мысли Эллен, сам не ожидая, что он скажет это вслух. Тэен усмехнулась и покачала головой отрицательно, отвечая:

– Нет, конечно. Это все пустяки. Зачем нам красивое лицо, если вскоре из-за него же мы и умрем?

– Мы так не хотим, уже все решили и сделали в конце концов. – Арым подхватила мысль сестры и завершила предложение за нее. Эллен отпустил взгляд на свои дрожащие будто осиновый лист руки. На тот момент у него в голове было слишком много мыслей, чтобы сказать им хотя бы одну, одна была громче другой, поэтому они наперебой звучали, так и не дав их хозяину сказать то слово «прости», чтобы унять свою дрожь, и пусть лишь на мгновение.

Раздался скрип входной двери. Трое переметнули взгляд в маленькую прихожую и увидели мужчин, одетых в богатые одеяния, на головах у них поверх налобной повязки красовались черные полупрозрачные шляпы с длинным украшением из деревянных бусин. Весь их вид выдавал гордость и циничность. Тэен повернулась обратно к Эллену, но тут же развернулась обратно и побежала встречать гостей. Пока она с улыбкой на лице разговаривала с одним из толпы, все косились на нее и перешептывались. Было слышно, как они говорили о том, какая она уродливая, еще и улыбается, наряд оставляет желать лучшего да и помещение не такое уж и пригодное для жизни. Настоящие ревизоры. Хан, пока слушал грязные их слова, успел про себя обозвать их всеми существующими и несуществующими словами, которые он знал. Эллен так засмотрелся на толпу, что прослушал слова Арым, а когда это понял, извиняющимся тоном попросил повторить.

– Я же вам говорю! Я получила письмо, в котором говорится, что в нашей деревне начинают заболевать люди один за другим, мы так испугались! Поэтому, мы с Тэен и здешними лекарями написали письмо в императорский дворец, чтобы к нам отправили новых, опытных лекарей. – шепотом говорила девушка, прикрываясь ладошкой, чтобы их разговор не услышали. Эллен внимательно выслушал собеседницу и кивнул, соглашаясь с ней. Оказывается, к нам пожаловали лекари, не простые лекари, а прямиком из императорского дворца. Тут Хан вдруг оторопел.

– Как один за другим заболевают?

Эллена накатила волна страха за жизни людей, которых это не должно было касаться. Арым с удивлением смотрела на него, не понимая вопроса, но потом она ответила еще более тихим голосом:

– Господин Хан. – начала она виновато. – Мы совершенно забыли вам сказать об этом! Всех людей, которые жили здесь, сейчас вывозят в более безопасное место. Эллен, услышав это, вскочил и ринулся к входной двери, расталкивая прибывших по сторонам.

– Уйдите, их нельзя вывозить отсюда! – Он отчаянно кричал, чтобы толпа рассосалась как можно быстрее. По случайности он выкрикнул то, чего нельзя было делать от слова совсем… – «Созревание Лотоса» нельзя просто так взять и вывезти!

Мужчины, смотревшие на Хана как на психически нестабильного человека, вдруг разошлись, открывая путь к дверям, но один из них решил поинтересоваться.

– О каком созревании лотоса вы говорите?

Лекарь замялся, испуганно смотря на окруживших его людей и нервно сжимал пальцы в кулак, торопясь выйти отсюда быстрее. К ним выскочила Арым и схватила сбаламутившегося парня за рукав, потянув его на некоторое расстояние от мужчин. Нижнее веко Эллена немного пульсировало, а ноги его совсем не держали, но он как-то стоял, стараясь придумать причину, пока лекари перешептывались. Самый горделивый из лекарей вышел вперед, поклонившись Тэен за ее любезность, и подошел к Хану. Смотрел он пристально и долго, будто сверлил взглядом. Стоящие сзади еще громче и интенсивнее обсуждали между собой «психа», показывали на него пальцем и пускали смешки. Парень совсем растерялся, но сдаваться не собирался. Его осенило.

– Уважаемый гость, меня зовут Хан Эллен, лекарь, приезжий с далекого севера. Когда узнал, что люди здесь начинают тяжело болеть, примчался по зову своего великодушия! – такой чепухи Эллен еще никогда не говорил, но если хочешь жить – умей вертеться. Так говорил ему его дед, когда он был помладше. Хороший и полезный совет для двадцатилетнего мужчины. Прошло девять лет, но Хан до сих пор помнит слова дедушки и следует им как проходной карточкой в запретные обычным людям места. Наверное так он и оказался в прошлом, где правда нужно очень постараться, чтобы тебе не отрубили голову. Лекари, после этих слов, оживленно захлопали в ладоши, будто услышали невероятные слова, но мужчина, который стоял подле них, не издал ни звука. Эллен продолжил лепетать чушь с надеждой, что этот здоровяк ему поверит.

– Знаете, на родине эту страшную болезнь называют «Созреванием Лотоса». От этого вируса не так легко избавиться!

Его остановил один из лекарей, спрашивая:

– А почему вы назвали этот вирус, как было упомянуто раньше, «Созреванием Лотоса»?

Эллен подумал и не спеша ответил:

– Да все просто! Знаете же, что на теле начинают появляться и расти большие фиолетовые волдыри, которые созревают, а затем лопаются, распространяя свою пыльцу на других людей. А еще они очень пахучие, как и те самые лотосы. Поэтому и прозвали эту болезнь «Созреванием Лотоса». – протараторил он, ощущая, как сильно бьется его сердце. Эллен почувствовал, как воздух, который минуту назад был свежим и ободряющим, начинал душить и жечь легкие. Кажется, что последнее его слово станет последним в его жизни, потому что мужчина, который не повел и глазом, с укором пронзительно смотрел, будто разрезая душу Хана на части. Как только он об этом подумал, ко лбу подступили капли пота. Он больше не мог здесь оставаться ни минутой более, ноги сами понесли его к двери. Никто глазом моргнуть не успел, как Эллен уже помчал в сторону деревни, сверкая пятками. Тэен пыталась позвать его, но он был уже далеко, назад идти было уже поздно, он и не хотел слышать никого вовсе.

Бежал Эллен так быстро, насколько мог. На кону жизнь десятков людей, проживающих в небольшой, но достаточно дружной деревеньке. Он был там совсем немного и почти ничего не видел, но взаимоотношения людей были настолько человечны и дружелюбны, что без слез на них не посмотришь. Он думал, что, если всех людей вывезу из деревни,– все пропало. Эллен уже не сможет исполнить свой долг как врача, как человека, которого занесло в прошлое ради них. Он был в этом уверен. Когда Хан был уже возле первых домов, смог лицезреть ужасную картину: Один из мужчин выбежал из дома почти голышом, волосы были распущены, а тело покрыто огромными темно-фиолетовыми волдырями, а жидкость, похожая на ежевичный джем, перекатывалась внутри пузыря в такт его движениям. Глаза больного были залиты кровью, а изо рта выходил то ли пар, то ли дым, напоминающий пыль гриба дождевика. Похоже, что зараза перешла на новый уровень. Мужчина истошно кричал непонятные слова, махая своими руками в разные стороны, а ноги то и дело подкашивались. Он запинался об каждый камень, зацеплялся волосами за каждую ветку дерева, растущего возле деревянного маленького здания. Эллен смотрел на это представление с отрытым от удивления ртом, оцепенев. За страдальцем со ступенек соскочила женщина на вид лет семидесяти. Она, горбатая, худощавая, перебирала ногами быстро и небрежно. Хан догадался про ее больные суставы, вспомнил, что времени на отдых после лёгкой пробежки у него нет и побежал на помощь бедной старушке. Мужчина никак не хотел успокаиваться, он уже успел напугать нескольких женщин, которые шли за одним из лекарей, такие же зараженные «Созреванием лотоса». Эллен забежал в первый попавшийся дом, обыскал каждый уголок в поисках крепкой веревки. После некоторых поисков он все таки нашел желанное и поскорее вернулся к одичавшему мужчине. Тот накидывался на каждого встречного, прыгал и бегал как взбесившаяся обезьяна и надрывал связки. Когда Эллен подошел к старушке, та начала умолять его, чтобы он достал ее мужа с дерева целым и невредимым. Пытаться не пришлось. Не безопасно, но зараженный все-таки спустился с дерева за секунду. Приземлившись прямо в грязь, он начал хохотать, отчего зеваки от испуга разбежались кто-куда от греха подальше. Лекарь обвязал мужчину веревкой, чтобы он никуда не сбежал и, взвалив его на плечо, побрел к дому его матери. Она пошла за ним следом, рассыпавшись в благодарностях.

– Тетушка, как давно у него появились признаки болезни? – спросил Эллен между слов благодарности и пожеланиями прожить его жизнь долго и в добром здравии. Та потупила взгляд, вспоминая и перебирая пальцами на руках. Затем подняла четыре пальца на одной руке и два на другой, показав их Хану.

– Шесть. – коротко ответила она. Эллен изогнул бровь и уточнил:

– Дней?

– Недель.

Эллен замер. Еще никто так долго не продержался с чудовищем на теле, а тут целых шесть недель! Хан пытался представить, как было сложно старушке со своим больным сыном. Что было более странным, так это то, что ни сестры-служанки, ни Сонхи не сказали ни слова о больных людях. Старушка не спешила останавливаться, тогда Эллен устремился вперед, идя с ней на ровне.

– Какие-то симптомы проявлялись в период его стабильного состояния? – продолжал интересоваться Эллен

Она опять подумала, но ничего не ответила. Хан все обдумал и выдал:

– Тогда я должен отвести вашего кормильца в палату, где за ним будут ухаживать. – услышав это, старушка сгорбилась еще сильнее, а взгляд становился хмурым. Она встала перед ним и начала на него кричать:

– Как ты смеешь?! Оставь его в покое, что он вам сделал? Треклятые недруги!

Она уже хотела наброситься на Эллена с её сыном за спиной с кулаками, но ее остановил прохожий и стал успокаивать, придерживая за плечо.

– Госпожа, вы снова кого-то хотите поколотить? Этот молодой лекарь хочет просто вам помочь, ничего такого он не замышляет. – Тихим и монотонным голосом говорил мужчина пожилых лет. Некогда кричащая старушка кажется успокоилась и, покосившись на Хана, скрылась за поворотом с незнакомцем. Эллен выдохнул. Но он до сих пор нес на себе семидесяти килограммового мужчину, который, вдобавок, ерзал и пытался выпутаться из веревки. Эллен уже искал кому его сплавить, а потом бежать к людям, которых собирались увезти навязчивые гости. Эллен заприметил вдали одного из помощников здешних лекарей и позвал его, поручая отнести больного на пригорку, где буквально несколько часов назад спал Хан. После благополучно отданного приказа, парень быстрым шагом направился к повозкам, в которых силой затаскивали женщин и мужчин, у которых развивалась болезнь. Эллен помчался к ним и кричал на всю округу, чтобы людей оставили в покое. Женщины, уже заходившие внутрь, были растолканы в разные стороны. Четверо мужчин, которые все это время их подгоняли, накинулись на Эллена и толкали его, чтобы он не мешал, но Хан, поставив цель, уже не мог от нее отказаться, поэтому стремительно возвращался обратно. Юноши, которых заводили в соседнюю повозку, увидели как Эллен отважно старается им помочь, осмелели и последовали примеру старшего. Лекари не выдержали и уже в ответ их лупили.

Хан не заметил, как вокруг поднялся балаган. Детей, что все это видели, увели подальше от суматохи, дабы случайно не задеть еще слабых малышей. Зеваки, люди, которым уже не помочь, оставшиеся здесь, то и дело хлопали в ладоши и смеялись от всей души, посвистывали и кричали: «Вот это зрелище!». Спустя некоторое время маленькое восстание было остановлено, приезжих лекарей прибыло вдвое больше, чем здешних. Да и люди, страдающие от «Созревания Лотоса» были совсем слабы. Закончив счетом 1:0, все вернулось на круги своя и Эллена, как зачинщика этой драки, увели от больных на несколько десятков метров. Он, сидя на камнях, расположенных в центре города на площади, потирал места ушибов, которые ему нанесли недовольные и разгневанные лекари. Хан совсем поник. Он даже не может просто заступиться за народ, который стал за все эти дни для него родным. Маленькая, ничем неприметная деревня стала для него настоящим домом. Сейчас людей увозят, Хан ничем не может им помочь. Все что он мог и хотел, он уже сделал.

Пока Эллен сидел и пытался не заплакать, к нему подошел мужчина, на вид ему было примерно столько же, сколько и обезумившему, которого Эллен еще недавно снимал с дерева. Этот старик присел рядом и смотрел на Хана, ничего не проронив ни слова. Лекарь повернулся к нему и посмотрел на него вопросительно. Он усмехнулся, опустив голову. Затем снова ее поднял и сказал:

– Господин Хан Эллен? Я много о вас слышал от своего внука. – старик улыбался Эллену, ничего не понимающему. Тут до него дошло. Он удивленно уставился на собеседника и осторожно спросил:

– Вы – Хван Хангук?

Он кивнул и вытянул руку для рукопожатия. Хан крепко взял руку мужчины в обе ладошки и пожал. Хангук хихикнул, улыбаясь глазами. Эллен не таким видел Хангука в своих мыслях. Ему казалось, что он выглядит намного старше, а характером груб и безмолвен, но оказалось совсем наоборот. Он заметил, что слишком долго держит руку старика и быстро отстранился, поклонившись ему в знак уважения. Хван недолго подумал и решил пригласить Хана к себе в гости и побеседовать, что он и сделал. Эллен не смел отказываться, так как сам давно хотел встретиться с ним и поговорить. Так они пошли к дому Хангука, разговаривая на темы, касающиеся недавнего происшествия.

Хангук шел не спеша, заложив руки за спину. Он тихо насвистывал мелодию, неизвестную Эллену. Лекарь шел рядом и изучал взглядом нового знакомого. День близился к вечеру, темнело, солнце заходило за горизонт, грея округу своими последними лучами, пока не зашло вовсе. Старик откашлялся и повернулся к сзади идущему Эллену. Он шел, о чем-то задумался, и не увидел, что Хангук остановился и случайно споткнулся об его ногу. Хван его придержал за локоть, тем самым помог младшему не встретиться с песком лбом.

– Будьте аккуратны, Хан Эллен. – Обратился мужчина к Хану по имени, убирая руку обратно за спину. – О чем вы задумались?

Эллен помедлил и ответил:

– Да так, о своем. – затем указал на дом, смирно стоящий под большим ивовым деревом, окутанный зелеными зарослями. – Это ваш дом?

Хангук перевел взгляд на маленькую халупу и положительно кивнул, открывая дверь внутрь. Эллен зашел в помещение осторожно, боясь споткнуться снова, ведь было уже темно и света совсем не было. Хангук зашел за ним и с откуда-то достал фонарь, в котором зажег свечу. Прихожая осветилась тусклым светом. Но этого было достаточно, чтобы разглядеть обстановку. Прихожая совмещала в себе все необходимые места для комфортного проживания: Спальню и Кухню. Одна огромная печь занимала одну пятую часть дома, также стояла кровать, низкий стол и подушки вокруг него, которые служили хозяину вместо стульев. Все было убрано и расставлено по местам. С правой стороны расположилась дверь. Эллен указал на нее.

– Там живет Тэун?

Хану было интересно. Пока есть возможность, он спросит. Хангук кивнул и подошел к еще горячей печи и налил в чашки, похожие скорее на блюдечко, зеленый чай из маленького чайника. Он поставил их на стол и присел на подушечку, приглашая Эллена сесть рядом. Лекарь поблагодарил его и присел, взял чашку в обе руки, отпив из нее.

– Хан Эллен, а где вы проживаете? – буднично спросил Хван, поставив чашку на стол.

– Недалеко от деревни, возле речки. Домик маленький, но вполне пригодный для жизни. – Эллен не хотел говорить про эту халупу , старую и прогнившую, но жить в ней и правда можно, если перетерпеть. Хангук призадумался, но в мгновение вспомнил, воодушевившись.


– Ох, я знаю где этот домишко. Я и подумать не мог, что он еще кому-либо приглянется – он же такой старый. Ему лет сто, не меньше.

Старик с грустной улыбкой на лице говорил о нем, будто то место для него было частью его жизни.

– Вы там были раньше? – поинтересовался Хан, отпив чай еще немного.

– Конечно! Я не только там когда-то был, но и жил очень много лет. Практически все детство, но после одного страшного случая я больше не мог там находиться и сбежал, обосновавшись далеко в горах, как отшельник.

Вот оно! Эллен заинтересовался этим «случаем», чтобы не рассекретить свой умысел, сказал:

– Господин, не расскажите поподробней про этот период жизни в том доме? Я хотел бы знать, куда приехал.

– Конечно-конечно. Слушайте!

«Осень 1339 года. Дом на берегу реки. В это время года листья на деревьях желтеют и дуновением ветра разлетаются по всей земле, разукрашивая ее в яркие цвета. Хангук, сидя на опавшей листве и укутанный в теплые одежды, читает учебник по философии, готовясь к предстоящим экзаменам. К нему сзади подкрался восьмилетний мальчик и набросился на Хвана с объятьями , гулко смеясь прямо ему в ухо. Хангук упал на живот вместе с мальчиком, перевернулся и схватил того, заключая в такие же раззадоренные объятия.

– Чанмин, не видишь, я готовлюсь к важному экзамену. – Успокоившись, сказал Хангук и встал с намокшей от моросившего дождя травы. Чанмин поднялся следом и оптряхнул свои маленькие одеяния, поправляя волосы. Он подошел к брату, обнял его и уткнулся носом в ногу. Хангук пожалел его по голове и утешил.

– Чанмин, – начал старший Хван. – Тебе не пора домой? На улице холодно, заболеешь. – Чанмин отрицательно покачал головой, не поднимая взгляда на Хангука. Тогда он поднял малыша на руки и понес в дом, захватив перед этим книгу, благополучно выброшенную на землю, когда произошло «нападение».

Зайдя в дом, их ждали родители, которые уже сидели за столиком и разливали суп по глубоким тарелкам. Чанмин побежал первым к отцу, а Хангук поприветствовал их не очень низким поклоном и спокойно присел за стол. Пока мать готовила чай, отец кружил и резвился с мальчиком, бегая по дому. Хангук делал тоже самое, что и делал, находясь снаружи. Читал. Когда все уже были за столом и начали есть суп, он убрал книгу и стал трапезничать, медленно отхлебывая чуть остывшую соленую жидкость. Мать странно на него посмотрела и спросила повышенным тоном:

– А ты, чего такой поникший? Ешь нормально.

Хангук опустил ложку обратно в тарелку и встал со стола, собираясь уходить. Тут подключился глава семьи.

– Хангук, послушай мать. – слова отца были безучастные и отстраненные, будто не его сын стоит перед ним. Чанмин смотрел на все это с глубокой наивностью, параллельно ел суп и играл маленькими лошадками, сделанными из пучков сена и веревок. Хангук снова проигнорировал слова старших и скрылся за дверью, не желая находиться здесь ни минуты боле. Пожалуй, это решение было верным, потому что дальше родители начали открыто делиться друг с другом тем, какой их старший ребенок невоспитанный, не образованный, со скверным характером и так далее. Это могло продолжаться очень долго. Хван за все свои семнадцать лет к этому привык и уже не реагировал на унизительные слова окружающих, как бывало раньше. Так прошло два года. Хангук сдал экзамены успешно и уехал на обучение в столицу. Чанмин за это время успел подрасти и стал еще красивее. Каждый прохожий в деревеньке не оставил шанса, чтобы подойти и расхвалить его. И правда, манеры у мальчика были чудесные, сам он был крайне застенчив, но был не прочь поговорить с кем-нибудь о погоде, как он учится, а особенно, когда дело заходило про его брата, Чанмин рассказывал про него все самое хорошее и его невозможно было остановить. Было дело, пришла в гости к матери младшего Хвана ее подруга. Чанмин все время сидел подле родительницы. Они мило беседовали, пока дело не зашло про старшего сына, который вот уже как полтора года учится далеко от дома. Чанмин услышал, что тетка спрашивает про его любимого брата, встал и сказал ей:

– Тетя, брат мой – большой молодец. Он каждую неделю, не жалея своих денег, отправляет мне письма. Вчера он писал о том, что в столице пошел снег, еще он учится очень-очень хорошо. Наставники его хвалят, говорят, что он скоро займет высокую должность. Ой, а на прошлой неделе он писал, что в выходные дни ездил с лучшим другом на лошадях наперегонки, победил. Еще он упомянул о том, как сильно скучает по дому, по семье, а особенно по мне! А еще.. – Чанмин сделал глубокий вдох, чтобы продолжить занимательный монолог, как его перебил мрачный взгляд матери. Он замолк и присел обратно, продолжив играть своими самодельными фигурками. Тетя захихикала, а родительница закатила глаза и утихомиривала гостью.

– Не обращай внимание на Чанмина, он, видно, сильно привязан к брату.

– Смотри, кланяться начнет при встрече. – тетка посмеялась и встала из-за стола, направляясь к двери. – Я, наверно уже пойду – поздно. Удачи вашему сыну в учебе. – женщина улыбнулась Чанмину и скрылась за дверью. Когда в комнате настала тишина, мать встала и тяжелыми шагами подошла к двери, смотря в окно. Чанмин последовал за ней и присел рядом, заглядывая за спину. Они оба смотрели как уходит тетка, следом, когда она была уже далеко, направили свой интерес на движущийся вдали объект. Послышался стук деревянных колес по камням. Издали начала проглядываться повозка. Чанмин подумал, что она очень похожа на ту, в которой когда-то уезжал Хангук в столицу. Поэтому он сразу поспешил выбежать на улицу встречать брата. Матушка последовала за ним, очень удивившись резвости мальчика, который ранее сидел довольно тихо, почти бесшумно.

– Братик приехал! – с громкими возгласами Чанмин прыгал от радости и хлопал в ладоши. Отец, который все время был за домом и собирал рисовые колоски, поспешил к семье, чтобы посмотреть на своего старшего сына. Повозка подъехала к их маленькому домику, и из нее вышел полный старик, а за ним еще двое таких же. В руке первый держал свиток. Перебирая ногами, он подошел к отцу и протянул ему бумагу.

– Указ свыше. – неприятным голосом выдал тот. Отец взял свиток и развернул его, читая рукопись. «Хван Дэ Джон, проживающий в деревне Х не уплачивает налоги вот как уже три месяца. Просим выплатить долг или кормилец будет жестоко наказан, или, по указу Императора, старший сын должен будет принять службу в воинском отряде не смотря на его возраст. (С подписью Императора)» Мать, читая это вслух, выкинула свиток и упала на колени, взмолившись приезжим.

– Пожалуйста, у нас нет денег! Прошу, пощадите! Как мы будем без кормильца, мы не выдержим такой тягостной ноши! – женщина тараторила и одновременно с этим чуть-ли не целовала ноги чиновникам, заставляя Чанмина испугаться. Он не понимал ни слова, но ему было достаточно увидеть состояние его семьи, чтобы додуматься, насколько плачевно их состояние, и он начал реветь в унисон с матерью. Отец пытался уговорить их не унижаться, но толку особо от этого не было.

– Я не хочу жертвовать своей семьей, сына я очень люблю, так что берите меня, и мы в расчете. – он тоскливо улыбнулся и подошел к чиновникам, поднимая руки параллельно полу, будто был уже давным-давно к своей участи. Кандалы сразу оккупировали запястья подошедшего. Его жена подбежала к нему и обняла, рыдая еще сильнее. Он убрал ее руки и, не оглянувшись на такого же несчастного Чанмина, пошел в повозку, за ним запрыгнули внутрь чиновники и скрылись. Женщина не находила себе место, поэтому уже на следующий день написала первое и единственное за все время письмо Хангуку без задней мысли и тут же побежала отправлять его. Чанмин со вчерашнего дня ничего не ел и не пил, пребывая в бессознательном состоянии. Когда мать вернулась после отправки письма, побежала обратно в деревню за лекарем, увидев состояние младшего ребенка. После осмотра лекарь отдал какую-то микстуру в деревянной колбочке и ушел, наказав обеспокоенной матери следить за состоянием Чанмина. К ночи, когда все уже давно спали, примчался Хангук и разбудил не только мать, но и Чанмина. Как он увидел Хангука, сидящего рядом с собой на койке, с трудом поднялся, но обнял брата насколько позволяли ему силы. Мать нехотя обняла его, а следом начала ругать за то, что приехал сам, а не отправил деньги с кем-нибудь. Хангук ничего не ответил, лишь побрел на уже знакомую ему гостиную комнату и уселся за стол, за которым ел и читал книги. Воспоминания грели душу, несмотря на то, что в их семье случилось горе.


– Не волнуйтесь, матушка. Отец обязательно вернется, надо подождать. Я отправил несколько сотен монет, чтобы закрыть долг семьи. – старший Хван успокаивал мать, склонившую голову от бессилия на бок. Она махнула на него рукой и пошла спать, оставив Хангука сидеть одного при свете свечи. Ему стало неимоверно больно и обидно за семью. Почему с отцом так плохо обошлись, ведь можно было договориться, а люди, не испытавшие такой утраты, нос воротят, не оставляя и шанса на хороший исход.

Когда начинало светать, в дом семейства Хван пожаловали еще более пугающие новости. Хван Дэ Джон скончался от глубоких ран, возмещение ущерба за погибшего кормильца семьи невозможна. Родительница, как узнала, что ее муж больше не вернется, а деньги пошли на остальную часть уплаты долга, разрыдалась на месте. Как Хангук не старался, ничем хорошим это не заканчивалось: Он хриносил своей матери в постель чай, рисовую кашу, но каждый раз она кидала тарелку или чашку на пол и рыдала часами. Хангук приглашал лекарей. Но те разводили руками и ничем помочь отчаявшейся матери двух голодных детей и овдовевшей дамой не могли. Через неделю мать умерла прямо на глазах Чанмина, который не отходил от неё ни на шаг после того, как она слегла. Это случилось тогда, когда Хангук отошёл ненадолго в кухню. Чтобы приготовить очередную порцию риса для своей матери из остатков, собранных Хван Дэ Джоном в последние дни своей жизни. Слезы стекали одна за другой, не переставая ни на минуту. Хангук доварил кашу и нёс её матушке, как услышал крик своего брата, звавшего его скорее бежать в комнату родительницы. Он кинул одно и побежал в покои. Тогда они обнаружили, что их мама не подаёт признаков жизни, и разрыдались.

Для обоих братьев это был большой удар: Хангук винил себя за то, что не смог ничем помочь, а Чанмин закрылся в себе и больше ни с кем не говорил. Между Чанмином и Хангуком образовалась нерушимая стена из горя и траура. Шли месяца, Хангук бросил учебу ради брата и связался в итоге с тремя неприятными людьми, которые в последствии сначала втерлись в доверие Хангуку, а после стали всячески издеваться над Чанмином, который стал после этого пугаться и бояться всего на свете. Когда Хангук это лицезрел, то вышвырнул своих неприятелей за дверь и больше они не появлялись на пороге его дома. С тех пор начали по деревне ходить слухи, что Чанмин, который всем нравился, наслал на семью одного человека беду, впоследствии которой стали погибать люди. Это все было из мести к нему и его роду. Все, кто жил в этой деревне, боялись мальчика и больше, чем на десять метров, не подходили. Братьев за спинами стали обсуждать, а после и унижать прямо в лицо, швыряя в них что попадет под руку. Хангук терпел и старался не унывать, хоть и было сложно. С деньгами стало слишком туго, поэтому Хангук начал подворовывать из соседней деревни фрукты и мясо. В один из дней к нему заявились старые «друзья», которые раньше издевались над его младшим братом и хотели снова найти его, не скрывая своих намерений. Хангук не дал им сделать задуманное и они не спеша ушли. Но надолго трое опухоли не пропали. Хангук пошел снова за едой в соседнюю деревню и оставил Чанмина одного. Тот по своему обычаю лег спать. В момент, когда Чанмин уже засыпал и начинал видеть сон, который разделял его от горестной реальности, к нему забрели те самые мужчины. Хван не успел убежать, он был напуган, ноги его не держали, что уж говорить о побеге, а дальше случилось то, о чем Хангук будет вспоминать всю оставшуюся жизнь: тело мальчика, искалеченное и бездыханное. Он держал его на руках, не дышащего, из глаз стали огромными солеными каплями стекать слезы по щекам. Тем же днем, когда он нашел тело, лежащее возле его дома, побежал через всю деревеньку к негодяям и устроил драку, в которой, как и ожидалось, он проиграл с позором. Последующие двадцать лет Хангук провел в бесцельных странствиях, пока не вернулся в отчий дом. Жить на том же месте он не мог, но и уехать тоже был больше не в силах, поэтому обосновался в самой деревне, где про него уже забыли. Когда он решил навестить место, где жили убийцы его брата, оно было пустым. Хван поспрашивал у рядом живущих, где те, то одна женщина из соседнего дома ответила, что они погибли. Причем очень странно. Сначала все было хорошо, но на следующий день на телах обоих стали появляться пурпурные отметины, а на следующий день они сошли с ума. Бегали по всей деревне и пугали людей со словами: «Он вернулся! Он пришел по наши души! Колдун!». Все посчитали их больными. Еще через день их уже не стало.»

– Я подумал, что это звучит очень странно, как и сказала та женщина, но в подробности не вникал. Они заслужили эту мучительную участь. Мой брат погиб из-за них. Во всем виноваты эти трое. Я уверен, это именно они принесли эту ужасную болезнь в наше поселение. – сказал Хангук последним, задумавшись о чем-то. Эллен немного подумал и вдруг спросил:

– Вы сказали, что двое погибли, но ранее упомянули, что всего участвовавших в этом страшном деле было три. Куда делся еще один?

Хангук посмеялся.

– Он тут, до сих пор жив. Ему сейчас примерно столько же лет, как и мне. Я видел, как вы его с дерева пытались снять.-совершенно спокойно ответил Хван. Эллен сильно удивился. Так, это был он?

– Я и подумать не мог..

– Вот и он поплатился за содеянное.

Наступила тишина. Хангук встал, чтобы пойти налить еще чай, но Эллен решился на этот шаг.

– Господин. – начал Хан. – А у вас не было таких мыслей, что это все устроил ваш брат.

– Что ты имеешь ввиду? – сказал Хангук, нахмурился и плюхнулся обратно на подушечку. Эллен еле заметно занервничал, но продолжил.

– Я имею ввиду, что, кажется, видел вашего брата, и не раз. Он продолжает появляться на каждом шагу.

– Пожалуй, вам уже пора, темнеет. Берегитесь бродячих собак. – коротко выдавил из себя Хангук, сдерживая злость, пытаясь отступить от назревающей темы для разговора.

– Послушайте, я не вру. Если все сходится, то тот человек, вернее не человек, а призрак, действительно Хван Чанмин – не унимался Хан.

Хван вскочил и замахнулся той самой подушкой на Эллена, но остановился, дав ему шанс уйти.

– Убирайся с моих глаз, щенок! Думал, ты нормальный человек. Оказалось, совсем наоборот! – Хангук перешел на крик, наседая на взволнованного лекаря. Эллен встал следом за старшим, не медлил и подошел к двери, открывая ее и выходя за порог.

– Я сам уйду, если вы так хотите. Простите, что наговорил чуши. – после тихих слов Эллена, захлопнулась дверь. Хан дал себе обещание, что больше никогда не заговорит о подобном открыто, иначе получит чем-то намного тяжелее подушки. Когда он вышел, встретился с Тэуном и Сонхи, которые направлялись к Хангуку. Увидев Эллена, который чуть ли не сбежал из дома, Тэун с недоумением развел руками.

– Господин Хан, что вы здесь делаете?


Лотос цветёт под покровом ночи

Подняться наверх