Читать книгу 7 ключей женского счастья - - Страница 14

Каждая мама любит, как может, на свои 100 процентов.

В то время, когда я еще работала на телевидении, у меня была своя социальная программа «Дочки-матери». В ней я, как ведущая, вместе с психологами разбирала спорные ситуации, с которыми сталкиваются родители при воспитании. Порой монтаж затягивался, и я добиралась домой только к девяти вечера. Нашей с мужем дочери Анжелике тогда было восемь лет.

Я хорошо помню те вечера, когда поднималась по лестнице с ощутимым грузом вины: маленькая дочь одна в пустой квартире, голодная. Мысли: «Что я за мать такая?» давили с каждой ступенькой. Но как только я открывала дверь и видела брошенную на тумбу куртку, рядом сваленные мокрые перчатки и море из ее разбросанных всюду игрушек, я тут же вспыхивала как дракон. «Почему такой бардак? Неужели трудно было убраться?» – срывалась я.

Этот механизм щелкал автоматически. Минуту назад я упрекала себя в отсутствии материнской заботы, и вот я уже стою посреди гостиной и кричу на своего ребенка. Мое бессознательное стремление освободиться от тяжести вины буквально вынуждало меня перекладывать все на хрупкие плечи дочки.

Но отследить этот момент и тем более понять его причины я смогла только в 31 год. Тогда один из психологов открыл мне глаза на то, как именно работает материнская психика.

Оказывается, у женщин есть защитный механизм – встроенная программа архетипа матери, которая бегущей внутренней строкой в голове будет нести мысль: «Ты мать, дать жизнь человеку – святое, ты не можешь брать вину на себя». Поэтому пока женщина будет испытывать вину перед ребенком, она инстинктивно будет перекладывать ее на ребенка для своего ментального здоровья. Это может привести к тому, что роли в семье поменяются местами, и ребенок начнет вести себя как взрослый, а взрослый – как ребенок.

Тогда я поняла, насколько опасны мысли о собственной материнской несостоятельности. И чтобы разорвать этот круг, мне нужно было научиться видеть в себе не только заботливую мать, но и человека, который имеет право на ошибку, усталость, собственное дело и чувства. С тех пор стараюсь каждый день напоминать себе: «Я люблю своих детей так, как могу, и даю им всё, на что способна». Если же всё-таки срываюсь, то стараюсь не винить себя, закрывшись в ванной, а объясняю, что кричу от бессилия и усталости. Я человек, у меня есть чувства, и они бывают разные. Это нормально».

Так что если вы сами не раз ощущали или, быть может, до сих пор чувствуете вину перед своей мамой, имейте в виду, что, вероятно, в глубине ее души таилась вина перед вами, которой она пропитала вас через свои слова и действия. Безусловно, без всякого злого умысла, а лишь по незнанию собственной природы и человеческой психики.

Ведь в то время, когда родители воспитывали нас, нельзя было поискать ответы на форумах. Специалистов, к которым можно было бы обратиться за советом по воспитанию, существовали единицы, а доступная педагогическая литература только начинала набирать обороты.

Помню, что долгое время в 80-90-х годах многие мамы, и я в том числе, руководствовались книгой американского педиатра Бенджамина Спока «Ребенок и уход за ним». Достать ее было трудно, и она переходила из рук в руки, как и многие другие народные «сокровища» тех лет. Так вот, в ней автор советовал оставлять ребенка спать одного, даже если тот плачет. И я следовала этим советам, несмотря на многочасовые протесты моей дочери, потому что серьезно относилась к экспертности этого человека.

Позже, в одной из своих передач, от специалиста я узнала, что такой метод укладывания весьма травматичен, и его последствия могут стать платформой для будущих тревожных состояний ребенка. Меня это потрясло, ведь я думала, что поступаю правильно, делая по инструкции в книге. Оказалось, что нет. Как-то уже позже в профессиональном кругу мы даже начали обсуждать методы воспитания прошлых поколений, и один из психологов спросил, знаем ли мы, какие у Спока были отношения с его собственными детьми?

Оказывается, что в свое время в интервью его двое сыновей честно признались, что их отец бывал жесток, резок, а порой даже агрессивен с ними. И когда тот лежал в своем доме в Сан-Диего после перенесенного сердечного приступа, они посоветовали его второй жене перевезти его в дом престарелых. Сами же – ни старший Майкл – сотрудник Чикагского университета, ни младший Джон – владелец строительной компании в Лос-Анджелесе – не спешили забрать его к себе. Спок сам не раз признавался, что оказался привязан к своему детству сильнее, чем ему казалось. К тому детству, в котором его воспитывала жесткая и контролирующая каждый его шаг мать. И вот опять мы возвращаемся к тому, что у наших родителей тоже были родители.

А какая литература была у них?

Они читали «Педагогическую поэму» Антона Макаренко, который разработал свои методы, работая с воспитанниками колонии. В те времена часто обучали ремнем – это была абсолютно нормальная практика.

Мне мои клиенты рассказывали, как в поколениях их семей родители привязывали ребенка к батарее на целый день, потому что им нужно было работать, а оставить было не с кем. Малышу ничего не оставалось, как целый день сидеть у батареи с едой и игрушками, если те вообще у него были. При этом он оставался жив, и это было главным. Ведь правда, в какой-то момент нашей истории сохранить жизнь было высшим проявлением родительской заботы.