Читать книгу Северная сага. Белый Кречет - - Страница 3

– Не трогай ножик! – самый здоровый волосатик угрожающе поднял руку с топором. – Отдай добро по-хорошему, и мы тебя не тронем!

И нагло ухмыльнулся, показав хищный оскал на удивление ровных и белоснежных зубов.

Двое его дружков разошлись в стороны, охватывая меня в полукольцо.

Назад отступать мне было некуда, только если на бревно обратно прыгать. Но это не вариант, да и не привык я отступать. Тем более, что сильно опасными бомжи не выглядят, на испуг просто хотят взять. Но пугать я и сам умею, обучен.

– А ну, брысь с дороги, шелупонь! – быстрым движением руки я выхватил скрамасакс.

Длинный нож не произвел на бомжей впечатления, и они кинулись на меня всем скопом сразу, замахиваясь своим оружием.

Ну что ж, такие вопросы я решаю быстро. Поднырнув под удар здоровяка, двинув его по ходу движения локтем в ухо, я ткнул скрамасаксом в плечо одноглазого, что был слева от белобрысого. Тот вскрикнул и выронил тесак. Не прекращая движение, я добавил свободной левой рукой здоровяку в солнечное сплетение, обогнул его, оказавшись у него за спиной, и выдал ему пинка, от которого здоровяк крякнул и полетел носом в ручей. Третий разбойник в меховой шапке оказался очень шустрым и почти достал меня ножом, я был вынужден ударить скрамасаксом ему по шее и, похоже, что насмерть – кровь брызнула фонтаном, залив рубаху одноглазого, который уже подхватил тесак здоровой рукой и намеревался снова напасть на меня. Пришлось пырнуть его скрамасаксом в область живота. Кажется, печень ему пропорол. Темная кровь хлынула из раны, одноглазый осел на землю и медленно завалился навзничь, подергивая ногами. Светловолосый здоровяк в это время вылез из ручья и поднялся на ноги, но, увидев, что стало с его корешами, бросил топор на землю, упал на колени и взмолился:

– Прости меня, господин! Не убивай! Не признали мы, что ты воин! Брони с оружием у тебя нет, вот и подумали, что купец в лесу заплутал! Пощади!

– Лицом на землю! – закричал я в ответ. – Руки за спину!

Косматый бугай повалился на траву. Я содрал с него кушак, которым были подпоясаны его лохмотья, и связал ему руки. Веревкой с пояса умершего уже одноглазого стянул ноги пленника.

Убедившись в том, что остальные противники мертвы, а пленник надежно связан, я сел на поваленное дерево, пытаясь осознать, что произошло.

– Какого хрена вы на меня напали? – крикнул я здоровяку, пнув того ногой в бок. – Вы кто такие вообще?

– Холопы мы беглые, господин! Из Ладоги! – запричитал пленник. – Не убивай! Не признали мы в тебе воя! Думали, что купца заблудившегося пощипаем!

– Ты что несешь, мужик?! – воскликнул я, не понимая, о чем он говорит. – Какие холопы беглые? Какая Ладога?

– Рабы мы! Я боярина Доброжира холоп, а дружки мои – холопы князя Буривоя. Не убивай меня! Служить тебе буду!

Дурдом какой-то… Холопы, рабы, князья, бояре… Что здесь происходит? Он псих что ли, мужик этот? И эти дружки его мертвые, тоже психи? На меня с топором и тесаками зачем-то набросились. Что-то не сходится во всем этом. Так, надо посмотреть, что у них в карманах.

А карманов-то и не было. Одежда их была вовсе не современная – какие-то потертые портки из льняной ткани, рубахи из такого же материала, безрукавки кожаные и меховые, шапка эта дурацкая опять же… Обувь тоже странная – у двоих, включая пленника, кожаная, типа самодельных низких ботинок без шнурков, а на третьем вообще лапти какие-то с обмотками. Очень похожа их одежда на реконструкторскую, только сильно поношенная, местами заштопанная и замызганная, как будто они ее носят постоянно. И пованивало изрядно от них немытым телом.

На поясах небольшие кожаные сумочки с хозяйственной дребеденью, типа ложек деревянных, ниток с иголками, кресалами и трутом. В маленьких кисетах обнаружилось немного серебряных монеток, мелких и тонких, с арабской вязью. Я такие в музее видел, дирхемы они называются. Похожи на те, что я приобрел на фестивале, только старые и потертые.

Такое впечатление, что реконструкторы так заигрались, что с ума все посходили и в леса жить ушли. Хотя, слишком все натурально выглядит. И тут меня осенило.

– А какой сейчас год от Рождества Христова? – снова пнул я пленника.

Тот выпучил на меня глаза, явно не понимая, о чем я его спрашиваю.

– От кого год, господин? Что за христова? Не понимаю я тебя господин!

– В кого веруешь, спрашиваю тебя, мужик! Кто бог твой?

– Много богов у нас – и Сварог, и Мокошь, и Велес! Во всех верим, господин! А твой бог кто, господин?

– Перун – вот мой бог! – не особо задумываясь, ляпнул я первое, что в голову пришло.

– Так и знал, господин, что ты – воин, варяг! Прости, не признал, не увидел на тебе знаков Перуновых! Кабы были – мы б тебя десятой дорогой обошли! Не убивай! – снова заголосил пленник.

Я достал из-за ворота рубахи свою серебряную цепь, на которой висело Громовое колесо – знак Перуна. Этот крупный серебряный оберег я купил вчера на рынке у реконструкторов, понравился он мне очень.

– Этот знак? – спросил я пленника.

Тот приподнял от земли голову, взглянул на меня, зажмурился от ужаса, который живописно отобразился на его лице, и заскулил.

– Да успокойся ты! – поморщился я и убрал оберег с цепью обратно под рубаху. – Не буду я тебя убивать. Пока. Слово даю. Расскажи мне, как звать тебя и где мы находимся!

– Звать меня Беляй. Я был холопом у ладожского боярина Доброжира. Сбежал я от него, – пленник вздохнул и продолжил свой рассказ. – Извел боярин двух братьев моих старших, одного плетью запорол до смерти, второго копьями закололи дружинники его. Мы втроем у боярина конюхами были, у него большая конюшня – на продажу он растит коников. Так вот увели воры с конюшни жеребца-трехлетку вороного, дорогого очень, а боярин решил, что это мы его продали. Так мы с братьями из рядных холопов в обельных превратились.

– А это не вы коня украли? – полуутвердительно спросил я.

– Нет, господин! Мы никогда чужого не брали! Подпоили нас людишки трактирщика Жилы, зелья нам в пиво подсыпали сонного, вот мы и проспали вора. А как братьев моих боярин погубил, и мне пригрозил смертью, я из сарая запертого ночью через крышу соломенную вылез, да и сбежал в лес. Далеко от Ладоги ушел. Так и живу уже два года. Весной, как снег сошел, этих двоих встретил, – кивнул Беляй на трупы. – Промышляли они разбоем здесь на тропках лесных, да на дороге, беглые княжьи людишки. Так и остался с ними, решил, что все равно пропадать теперь.

– Что-то ты врешь, как мне кажется! – сообщил я ему свои мысли. – Ты же над ними главный был, я видел!

– Не вру, господин! – Беляй замотал головой. – Главный был я, твоя правда, они глуповаты совсем, без ума грабили всех подряд и убивали, попались бы они скоро княжьим людям. Я их придерживал от смертоубийств лишних. И прятаться помогал по уму. Мы с братьями рядом с воями росли, видели, чему их с детских учат, сами понемногу учились, пока никто не видит. А эти двое всю жизнь в княжьем свинарнике прожили, бестолковые, убили купца заезжего, на серебро польстившись, и сбежали.

– Где вы обитаете теперь?

– Здесь недалеко землянка моя, там и жили все вместе.

– А Новгород далеко от Ладоги стоит? – решил уточнить я.

– Новый город? А что за город такой? Большой? Не слышал про такой, рядом с Ладогой нет городов больших! – Беляй явно не понимал, о чем я спрашиваю.

– Ладно, давай дальше, – продолжил я опрос. – А здесь в округе какой город большой ближе всего? Есть ли деревни рядом какие?

– Полоцк недалече, дня четыре пути, если на дорогу большую выйти. До дороги полдня идти лесными тропами. По пути пара деревенек есть, да заимок несколько.

– Кто в Полоцке правит знаешь? Много воинов у князя полоцкого?

– Драгомир там на княжении, лет десять уже как. Дружина большая у князя, три сотни воинов, не меньше.

– Ну хорошо. А братья твои, говоришь, старшие были? Сколько же тебе годков, детина?

– Двадцать лет мне, господин! Мы с братьями погодки были.

– О как! – удивился я такому несоответствию возраста и внешнего вида детины. – В кого же ты такой уродился, здоровяк светловолосый? Кто родители твои? И где они сейчас?

– Нету у меня никого из родни в живых, – с грустью в голосе заявил Беляй. – Мать умерла, когда мне и пяти лет не было, а отца я плохо помню, слишком мал был. Мать сказывала, что тот даном был. Его Бьерном звали. Он хевдингом был у ярла из Оденсе, большим отрядом командовал. С ярлом в Ладогу каждое лето торговать приходил, так мы с братьями на свет и появились. А потом ушел и не вернулся отец, матери его дружки сказали, что сгинул в дальнем походе. Я из братьев больше всех на отца похож. Так мать говорила, такой же светловолосый и большой. Помню только, что отец меня Исбьерном называл, Белым Медведем, а братьев – Брунбьерном и Свартбьерном – Бурым и Черным Медведями. Он хороший был, мать его любила, отец ей всегда серебра в достатке на жизнь оставлял. Домишко с небольшим хозяйством ей купил, нам хватало. А Доброжир себе забрал домишко, в счет долга.

– Если я тебя развяжу, не станешь кидаться на меня?

– Что ты, господин! Моя жизнь теперь тебе принадлежит! Возьми меня в услужение! Не причиню зла, служить тебе верно буду! Клянусь всеми богами!

– Хорошо, Беляй! – я принял решение. – Я тебя развяжу, а ты пока трупы спрячь где-нибудь тут рядом. Негоже их так бросать. А потом к тебе в землянку пойдем. Переночуем там. И перекусить пора бы.

Я развязал Беляя. Он отправился прятать тела своих бывших подельников, а я призадумался.

Слишком много фактов говорит о том, что я провалился в прошлое, причем глубокое. Даже Новгорода еще не существует, со слов Беляя. Значит, примерно конец восьмого века, начало девятого, где-то так. Может даже раньше. По одежде непонятно. Но Беляй говорит, что Полоцк рядом, значит все же восьмой-девятый век. Драгомира с Буривоем, князей таких, из истории я не помню, но это не важно, мало ли этих князей было. Интересно я попал, конечно. И как дальше жить? Что делать буду? Ладно, нужно решать проблемы по мере их наступления. Пока что следует временно обустроиться, а потом видно будет. Беляй, кажется, не врет. Парень он, вроде бы, неплохой и неглупый, может мне пригодиться, как источник информации и компаньон.

Беляй, тем временем, закончил с перетаскиванием убитых бывших подельников, и мы двинулись по едва заметной тропке в лесную чащу.