Читать книгу За семью печатями. Голос женского поколения - - Страница 9

Первую неделю в общежитии было тяжело. В комнате, помимо меня, жили еще четыре девушки, а сама она была проходной: через нее шествовали в свои и мальчишки, и девчонки. Это сильно угнетало. Хотя у меня не было дома отдельной спальни, но свой угол все-таки был. Здесь же я поистине прочувствовала смысл слова «общежитие». Ничего своего, все общее.

По маменьке я плакала почти каждый день, это оказалось настоящим испытанием.

Теперь вокруг сновало множество девчонок с их привычками. На кухне вечно царила неразбериха. Сложно мечтать о своем будущем в том месте, где обитают пять хозяек. Это как будто обрекало нас на потерю самобытности, как будто размывало наши мечты в общей кастрюле.

Как говорит старая пословица: «Где две хозяйки, там порядка нет». На кухне не было никакого порядка или единства. Каждая из нас пыталась сохранить хоть каплю индивидуальности, но в этой борьбе каждая теряла частичку себя.

Учиться в те времена было просто кошмаром. Я старалась как только могла, словно в каждой книжке скрывался ответ на все беспокойства, на все страхи. Но чистописание оставалось моей ахиллесовой пятой. Кляксы в тетрадях ранили меня в самую душу, напоминая о моей несовершенности, о том, что я все еще только учусь быть самой собой. Иногда учителя ругали, иногда даже били указкой. Не меня, других детей. Но так было принято: учитель – главный, он может делать все что угодно, чтобы вбить в нас знания.

Однако я не могла сдаться. Я знала, что от этого зависело мое будущее, но в глубине души понимала, что еще и будущее всей моей семьи.

По субботам, когда уроки оставались позади, я отправлялась домой. Начиная примерно с четвертого километра, каждый шаг казался мне битвой, как преодоление не только физических преград, но и душевных. Возвращалась я снова к маменьке, которая хоть и ждала, и даже обнимала меня, да только я этого почти не чувствовала. Было ощущение, что она дотрагивается до меня слегка, как будто боится показать свою любовь. Как будто в этой любви жила слабость.

Сутки дома пролетали мгновенно, я вновь становилась маленькой девочкой, нуждающейся в любви и ласке.

Она гладила меня по голове. Хоть в ее прикосновениях и не хватало тепла, которого я так жаждала, она приговаривала:

– Манечка, надо быть сильной.

Маменька, конечно, любила меня, но ее любовь была словно замороженная. Казалось, она просто не знала, как проявить свои чувства, или, быть может, они замерли в той стуже, что жила в наших сердцах и в обществе в те времена.

В воскресенье я снова возвращалась в общежитие. Вся жизнь казалась мне настоящим днем сурка. В голове крутилось только одно: «Манечка, надо быть сильной».