Читать книгу Забытые - - Страница 22

…Стою на песчаном холме посреди бескрайней пустыни. Сухой жар овевает лицо. Я один. Красное небо затянуто багровыми тучами. И солнца нет. Его здесь больше не существует. Осознание этого вселяет ужас и сдавливает грудь тисками обречённости.

Оглядываюсь, дрожа. Вокруг – огромный котлован. Нет. Воронка от чудовищного взрыва. И я стою посреди неё. На куче трупов. От испуга шагаю назад и, потеряв равновесие, скатываюсь вниз. К ногам живых. Живых мертвецов – тел с гниющей кожей, мутными глазами, рваными ранами, переломанными конечностями. Источающих зловоние. Наступающих на меня с одной целью – втоптать в песок тысячами разлагающихся ступней. Чтобы навсегда оставить здесь. В месте, созданном мной. С людьми, умершими по моей вине.

От страха вскакиваю. Бегу, не разбирая дороги.

Мертвецы не отстают. Они окружают. Мечусь в панике, ища выход. Но вместо этого среди сотен лиц вижу знакомые: мамы, Лены, отца, Авроры – все мёртвые.

Они все здесь из-за меня.

Вина и страх обрушиваются непосильным бременем. Кандалами сковывают запястья и лодыжки. Обессиленный валюсь в песок.

Я не смог их защитить.

Они умерли.

Все.

Из-за меня.

Слезы отчаянья застилают глаза. Но сквозь мокрую пелену различаю – мертвецы склоняются надо мной, закрывая красное небо. Утираюсь дрожащей ладонью, чтобы разглядеть рваные улыбки и глазницы, кишащие червями.

«Мы здесь из-за тебя…»

Шепот тысяч гнилых губ сливается воедино и становится невыносимым. Хочу закричать, но не могу издать ни звука.

Я бессилен.

Песок под спиной начинает осыпаться в тот момент, когда мертвецы заносят останки конечностей для моего погребения. Но не успевают шагнуть, потому что я проваливаюсь в разверзнувшуюся бездну, где темнота поглощает всё, чем я был когда-то…

***

Подпрыгиваю на постели, вцепившись в простынь, будто она способна предотвратить падение. Не понимая, где нахожусь, беспокойно озираюсь.

Я спал. И мне снился кошмар.

С облегчением откидываюсь на подушки, унимая бешеный пульс.

Пока считаю удары, на глазах ощущаю слёзы.

И приснится же такая жуть.

Мотаю головой, стряхивая остатки сна. Случайно взгляд падает на настенные часы: без трёх минут два ночи. Я проспал весь день. И за это время успел порядком завоняться. Отбрасываю простыни и отправляюсь в душ смывать остатки утреннего поражения. Под бинтами кожа зудит неимоверно. Срываю повязку двумя движениями. Теперь понятно: сзади и спереди на теле красуются два длинных аккуратных шва и фиолетовые гематомы вокруг каждого. Сосредоточившись на ощущениях, определяю, что ткани внутри срослись и продолжают восстанавливаться слой за слоем. Кожный покров обретёт целостность и здоровый вид уже к утру. Обожаю элогимскую способность к моментальной регенерации. Иначе я бы полжизни провёл на больничной койке.

Покончив с водными процедурами, возвращаюсь в комнату. Нахожу там комплект одежды и тёплый ужин. Вкусная еда и здоровый сон – лучшие лекарства.

Пока жую, Эфириумом сканирую дом. Домашние на месте, спят. Аврора тоже, но весьма беспокойно. Хочу её разбудить – я соскучился, – но вовремя вспоминаю, что в отличие от меня, она спала два часа, а после таскалась весь день по городу, изображая светскую даму. Ладно, наберусь терпения до завтра.

На третьем этаже не хватает Виктора.

Спускаюсь ниже. Второй этаж пустует. Сканирую первый. Здесь обнаруживаю бодрствующего отца. Первым желанием имею связаться с ним, но он опережает:

«Маркус, зайди ко мне.»

Даже предположить не могу, что меня ожидает. От волнения пропадает аппетит. Отставляю тарелки и, не задерживаясь, выхожу в коридор. Ночная темнота охотно принимает в свои объятья и заботливо накидывает дремотное покрывало. Дёрнув плечами, сосредотачиваюсь на подсветке в полу и шагаю в библиотечное крыло – отец работает в кабинете.

В библиотеке ковры сменяются паркетом, который даже тихое шарканье кроссовок в абсолютной тишине усиливает до стука толстых каблуков.

Из-под дверей кабинета пробивается свет. Дохожу до порога и останавливаюсь в нерешительности.

Что говорить? Как себя вести? Оправдываться или защищаться?

Пока мечусь в сомнениях, створка двери приоткрывается, гостеприимно приглашая внутрь. Нервно сглотнув, вхожу. Помещение внутри залито мягким светом пяти настольных ламп. В глубине у окна за массивным деревянным столом, откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, сидит Виктор и, склонив голову вбок, наблюдает, как я топчусь у входа.

– Доброй ночи.

– Я тебя позвал не наставления читать, а поговорить. Давно мы не общались с глазу на глаз. Присаживайся, – подбородком он указывает на одно из кресел перед столом.

Не без усилий подавляю беспокойство и подхожу к креслу, в которое плюхаюсь с излишним воодушевлением.

– Как самочувствие?

– Отлично, – хочу показать большой палец вверх, но вместо этого тянусь за спину – шов чешется невероятно.

– Скоро пройдёт, – Виктор хмыкает, сдерживая улыбку. – В период регенерации лучше занимать себя чем-нибудь, чтобы отвлекаться от зуда. Он, действительно, способен свести с ума кого угодно.

– Ты часто испытывал это?

– Был период, когда такое состояние было нормой моей жизни, – отец становится задумчивым, а его взгляд устремляется сквозь меня. – Я тогда почти привык к нему.

– Ты так много сражался?

– Отвлекался от навязчивых мыслей, – мужчина поджимает губы. – Но можно сказать и так.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду, но решаю не уточнять.

– Спасибо за помощь. Я слышал, как ты пришёл, но сразу потерял сознание.

– Тебе не за что меня благодарить. Я сделал то, что должен был.

– А Сеоман не должен ли был сделать то же?

Виктор медлит с ответом.

– Нет. У него была другая задача.

Хочу негодующе фыркнуть, но ограничиваюсь недовольно выгнутой бровью:

– Насадить нас с Авророй на лезвие, как на шпажку?

– Создать условия для выявления приоритетных выборов.

– Не понял.

Отец вздыхает и переплетает пальцы перед собой.

– Мы должны были понять, как вы поведёте себя в крайне опасной ситуации.

Это был очередной тест.

– Я облажался, – скрыть разочарование не пытаюсь. – Прости, что не оправдал ожиданий.

Теперь очередь Виктора удивляться:

– Как раз наоборот, – подавшись вперёд, он опирается на локти. – Я более чем доволен результатом. Ты уберёг Аврору от поражения, не задумываясь. Она же, невредимая, одолела противника и оказала тебе своевременную помощь. Благодаря верным выборам вы одержали победу в сражении с минимальными потерями.

Ну если считать дырку в моём боку «минимальными потерями», то да.

– Насадиться на меч было не самым умным решением.

– А как бы ты поступил, получив ещё один шанс?

Замолкаю, перебирая в голове все возможные варианты развития событий. Но ни один из них не ведёт к совместной победе над дядей.

– Видишь, удовлетворительных альтернатив-то и нет, – отец довольно улыбается, повергая меня в замешательство. – Вы оба сильны и обладаете огромным потенциалом. Но раскрыть и использовать его сможете только тогда, когда поймёте, что нужно не соперничать, а решать задачи вместе. Когда вы научитесь действовать в унисон друг с другом, вы станете непобедимыми, – он становится серьёзным, а его взгляд – гипнотизирующим. – Береги Аврору. Не потому что она моя дочь. А потому что она – твоя мощь.

– Почему она?

Виктор замолкает и медленно откидывается обратно на спинку.

– На этот вопрос ты должен найти ответ сам.

Выдерживаю отцовский взгляд, но кожа покрывается мурашками.

Ответ внутри. Но я всё ещё не готов его услышать.

Пора бы сменить тему.

– Сеоман сказал, что твой эгрегор больше не защищает нас.

– Да.

– Почему?

– Потому что в моей защите вы больше не нуждаетесь. Но это не значит, что я останусь в стороне, если приключится беда.

Пытаюсь осмыслить услышанное, но не могу. Явно, я чего-то не понимаю, потому что не могу найти логику в происходящем.

Виктор вздыхает, утомлённый моим тугоумием. Или просто от физической усталости.

– Вдвоём вы сильнее меня. Сильнее любого элогима. Но только вдвоём, – внезапно его лицо прорезают морщины, а под глазами залегают тени. – Я когда-то пренебрёг своим же правилом беречь любимых. И заплатил за это непомерно высокую цену. Не повторяй моей ошибки. Всегда помни, значение имеет только то, что искренне важно тебе. Остальное вторично.

Похоже, пришло время снова спросить себя: чего я хочу?

Но сначала – избавиться от липкого стыда за «провал».

– Отец, я не подведу тебя.

Обещание стать лучше всегда помогало притупить стыдливость и поднять планку требований к себе. Но сегодня оно звучит самообманом. Так как не понимаю, зачем оно и что с ним делать дальше.

Виктор с интересом наблюдает за моим диссонансом, а мне впервые становится досадно за прочность ментальных связей, по которым он без труда способен считать все мои чувства и намерения.

Не в силах больше смотреть на отца встаю и отхожу к боковому окну. Тихий шорох позади выдаёт его приближение. Виктор останавливается рядом и, положив руку на плечо, настойчиво заглядывает в моё лицо:

– Ты мне ничего не должен. Оправдывать мои ожидания или реализовывать мои амбиции из чувства навязанного долга не надо. Я не этого хочу для тебя. Даже если порой я требую подчинения, ты вправе отказаться. Да, мне это не понравится, это будет меня злить. Сложно отказаться от контроля. Он даёт ложное ощущение спокойствия. Триста лет жизни научили, когда в гиперконтролирующем состоянии что-то одно начинает идти не так, остальное рушится, как карточный дом. Много лет я учусь доверять и отпускать. Получается далеко не всегда. Но я точно доверяю тебе, – Виктор обхватывает оба плеча, разворачивая меня к себе. – Уверен, ты выберешь верный путь, сын мой. Я люблю тебя не за успехи и угоду моему эго, а за то, кто есть ты здесь и сейчас.

– А кто я?

Никто и никогда не рассказывал мне о родителях, сколько я не просил. От этого, несмотря на любовь и заботу, которыми меня окружают Гарды, я часто чувствую себя растерянным маленьким мальчиком. Одиноким в своей мечте узнать хоть что-то о маме с папой.

– Ты – мой сын, – твёрдая убеждённость в голосе Виктора заставляет посмотреть ему в глаза и благодарно кивнуть, выражая взаимное доверие. В ответ он неловко заключает меня в объятия. Впервые за девятнадцать лет.

Если бы всё было иначе, любили бы меня родители также сильно?

– Спасибо, отец, что веришь в меня, – отстраняюсь от него, борясь с желанием опустить глаза в пол и быстрее покинуть кабинет.

– Что ж, иди поспи ещё, – словно слыша мои мысли, Виктор освобождает дорогу к выходу. – В этом году до отъезда в Палермо я решил занять вас решением более необычных задач, чем обычно. Набирайся сил. Утром приступим.

– Ладно, – облегчение скрываю под сонной улыбкой, – доброй ночи, отец.

– Доброй, Маркус.

Покидаю кабинет и за считанные минуты поднимаюсь в башню. Запыхавшийся, спиной припадаю к двери внутри и сползаю по ней на пол.

Чувство стыда снова расцветает буйным цветом в груди. Но теперь его корни спрятаны намного глубже.

Виктор верит в мои честь и достоинство.

А я предаю его веру небратским интересом к его дочери.

«Значение имеет лишь то, что искренне важно тебе.»

Если так, то что важнее: доверие отца или чувства к дорогой мне девушке?

Вот и я не знаю…