Читать книгу Правила против Законов - - Страница 14

В августе 1912 году в журнале Министерства Народного Образования была опубликована статья философа Н. А. Васильева «Воображаемая (неаристотелева) логика». Она не имела какого-либо значимого резонанса в мировой философии, что также является парадоксом восприятия представителями классической школы философии новых прорывных идей в категории логики. Устоявшиеся тысячелетиями законы Аристотеля, действующие и по сей день, как неопровержимые стандарты логики в философии и науке, Васильев не просто подверг сомнению объективность принципов логики, а доказал обратное – ограниченность самой формулы, по которой определяется истинность суждений. Обосновав свою позицию, Васильев предложил новые универсальные законы логики, по которым мыслили Сократ и Платон, положив их в основу определения истины, назвав воображаемой или металогикой (неаристотелевой логикой).

В своей статье Васильев обращает внимание на спор между Бенно Эрдманом и Гуссерлем. Бенно Эрдман предположил, что законы логики справедливы для нашего мышления. Он также допустил, что утверждать, что наше мышление есть единственно верное, некорректно. То есть если предположить, что где-то в другом мире существует иное мышление, то истины законов логики нашего мышления тут же переходят в статус относительных, а не абсолютных. Васильев, комментируя Эрдмана, дополняет его мысль важным высказыванием, что «необходимость логических законов имеет силу только для нашего мышления, так как это необходимость, как всякая необходимость основана на немыслимости суждений, противоречащих этим законам» [7, С. 53]. Немыслимость зависит от условий нашего мышления, из чего следует, что необходимость законов логики становится в зависимость от нашего мышления, то есть переходит в категорию относительных. Обоснованность формальной логики была бы обоснованной в том случае, если бы была гарантия в том, что условия нашего мышления по сути тождественны с условием всякого возможного правильного мышления, что «положения, в которых мы формулируем эти условия, выражают единственно возможную сущность правильного мышления и поэтому вечны и неизменны[17]» [7, С. 53].

Очевидно, что, располагая знанием только о нашем мышлении, мы не можем даже в воображении предположить, что может существовать иное мышление, значит, мы и не можем утверждать, тем более доказать объективность принципов логики для всякого мышления, так как «другие виды мышления, кроме нашего, нам абсолютно неизвестны». То есть раз мы не знаем о существовании такого мышления, соответственно, «не можем ни утверждать, ни отрицать его существования». «Более того, мы даже не в состоянии утверждать, что наше мышление будет вечно связано с этими условиями, и этими нормами[18]». На основании суждений Эрдмана Васильев делает важный вывод, допускающий возможность эволюционного развития мышления, а значит, и изменения предикатов логики, что естественно и закономерно. «Наше мышление развилось из менее сложных форм, и мы не имеем права исключать возможности дальнейшего усложнения, которое могло бы потребовать других норм».

Гуссерель отверг доводы Эрдмана, обвинив его в «психологизме». «Законы логики по Гуссерелю не суть психологические, зависящие от тех или иных условий, от той или иной сущности мышления, они суть идеальные истины, обязательные для всех судящих существ, вне зависимости от того или иного устройства их реального мышления. В них даны реальные и необходимые критерия, которыми измеряется правильность всякого суждения. Кто судил бы иначе, судил бы ложно, к какому бы виду психических существ он не принадлежал[19]».

Пример спора Эрдмана и Гуссерля является показательным, где нет никакой возможности выявить истину, потому что один из них говорит о возможности изменения мышления, другой – о неизменности логических законов. Васильев приводит контрастный показательный пример, когда оба спорщика приводят доводы, «один из них говорит о Ростове-на-Дону, а другой – о Ростове из «Войны и мира», то оба могут быть правы, хотя их утверждения и носят контрадикторный характер, но в данном случае нет и этого».

Ни тот ни другой не может считаться правым, так как ни Эрдман «не определяет границ возможного изменения мышления, ни Гуссерль не определяет границ неизменности логики». [7, С. 54]. Васильев в споре Эрдмана и Гуссерля занимает примиряющую позицию, которая заключается в следующем: «некоторые истины логики абсолютны, некоторые нет» [7, С. 57]. Само предположение, что где-то существуют иные миры, в которых познающие субъекты обладают иным мышлением, не предполагающим разрешения противоречий; черное и белое могут сосуществовать не как противоречие, а как истина, является смелой попыткой выйти за рамки стандартов аристотелевой логики. И также бесспорно, что само это предположение должно иметь основания. Соответственно, в основании предположения должны быть условия. Этим условием Васильев определяет «неизменность познающего субъекта и его рациональных функций – способности рассуждать и делать выводы». Таким образом, теперь в воображаемой картине мира Васильев проводит сравнение двух типов мышления, нетождественных в логике, из чего следует, что при неизменности познающего субъекта в ином мире некоторые законы логики могут быть отличными от наших, значит, такая возможность имеет место быть только при условии, что «изменившиеся логические законы в нашей логике зависят не от познающего субъекта, а от познаваемого объекта, то есть, такие законы логики не рациональны, а эмпиричны. Другими словами, система бытия иных логических законов, чем наши, будет их эмпиричность, система бытия относительности, изменяемости логики будет её эмпиричность. Поскольку она эмпирична, постольку она изменяема и переменна. Все же рациональное в логике абсолютно и неизменно» [7, С. 59]. Таким образом, Васильев приходит к изящному выводу, что поскольку в нашей логике есть эмпирические элементы, то они имеют ограничения, заключенные в пределах нашего опыта, иными словами, ограниченные нашими возможностями самого мышления. То есть разумно предположить, что есть иная логика «без этих эмпирических элементов» [7, С. 60]. Таким образом, он переходит к доказательству наличия эмпирических элементов в логике и тех из них, которые подлежат устранению. Все что можно устранить из сознания, «все то, что можно заменить другим» – эмпирично, а что неустранимо, то рационально.

Но перед тем, как ознакомить читателя с системой доказательств Васильева, следует сначала ознакомиться с некоторыми законами логики Аристотеля, которые Васильев берет за основу, чтобы доказательно продемонстрировать их ограниченность. Основные законы логики Аристотеля можно интерпретировать в следующей форме:

1. Закон тождества. Его формула А = А.

Суть закона тождества заключается в том, что если одно суждение что-то утверждает, а другое то же самое отрицает, то они не могут быть одновременно истинными.

2. Закон противоречия звучит так: Невозможно что-либо одновременно утверждать и отрицать. Его формула: А ≠ не-А.

Суть закона противоречия заключается в том, что если одно суждение что-то утверждает, а другое то же самое отрицает, то они не могут быть одновременно истинными.

3. Закон исключенного третьего. Его формула: или А или не-А, другого ответа быть не может.

Суть закона исключенного третьего состоит в том, что из двух противоречащих суждений только одно будет истинным, другое ложным.

Суть всех трех законов заключается в определении истинности суждения через снятие противоречия между несовместимыми друг с другом утверждениями.

Феномен этих законов состоит в том, что они уже более двух тысяч лет являются предикатами логики и, несмотря на критику и попытки дать иную систему взглядов в определении истины, продолжают оставаться незыблемыми. Парадокс заключается в том, что количество противоречий при изучении развития общества нарастает намного быстрее, чем их фиксация. А исключение противоречий в суждениях не имеет проявления в установлении справедливости, о чем свидетельствую антагонизмы, конфликты, войны, террористические акты и пр. на протяжении всего периода актуальной истории, как до Аристотеля, так и после. Учитывая, что исследуемая нами категория философии о «целом и частях» также опирается на логику и тоже «не сдвинулась ни на шаг вперед» за тысячелетия, то безусловно стоит обратить внимание на любое альтернативное суждение о законах логики, имеющее другое обоснование, в особенности воображаемая логика Н. А. Васильева.

Доказательство Васильев приводит через построение двух силлогизмов:

Первый (в первой фигуре):

Данные законы логики устранимы, значит они эмпиричны.

Все устранимые законы логики эмпиричны

Второй (во второй фигуре):

Все рациональное неустранимо из логики.

Данные законы логики устранимы, значит они эмпиричны.

Васильев в первой посылке доказывает, что рациональность и эмпиричность законов логики доказывается через их устранимость. Для доказательства второй посылки «данные законы логики устранимы, значит, они эмпиричны» будет достаточным показать устранимость закона противоречия. Васильев вновь прибегает к сравнению нашей логики и иной логики, в которой допускает отсутствие противоречий. Допустим, есть суждение без противоречия, в следующей логике: суть «А» – не суть «А»; суть «А» есть не суть «А» и суть «А» одновременно; во втором суждении допускается противоречие.

В таком случае в нашем предположении иной разум может иметь суждение о противоречии (внешнее противоречие), и это суждение будет отличаться от суждения отрицательного или положительного, потому что в нем будет заключаться истина. Таким образом, суждение о противоречии становится суждением истины. «Если мы, развивая это предположение, не впадем в противоречие с самим собой (внутреннее противоречие), избегнем субъективного, внутреннего противоречия, если мы сохраним способность суждения и вывода, тогда мы сохраним логику. Значит, закон противоречия устраним из логики» [7, С. 63]. Бесспорно, в земной логике мы можем мыслить противоречиво, так как это является для нас формой суждения, которую мы бракуем, «а воображаемая логика допускает их, ибо они для неё имеют фактическое обоснование, реальный субстрат (материю)».

Надо отметить, что введенный Васильевым в основу доказательства принцип устранимости довольно убедительно доказывает ограниченность закона противоречия и необходимость законов воображаемой логики. Вот как выглядят в воображаемой логике три качественных формы суждения:

1. Утвердительное,

2. Отрицательное,

3. Противоречивое (индифферентное).

Таким образом, «воображаемая логика есть реализация логики понятий, воображаемый мир, есть мир осуществленных понятий; Платон гипостазировал мир идей, такой бы мир идей подчинялся законам воображаемой логики» [7, С. 64].

Далее Васильев закономерно подходит к вопросу о достоверности трех форм суждения и вместо закона исключения третьего обоснованно вводит закон исключения четвертого.

Сведем законы воображаемой логики к следующему выражению:

1. Закон тождества (рационален, неустраним из логики),

2. Противоречие возможно, вещи могут быть «А» и не «А» одновременно и могут называться «принципом суждений противоречия или индифферентных суждений»,

3. Закон исключения четвертого (принцип несовместимости суждений),

4. Закон абсолютного различия истины от лжи (четвертый закон исключает внешнее противоречие в субъектах, то есть противоречие с самим собой).

Васильев законами воображаемой логики исключает противоречие в объектах, а законом абсолютного различия истины от лжи исключает противоречие в субъектах (с самим собой).

Четвертый закон довольно затруднительный с точки зрения механизмов проверки его работы. Исключить противоречие из логики или из мышления – не одно и тоже, и проблема заключается в том, что, принимая индифферентное суждение как истину, человек не может не находиться в противоречии с самим собой, если не уверен в правильности вывода, что и является спорной позицией. Как достичь состояния уверенности? Здесь потребуется воля и знания для исключения противоречия, и, как пишет Васильев, если «я буду утверждать, что этот N. N. одновременно человек и не человек, то я, конечно, нарушу закон противоречия, но если я всегда буду утверждать это суждение, всегда стоять на своем, то я никогда не нарушу закона «абсолютного различия истины от лжи» [7, С. 64–65]. Четвертый закон выглядит как стремление, как пожелание не быть с самим собой в противоречии. Возможно, пример из жизни Георга Кантора, основоположника теорий множеств, даст некоторое представление о тех смыслах четвертого закона, которые вложены в понимание суждения «не быть собой в противоречии». В 1877 году Кантор доказал парадоксальную теорему о том, что бесконечное число точек на отрезке одномерной линии равно числу точек любого трехмерного куба. Это было удивительно даже для самого Кантора, который впоследствии написал: «Я понимаю это, но я не верю этому!» [5, С. 126].

Учитывая множество состояний и свойств людей, четвертый закон Васильева крайне сложен для исполнения или исполним не всеми и не для всех, есть только ориентир для тех людей, у кого чувства, интуиция и воображение развиты в достаточной мере. В то же время законы воображаемой логики способны создавать силлогизмы, определять истинность суждений и выводов, исключая закон противоречий, допускают индифферентное утверждение, что преобразуют законы Аристотеля, создавая более совершенную логику, не основанную на дуализме. И надо отметить, что Васильев делает смелую попытку вернуть логику Сократа и Платона из двухтысячелетней ссылки в философию начала XX века.

Васильев часто приводит неаристотелеву логику (воображаемую логику) с аристотелевой логикой в сравнении с евклидовой и неевклидовой геометрией Н. И. Лобачевского. «В этом она (воображаемая логика) совершенно одинакова с системами воображаемой геометрий, также лишенных внутренних противоречий и также абсурдных с точки зрения «здравого смысла»» [7, С. 65]. Воображаемая логика и есть неаристотелева логика или металогика Н. А. Васильева. Попробуем сравнить работу законов аристотелевой логики и воображаемой (неаристотелевой) логики Н. А. Васильева на характерных примерах. Для этого создадим два силлогизма:

1. Электрон – частица, не может быть волной,

2. Электрон не может быть частицей, электрон – волна.

По закону противоречия выявление истины происходит путем исключения одного из двух противоречащих суждений. Истинным может быть только одно суждение. В 1906 году Джозеф Томсон получил Нобелевскую премию с формулировкой «за исследования прохождения электричества через газы», что включало в себя и открытие электрона как субатомной частицы [29]. Таким образом, с точки зрения Томпсона правильным ответом можно считать первый силлогизм о том, что электрон – частица и не может быть волной.

В 1924 г. французский физик Луи де Бройль выдвинул гипотезу, «согласно которой корпускулярно-волновой дуализм имеет универсальный характер. Согласно гипотезе Де Бройля, каждая материальная частица обладает волновыми свойствами, причем соотношения, связывающие волновые и корпускулярные характеристики частицы, остаются такими же, как и в случае электромагнитного излучения» [48].

С точки зрения Луи де Бройля электрон может быть и частицей, и волной. В законах противоречия и исключения третьего для варианта индифферентного утверждения Луи де Бройля место не предусмотрено – электрон либо частица, либо не частица, то есть волна. Теория Луи де Бройля противоречит установленному факту о том, что электрон представляет собой частицу, что было подтверждено в исследовании Джозефа Томсона в 1927 году [48].

Если в том же примере силлогизмов с электроном мы исключим противоречие через введение третьего индифферентного утверждения «электрон может быть и волной, и частицей», то получим вариант истинного ответа, исключающий два первых неверных утверждения. Если в это дуальное противоречие добавить тезис, что «электрон – это способ взаимодействия между атомами», то воображаемая логика справится и с этим триединством электрона.

Законы воображаемой логики очевидно имеют доказательную основу и должны быть введены в оборот логики как объективный механизм определения (постижения) истины. Законы логики Аристотеля субъективны, их механизмы определения истины ограничены алгоритмом закона противоречия.

Попробуем привести еще ряд примеров работы законов логики Аристотеля и Васильева, чтобы убедиться, что закон противоречия устраним из логики.

Представим себе следующий элементарный пример двух несовместимых суждений: «кружка синяя» и «кружка не синяя». По закону противоречий Аристотеля существует только один правильный ответ. Подтверждение истинного суждения может быть исполнено в виде экспертной оценки независимой лаборатории на основании проведенного спектрального анализа цвета или подтверждением завода-изготовителя на основании паспорта изделия, то есть кружки. Правильный ответ: кружка синяя. Истина о предмете установлена на основе фактов.

Внесем первое изменение в субъекте, то есть изменим условия восприятия субъекта. Если мы изменим условия и представим, что один человек из нашего примера видит кружку зеленой, а другой синей, мы получим два противоречащих ответа, при этом изменения произошли в субъекте, объект не изменился. Так как объект не изменился, то и ответ не изменится. Представленные доказательства те же. Соответственно, человека, видящего кружку зеленой, отправят в клинику для выявления у него аномалии, например, дальтонизма. Его точка зрения будет признана несостоятельной, в данном случае ошибочной.

Внесем второе изменение в субъекте. Если представить, что в некотором будущем большинство людей относительно объекта – синей кружки – будут видеть синий цвет зеленым. Вопрос: каким образом можно определить истину (в данном случае – относительно цвета кружки) как неизменного объекта, если меньшинство будет видеть кружку синей, а большинство – зеленой? Вероятно, что и врач, и завод-изготовитель, и экспертная оценка определят кружку зеленой, представив доказательства в виде врачебного заключения, результата технической экспертизы, паспорта изделия. Вероятно, внесут изменения, и спектр синего будут называть зеленым, что очевидно не потребует доказательств. Следовательно, ответ «кружка зеленая» будет неистинным относительно объекта, но с неоспоримыми доказательствами факта относительно субъекта.

Таким образом представления меньшинства, определяющих кружку синего цвета, как истину, становятся эмпиричными и нерациональными, а значит, и выводимыми из логики, другими словами, переменными, относительно представлений истины большинством субъектов. Факты же относительно объекта становятся переменными, не имеющими предикатов истины, то есть изменяемыми относительно субъектов. В результате истина становится переменной величиной, определяемой априорными правилами, утвержденными большинством.

Еще дальше от дуальной логики располагаются принципы теории относительности и квантовой теории, когда свойства объекта зависят от свойств наблюдателя и системы. Следуя этой логике, такие человеческие понятия, как правда, справедливость и т. п. зависят от наблюдателя и системы, в которой происходит наблюдение. Правд может быть много и одновременно для одного и того же события. Дуальная логика тут полностью бессильна и даже мешает, что мы и наблюдаем, например, в докладах Римскому клубу.

В данном примере мы рассмотрели условия изменения зрения у субъектов. Но зададимся вопросом, а есть ли похожие процессы в обществе с установлением правил субъектами, противоречащим законам, заменой их системой текущих правил? В реальности можно сфокусироваться на кружке и потерять цвет или сфокусироваться на цвете с потерей кружки.

Изменения в субъекте при отказе дуальной логики происходит не с точкой зрения, а по аналогии с ней, например, в психике, этике, морали, влияющей на логику мышления, то, что относится к термину приоритеты внутреннего зрения, определяемых чаще всего методом научного тыка.

Свидетельством такого сбоя логики посредством изменения представлений в субъекте может быть процесс развития ЛГБТ-сообщества в вопросе гендерного неравенства, где представителей ЛГБТ в обществе на данный момент меньшинство, и доказательств истины позиции ЛГБТ научно не установлены. Но если представить, что в будущем сообщество ЛГБТ будет большинством, то оно будет тем большинством, устанавливающим правила о гендерном равенстве относительно субъектов в обществе, а гетеросексуалы окажутся в крайне опасной зоне аномальности и вынуждены будут обращаться за помощью к врачам психотерапевтам.

В XXI веке цивилизованное общество поддерживает движение ЛГБТ, а значит, не считает это отклонением от нормы; общество не заботит, что с точки зрения истины нет достаточных оснований так даже думать. Мы видим признаки изменения мышления общества в отношении категории этики: что ранее характеризовалось как отклонение от нормы – теперь становится нормой, закрепленной законами юридического права. То, что было раньше безнравственным – становится нормой нравственности, не имеющей достаточных рациональных оснований и неподтвержденной аналитическими данными науки. Но если политики создают прецеденты главенства правил над законами в обществе относительно субъектов, то почему научное сообщество не поправит политиков, нарушающих незыблемые тысячелетиями законы логики Аристотеля и приматы фактов относительно объектов? Из содержания смыслов данного вопроса следует, что истина в современном обществе не определяется относительно объектов, а устанавливается через механизмы формирования ситуативных правил.

Поэтому нет никаких оснований полагать, что определенная группа людей (меньшинство) с нетрадиционными взглядами на нормы морали и справедливости в обществе окажется завтра большинством и навяжет обществу свои правила и представления, а для истины более не потребуется законных оснований.

Исходя из представленных примеров, истину совершенно не обязательно представлять в объектах или относительно объектов; изменения в представлении большинства субъектов могут являться основополагающим принципом определения истины. Но большинство, как мы установили на примере с зеленой кружкой, не выявляет истину относительно объекта. Тогда что может быть тем определяющим и точным механизмом для её определения?

Ранее мы выяснили, что логика Аристотеля устояла как истинный метод более двух тысяч лет, на деле не являясь таковой, а лишь частным случаем, более соответствующей для определения истины в категории вещей. Тем не менее неизменность аристотелевой логики дает право утверждать, что формальная логика является ограниченным инструментом доказательств, особенно в категориях фундаментальной философии.

Бесспорно, что неаристотелева логика Васильева является непризнанным фактом развития логики в направлении утраченных прав идеализма на метафизику. Метафизика в философском мышлении, благодаря трудам Н. А. Васильева, восстановлена на законных основаниях и имеет столько же прав, сколько выдано физике или любой другой из наук. Процессы изменения в субъектах более важны для определения истины в категориях фундаментальной философии. Именно в человеке, в его представлении, в его мышлении происходят фундаментальные изменения, которые меняют в целом взгляды и положения общества на истинность того или иного процесса или события при неизменности познаваемых объектов.

Ранее было сделано предположение, что проблема устойчивого развития относится к категории фундаментальной философии, в основе которой находится представление о справедливости как меры равновесия в обществе. При рассмотрении динамических равновесий (балансов) «мер равновесий» становится значительно больше. Логика тут скорее является инструментом мышления человека, его аппаратной производной, ментальным языком, нежели экспериментальной наукой. Также очевиден тот факт, что истина в исследуемых категориях «целого и частей» не установлена.

Определение истины зависит от условий мышления субъектов, а не только от неизменности объектов, что приводит законы логики в категорию относительных. Сама проблематика доказательств суждений в категории сущностей через законы логики ставит правомерным следующий вопрос: что есть философия? Для ответа на этот вопрос попробуем воссоздать картину мироздания, основываясь на представлениях Платона и Сократа, используя воображаемую логику Васильева. Важно выявить основания полезности суждений с точки зрения реализации их идей в обществе. Попробуем взять несколько наиболее важных положений из его диалогов в «Тимее»:

1. Демиургом был сотворен Космос, Бог Вселенной (сотворенный бог), а также сущности. «…Он построил космос как единое целое, составленное из целостных же частей, совершенное и непричастное дряхлению и недугам» [66, С. 437].

2. В сотворении души участвовало три эйдоса. Душа имеет общие свойства, подобные по составу строения с Демиургом, сотворенным Богом и сущностями [27, С. 378].

3. Демиург создал Вселенную подобной, потому что считал подобное более прекрасным чем не подобное «…Вселенной очертания, из всех очертаний наиболее совершенные и подобные самим себе, а подобное он нашел в мириады раз более прекрасным, чем неподобное» [66, С. 436].

Основываясь лишь на трех постулатах гипотезы Платона, используя воображаемую логику Васильева, можно предположить следующее. Платон имел представления о существовании множества Вселенных, по крайней мере, более одной. Вещество (субстрат), энергию и законы взаимодействия, положенных в основу нашей Вселенной, замыслено и произведено было Демиургом, творцом иной Вселенной. Платон говорит о двух основополагающих компонентах – энергии (идеи) и веществе (материи, субстрат), входящих в структуру Вселенной. Из данного утверждения очевидно, что в основе создания Вселенной был положен замысел Демиурга, основанный на любви к прекрасному. То есть импульсом создания Вселенной стала Любовь как движущая сила развития всех живых существ.

Если взять современную популярную теорию строения мироздания, то основой создания Вселенной был большой взрыв. Из точки сингулярности, из ничего появилась наша Вселенная тринадцать миллиардов лет назад. Если представить, что Вселенных больше, чем одна, и наша Вселенная является лишь частью чего-то еще большего, то вопрос с субстратом (веществом) и энергией для создания нашей Вселенной становится понятным. Вселенная вышла или выделилась из другой Вселенной Демиурга, не взрываясь, а как нечто уже целостное и совершенное, так как состояла из совершенных «целостных частей». Учитывая принцип подобия, что положен в основу всего живого, существующего в том числе и на Земле, концепция Платона-Сократа выглядит более изящно, чем гипотеза большого взрыва.

По оценкам ученых, астрономам удалось увидеть область в пределах четырехсот миллионов лет от предполагаемой сингулярности, где не должно было существовать больших скоплений вещества. Телескоп James Webb дал возможность заглянуть в прошлое мироздания, он обнаружил множество крупных сформированных галактик, и это стало опровержением предполагаемого возраста Вселенной и не состоятельности самой теории.

Предполагаю, что астрономы не изменят методологии исследования космоса, а значит, свое любопытство им предстоит утолить в очередном строительстве еще большего телескопа за еще большие инвестиции и, таким образом, лет через двадцать его мощные линзы смогут увидеть четырнадцатый, затем пятнадцатый и шестнадцатый миллиард существования нашей Вселенной. А если Вселенной больше триллиона лет, сколько потребуется астрономам времени и средств для определения её возраста?

Дуализм мышления человека формирует упрощенное линейное восприятие реальной действительности и соответственно формирует такие же линейные методы исследования мироздания, которые крайне неэффективны в исследовании, например, фрактальных множеств. Открытие Бенуа Мандельброта фрактальных свойств развития природы положило начало новому направлению в науке и также косвенно подтвердило концепцию Платона о фрактальной структуре мироздания.

К каким идеям может привести концепция мироздания, представленная Платоном и Сократом? Попробуем включить воображаемую логику и представить Вселенную Платона как множество неоднородных фракталов, которые имеют несчетное количество связей и узлов сопряжения в своих структурах разной мерности, и, возможно, одним из таких узлов является черная дыра.

Если рассуждать в земной логике законов Аристотеля, то мы увидим нечто черное, имеющее гигантскую гравитационную силу, способную разрушать и поглощать целые звездные системы и даже галактики. Поэтому линейное восприятие астрономического или математического факта об объекте Вселенной даст нам утверждение, отражающее априорные знания о свойствах черной дыры.

Построим силлогизм из двух посылок с несовместимой позицией: «черная дыра поглощает свет и вещество», «черная дыра производит свет и вещество». По закону противоречия и исключения третьего и на основании знаний науки (факта), формирующих у общества представления о черной дыре, бракуется вторая посылка силлогизма, правильным считается первый.

Используя гипотезу Платона о структуре мироздания и металогику Васильева, представим себе, что черная дыра не есть то, что представляют ученые, а нечто другое. Допустим, с точки зрения иного разума в его представлении и сформировавшихся априорных понятиях о бытие и Вселенной черная дыра является целостной частью узла фрактала в какой-то точке n-мерного пространства, где пересекаются наша Вселенная и N-мерная (параллельная) Вселенная. В данном представлении черная дыра определяется целостной структурой, состоящей из трех подсистем: одной является гравитационный поглотитель материи и энергии (черная дыра), второй подсистемой является реактор по преобразованию антиматерии (энергии, вещества нашей Вселенной) и третьей – излучатель преобразованной энергии и вещества кротовых нор, который имеет вид звезды или квазара, расположенный, условно, с другой стороны N-мерной Вселенной. Таким образом, у черной дыры как целого объекта в представлении иного мышления появляются причины своего существования, цели и задачи, из которых вытекает её смысловое функциональное предназначение, отражающее фрактальную природу Вселенной – двухсторонний клапан-узел в структуре пересечения двух фрактальных Вселенных. Допустим, цель заключается в том, чтобы согласовывать потоки вещества и энергии между фрактальными пространствами нашей и N-мерной Вселенной по каким-то нам неизвестным алгоритмам. То есть то, что мы называем черной дырой, является гигантским n-мерным сверхсложным клапаном или фильтром, являющимся сложным мега объектом, расположенным на стыке двух сопряженных в данной точке видимого нами пространства. Одна часть клапана, что доступна для телескопов астрономов и определена черной дырой, поглощает вещество и энергию; вторая часть преобразовывает вещество и энергию в n-вещество, энергию в n-энергию, и через третью часть некий n-квазар передает, рассеивает её в N-мерную Вселенную. Соответственно, вещество и n-вещество могут соотноситься друг к другу как материя к антиматерии. Весь клапан может работать как в ту, так и другую сторону в зависимости от конструктивных особенностей и предназначения узла сопряжения в конструкции фрактала взаимодействующих галактик.

В нашем земном представлении то, что может напоминать квазар или еще более яркий астрономический объект в нашей Вселенной, вполне может быть черной дырой в N-мерной Вселенной и представлять видимую часть целого узла. На этом примере мы показываем, что в воображаемой логике в представлении иного разума и благодаря концепции мироздания Платона мы смогли провести мысленную реконструкцию сложного объекта и объяснить, как происходит обмен и преобразование вещества во Вселенных, построенных на фрактальных принципах, определить возможную причину существования объекта черной дыры. В логике Аристотеля подобные идеи блокируются законом противоречия на основании фактов, предоставленных наукой. То есть так рассуждать в установленных правилах в обществе относительно субъектов не принято. Вероятнее всего, подобное отношение следует ожидать и к выводам данного исследования, что следует из выбранной логики определения истины.

Сделаем допущение, что подобные суждения, как мы ранее предположили, исходит не от земного, а иного сознания, более развитого мышления, и оно истинно. Рассуждая в воображаемой логике Васильева и Платона-Сократа, мы не ограничиваем мышление, установленными в науке правилами, соответственно, появляется возможность определять новые конструктивные направления исследований. Проблема в том, что, отвергая идеи Платона-Сократа человечество лишает себя стратегического направления поиска истины, путь поиска истины растягивается на тысячи лет. Цивилизация сама себя лишает дальнозоркости, удовлетворяя свое любопытство в близорукой систематизации мудрости.

Разрешая противоречие, используя ограничения аристотелевой логики, наука исключает, возможно, правильные суждения и верные направления поиска истины на том простом основании, что мы не обладаем методом исследования, позволяющим получить достоверные данные и установить причинно-следственные связи. С одной стороны, не можем разработать метод, потому что пользуемся приматом разработанных правил относительно субъектов по законам дуальной (аристотелевой) логики как механизмом, ограничивающим мышление, а с другой стороны – этими же правилами блокируем, возможно, верные гипотезы и стратегические направления поиска истинных причин того или иного сложного явления и не даем возможности на системном уровне их исследовать. Возникает парадоксальное противоречие, определяющее замкнутый круг рациональных идей, доминирующих в мышлении совокупного человеческого общества.

Представьте, сколько гениальных идей за две тысячи лет заблокировал закон противоречия и исключения третьего в фундаментальной философии? Проблема в логике мышления? «С чего мы взяли, что все мышление базируется на причинно-следственных связях, которое завещал ещё Аристотель…Это одна из систем, но не более того…есть, например, научное мышление, которое распространилось среди многих людей, но там есть правила – факты на бочку…они должны быть статистически достоверны, они должны быть проверяемы – просто правила такие. А есть религиозное мышление и много других…»[12] «Правила такие», – говорит доктор биологических наук, доктор филологических наук, академик РАО (2023), заслуженный работник высшей школы и Заслуженный деятель науки РФ Татьяна Владимировна Черниговская.

Вполне возможно, что те из ученых, кто изучают космос, и, те кто изучают мозг, социум, нейросети, клетку, атом могут найти в вышеперечисленных категориях познания общие закономерности, состояния и свойства, имеющие фрактальную природу. Такие примеры есть, но эти примеры единичны и не являются системными, но, тем не менее, их следует привести.

В ноябре 2020 г. итальянские ученые провели исследование, в котором сравнили структуру нейронных сетей человеческого мозга с сетью галактик во Вселенной и обнаружили у них множество общих признаков. Результаты исследования опубликованы в журнале Frontiers of Physics.

«Человеческий мозг и Вселенная – две сложнейшие природные системы. Астрофизик Франко Вацца (Franco Vazza) из Болонского университетаи нейрохирург Альберто Фелетти (Alberto Feletti) из Университета Вероныпредположили, что несмотря на огромную разницу в масштабе (более 27 порядков), физические процессы, которые привели к структурированию материи в этих системах, действовали по одним и тем же законам. В итоге сформировались структуры с одинаковыми уровнями сложности и самоорганизации» [99]. Данные исключительно редкие исследования только подтверждают концепцию мироздания Платона и её актуальность в контексте проблемы устойчивого развития человеческой цивилизации.

Теория мультивселенной Хокинга также находит свое отражение в идеях Платона, они близки по духу. «В своей последней работе профессор Стивен Хокинг говорит о существовании параллельных вселенных, похожих на нашу. Эта теория покойного астрофизика помогает решить выведенный им же космический парадокс и наводит астрономов на поиск свидетельств существования параллельных вселенных» [71].

Из-за отсутствия доказательств, основанных на фактах, идеи Сократа, Платона, Плотина, Кузанского и Лейбница о фрактальной структуре мироздания были отброшены за пределы рассмотрения и не стали предметом научного исследования. В итоге человечество черепашьим шагом все же подходит именно к этим идеям, но спустя 2,5 тыс. лет, когда природа, не выносящая линейного невежества в познании, в одночасье способна остановить все познавательные процессы в науке и в целом прекратить или ограничить существование человеческой цивилизации [49, 50, 126].

Можно сделать смелый вывод, что время, отведенное на развитие человеческой цивилизации, имеет свои пределы, связанные с причиной существования человеческого общества, соответственно, логика мышления и применяемые методы к решению «проблемы роста в конечной системе», а также выбранные стратегические направления изучения природы и мироздания должны соответствовать отведенному для этого времени. Законы логики мышления определяют методы и формируют способы познания окружающего нас мира, поэтому не должны быть ограничены предикатами на правила, установленные в науках и философии, ограничивающие мышление человека и в целом способного к осмыслению общества. Развитие мышления человека предполагает рост сложности суждений, умозаключений и выводов, что объективно увеличивает требования к сложности логики.

Если Платон из IV в. до н. э. смог получить достоверную информацию о фрактальной структуре Вселенной, то какие основания полагать, что он допустил ошибку в вопросах сотворения сущностей и человека? Природа геометрических фракталов основана на алгоритмах с бесконечной итерацией множества самоподобных объектов, подчиненных степенным законам, создающих сложность структуры, что не противоречит концепции подобия мироздания Платона-Сократа, а также является одним из её подтверждений. И если он прав, то начала нужно искать не в «аксиомах геометров», как их пытался найти его ученик Аристотель, а в истоках идей Создателя, положившего начало мира нашей Вселенной. Значит, начало этого мира по Платону происходит из мира идей, а не из мира вещей. В этих смыслах совокупный интеллект человечества представляет серьезный потенциал для разрешения вопросов любой сложности, но, к сожалению, признаем, что допущенные упрощения в логике мышления существенно ограничили горизонт мышления исследователей (стратегию поиска истины), применив научные методы в исследовании философской категории сущности, что и стало причиной упадка первой философии.