Читать книгу Вселенная между нами - - Страница 4

– ЭЛИЗА… – говорит она.

Водя смычком по струнам, я стою в своей комнате, но представляю, что парю в космической пустоте, и заодно провожу сеанс самовнушения: «Я Анна, прямо сейчас я становлюсь великим музыкантом, я обязательно пройду это прослушивание, я огромная и неостановимая планета…» И вдруг голос матери прерывает мои грезы.

– Элиза, – повторяет она.

Я открываю глаза и трясу головой, как тугоухая собака, надеясь, что мама поймет намек, но она только пожимает плечами и, оставив дверь приоткрытой, уходит.

Влетев в комнату с драматическим видом голливудской звезды, Элиза плюхается на мою кровать, не обращая внимания на то, что сейчас я вообще-то занята визуализацией тонкой грани совершенства, столь необходимого исполнению этого произведения. Правда, оно практически недостижимо. Даже мой преподаватель по игре на скрипке мистер Фостер – человек чрезвычайно самонадеянный – пытался отговорить меня играть один из «Двадцати четырех каприсов для скрипки соло» Паганини.

Элиза одета в бледно-голубое рабочее поло закусочной Submarine Dreams, на левом плече которого засохло маленькое пятнышко горчицы.

– Отработала два часа, а потом меня отправили домой, представляешь? Да этого едва хватит, чтобы отбить стоимость потраченного бензина.

– Элиза, мне нужно репетировать. Я очень переживаю из-за этого прослушивания. Я тебе об этом вчера говорила.

И я не кривлю душой. Завтра у меня последний индивидуальный урок перед прослушиванием, и как бы я ни ненавидела проводить время с мистером Фостером, он столь раздражающе талантлив (и его расценки столь высоки, от чего мой отец далеко не в восторге), что каждая минута в его обществе должна идти мне на пользу. Я беру скрипку в руки, как укулеле, и беззвучно перебираю струны. Мы с Элизой уже не раз это проходили, и я знаю, что нужно делать. Если я прямо сейчас уберу скрипку в футляр, это только отсрочит тот момент, когда мне удастся выпроводить Элизу, поэтому я держу ее наготове, как оружие. Элиза приподнимается на локтях и вздыхает:

– Ну да, прослушивание. Вокруг которого в последнее время вращается вся наша жизнь.

– Твоя жизнь вокруг него не вращается, только моя, – парирую я. – Разве на прошлой неделе ты не жаловалась, что тебя слишком нагружают на работе? И что ты терпеть не можешь своих коллег? Теперь у тебя есть свободное время.

– Ой, дорогая Поллианна[5], спасибо тебе, что разобралась с моими проблемами, – морщит нос Элиза.

Как же несправедливо, что, даже корча рожи, она остается симпатичнее меня. Однажды, будучи совсем маленькой, я выпала из окна квартиры на втором этаже, где мы тогда жили, и, к удивлению врачей отделения неотложной помощи, легко отделалась, практически не пострадав.

– Везучая, – всякий раз повторяет отец, вспоминая тот случай, но моя мама всему умеет найти метафизическое объяснение.

Она описывает свои чувства от того, что увидела меня тогда в больнице живой и невредимой, чуть ли как не религиозное переживание.

– Ты взглянула на меня с улыбкой младенца. Казалось, будто ты родилась во второй раз, – всегда говорит она. – Тогда я поняла, что ты будешь в два раза более великой, чем мы могли бы себе представить.

Иногда я смотрю на Элизу, на ее идущее изнутри свечение, ее энергию, на то, как все дается ей без видимых усилий и происходит будто бы по ее собственному плану, на то, как вообще легко у нее получается быть самой собой, мне нет-нет да придет в голову мысль, что, может быть, Вселенная каким-то образом нас перепутала. Это она особенная, поцелованная Богом. А я… просто я. Просто Анна, упертая ломовая лошадь, из-за глупых россказней матери стремящаяся к чему-то недостижимому.

– Давай куда-нибудь сходим, займемся наконец чем-нибудь. Ну пожалуйста, – просит Элиза.

Она рассеянно берет с кровати футболку с логотипом Grinville High – нашей школы – и, как тряпкой, оттирает ею горчичное пятно со своей рабочей формы. Подумаешь, ничего особенного. Всего лишь футболка, в которой я сплю, и все же я чувствую, как сердце сжимают коготки неприязни.

Не буду отрицать, что часть меня хочет сказать «да», плюнуть на все и отправиться погулять вместе с Элизой, но это хилая, крошечная часть, раздавленная бетонной плитой огромной ответственности. Единственный реальный выход в подобных ситуациях – полностью проигнорировать присутствие Элизы и продолжить играть, что быстрее всего заставит ее уйти, потому что она не считает и никогда не считала скрипку чем-то интересным. Однажды она назвала ее «гитарой для зануд».

Вместо того чтобы сыграть свое сольное произведение, я исполняю короткий отрывок из «Увертюры до мажор» Фанни Мендельсон – один из тех, которые частенько застревают у меня в голове. Бедняжка Фанни – вся семья подшучивала над ней, игнорируя ее талант и лелея надежды лишь на то, чтобы удачно выдать ее замуж. Всегда оставаясь в тени своего дурацкого братца Феликса, Фанни упорно трудилась, но так и не смогла достичь тех высот, к которым стремилась.

Элиза со вздохом поднимается с кровати, будто музыка сама по себе является тяжким бременем, постоянно лежащим на ее плечах, в то время как для меня это то единственное, что держит меня на плаву как здравомыслящее человеческое существо. Я не совсем расслышала, что она сказала, выходя за дверь, но кажется, это было что-то вроде: «Счастливо оставаться наедине с самым одиноким человеком на свете».