Читать книгу Вселенная между нами - - Страница 8

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА ЭЛИЗА подрядилась вместе со мной помочь группе собрать музыкальное оборудование. У меня все еще звенит в ушах, пока я тащу на парковку какую-то часть ударной установки, сделанную не иначе как из свинца. Элиза взялась нести всего два провода, закинув их себе на шею, и теперь, хихикая, заговорщицким тоном болтает со светловолосым басистом.

Сгрузив свою ношу на заднее сиденье микроавтобуса барабанщика и стараясь быть вежливой, я неловко улыбаюсь Лиаму, который пьет воду из бутылки в нескольких ярдах от меня.

– Отличное выступление, – говорю я.

Лиам улыбается мне, но я не могу точно определить, что кроется за этой улыбкой.

– Что ж, спасибо. Ты выглядела так, будто тебе по-настоящему весело.

О да, понятно: сарказм.

– Прости, – бормочу я.

– Да не бери в голову. – Он указывает на меня бутылкой. – Слушай, а мы раньше не встречались?

Я обхватываю себя руками, как будто мне стало холодно, инстинктивно пытаясь сжаться в комок:

– Мы часто виделись в доме у Элизы, когда были детьми.

– Хм… – Он подходит немного ближе и всматривается в мое лицо, пока я, не зная, куда деться, просто стою, уставившись в землю. – Не-а, не припоминаю.

Чувствую укол досады, но относится он не столько к Лиаму, сколько ко мне самой: я злюсь на себя за то, что помню его с такой кристальной ясностью, и за то, что жажду его одобрения, как тогда, так и сейчас.

Смотрю в сторону Элизы, которая все еще разговаривает с басистом. Они стоят рядышком и что-то курят. Ну просто замечательно. Элиза явно не в себе – человек, с которым невыносимо общаться, и я ненавижу, когда приходится это делать. Такие разговоры всегда беспросветно пусты и зациклены. Чтобы отделаться от Лиама, возвращаюсь в пиццерию и, прежде чем забрать еще часть оборудования, захожу в уборную.

Стенки кабинки изрисованы граффити, сделанными пьяными посетителями, и хотя находиться здесь не очень приятно, я не тороплюсь, прокручивая в голове состоявшееся прослушивание, перематывая его и кое-где ставя на паузу, как видео.

Я должна попасть в оркестр. Если в моем резюме будет указано, что я играла с исполнительской группой государственного уровня, у меня будет шанс поступить в действительно хорошую консерваторию, может быть, даже в Джульярд[23]. Дело, однако, даже не в этом. Иногда я думаю, что стараться, по-настоящему стараться, и все-таки потерпеть неудачу – это худшее, что могло бы со мной случиться. Несмотря на то что я понимаю: это не совсем так, – в глубине души чувствую, что это правда.

Воспользовавшись еле живой сушилкой для рук, тащусь обратно к сцене, чтобы взять еще какое-то оборудование. Когда я поднимаю что-нибудь левой рукой, запястье пронзает несильная, но резкая вспышка боли, которая, вибрируя, распространяется вверх по руке.

На обратном пути к микроавтобусу замечаю группу взрослых чуть моложе моих родителей, которые едят пиццу за столиком у задней двери, и среди них сидит мой учитель по скрипке. Я пытаюсь незаметно проскочить мимо, но потом слышу, как кто-то произносит мое имя, и неохотно поворачиваюсь как раз в тот момент, когда мистер Фостер встает со своего места и направляется ко мне.

Ох, как же я иногда скучаю по миссис Осло… Эта статная дама преподавала мне игру на скрипке с пятого класса, а в прошлом году наконец оставила своих последних учеников и окончательно ушла на пенсию. У миссис Осло бывали обострения артрита и провалы в памяти, но в конце урока она всегда давала мне ириску и никогда бы не стала настаивать, чтобы я называла ее по имени. Теперь я вынуждена иметь дело с Зови-меня-Гэри. Я знаю, что должна быть благодарна. Он несколько лет выступал с Филадельфийским филармоническим оркестром, а сейчас играет в Кливлендском симфоническом оркестре и куче других ансамблей. Он один из самых талантливых музыкантов, которых когда-либо подарил миру этот город, и то, что он сейчас снова живет здесь, – не более чем случайность. Вроде как его привел сюда сыновний долг перед больными родителями, как я поняла из смутных обрывков сплетен. Когда мы играем вместе, я иногда чувствую, как меня приподнимает над землей (или по крайней мере увлекает за собой) сила его звука. И все же… он абсолютно нетерпим по отношению к моим ошибкам, постоянно перебивает, когда я пытаюсь задать ему вопрос, и всегда пялится так, словно ему интереснее разглядывать меня, чем слушать. Короче говоря, он мне не очень-то нравится.

И вот он здесь, обвивает меня рукой, прежде чем я успеваю поставить на пол чехол с ударными тарелками. От него пахнет чересчур ядреным одеколоном и пивом.

– Получила письмо? – спрашивает он. – Уверен, ты в восторге.

– Письмо? – повторяю я, а мое сердце, словно бабочка, уже вырывается из груди, хлопая крылышками.

Зови-меня-Гэри поворачивается к столику своих друзей и указывает на меня:

– Анна – это я, только в своем поколении. И с физическими данными получше.

Мужчины за столом ухмыляются и опускают глаза на свои бокалы, а две женщины рядом с ними фыркают и закатывают глаза. Одна из них бросает в Фостера скомканную салфетку. Они же все пьяны. Я выскальзываю у него из-под руки, из-за чего он на секунду теряет равновесие.

– Какое письмо? – спрашиваю я снова.

– Я сегодня получил список, – отвечает Зови-меня-Гэри, все еще слегка покачиваясь. – Ты единственная из всей школы, кого в этом году взяли в госоркестр. А в группу первых скрипок нелегко попасть одиннадцатикласснику.

И тут мне становится безразлично, что Зови-меня-Гэри такой противный и сам себя ставит в неловкое положение, я даже внутренне не против, когда он, поздравляя, хлопает меня по плечу. Первое, что мне хочется выкрикнуть: «Теперь я настоящий человек!» – но я так смущена этим порывом, что просто говорю:

– Спасибо. Я не знала. Спасибо, что сообщили.

Потом хватаю чехол с инструментами и мчусь на парковку, чтобы найти Элизу. Я чувствую себя окрыленной, я могла бы кататься на этом чехле для тарелок, как на доске для серфинга, по волнам своего чистого ликования! Элиза все еще курит с басистом, но прямо сейчас я слишком счастлива, чтобы обращать на внимание на то, что она как будто совсем про меня забыла.

– Ты как? – спрашивает Лиам.

Он сидит на бампере микроавтобуса, а я ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь во все лицо, как маньячка. – Выглядишь так, будто надышалась веселящим газом.

– Да ничего особенного… Просто оркестр, в который я очень хотела попасть… Я понравилась им на прослушивании.

– Оркестр штата? – спрашивает Лиам, вставая и небрежно потягиваясь.

Что-то настораживает меня в его поведении. Радостное волнение, наполнявшее грудь, прячется обратно в сердце, как заползает в свою раковину осторожное морское существо.

– В прошлом году я выступал в хоре штата, – говорит он, – но не уверен, что снова приму их приглашение в этом сезоне. Ездить раз в неделю в Колумбус на репетицию – это довольно запарно, знаешь?

Я с трудом сглатываю. Ездить на репетиции – это пустяки, главное – место в оркестре. Чувствую себя ограбленной. Радость, которая причиталась мне в момент торжества, была у меня украдена. Черт с ним. Я запихиваю чехол на заднее сиденье микроавтобуса. Спасибо хоть на том, что Лиам, разминаясь, наклоняется и тянется кончиками пальцев к носкам своих ботинок и поэтому не может видеть мои злые слезы, навернувшиеся на глаза. Мне всегда ничего не стоит заплакать, эта склонность часто становится причиной моего позора, но, похоже, я не в силах ее контролировать. Элиза подбегает и запрыгивает Лиаму на спину.

– Привет, кузен! – восклицает она. – Ну вы и отожгли. Я так рада, что пришла!

Лиам хватает ее за руки, прижимая к спине, а затем выпрямляется, кружась, а Элиза смеется, как маленький ребенок. Видимо, сегодня не удастся поговорить с ней об оркестре. Найдется ли когда-нибудь в мире Элизы место для меня как для кого-то большего, чем просто ее подружка? Опустив кузину обратно на землю, Лиам говорит:

– Могло быть намного лучше, если бы эти парни хоть чуть-чуть постарались. Но спасибо, что пришла. Есть шанс, что подбросишь меня домой?

– Конечно, конечно, конечно, – восклицает Элиза, глупо улыбаясь. – Бе-е-е-ез проблем!

Одним быстрым движением я выхватываю ключи из сумочки Элизы:

– Поведу я. Твоя мама больше никогда не выпустит тебя из дома, если ты получишь еще один штраф.

Это постоянный повод для наших ссор – Элиза считает, что я слишком строгая и властная, но на этот раз она только смущенно улыбается:

– Твоя правда, Анна-банана. Поехали.

– Чур, я спереди! – выкрикивает Лиам, а затем со всякими приколами в скандинавском духе прощается со своими товарищами по группе.

Я нажимаю кнопку на водительском сиденье, выдвигая его вперед, чтобы Элиза смогла забраться на тесное заднее сиденье машины. Когда мы все усаживаемся, Элиза наклоняется вперед между двумя передними креслами и кладет голову сперва на плечо Лиама, а затем на мое. Я поворачиваю ключ в замке зажигания, и Элиза вся аж трясется от вибрации мотора.

– Ого, как будто кто-то ходит по моей могиле, ребята, – смеется она.

Лиам живет в другой стороне от нас с Элизой, и внезапно я чувствую смертельную усталость. Как бы мне хотелось немедленно телепортироваться в постель, жаль, что этому не бывать… А еще я бы хотела вышвырнуть Лиама из машины и оставить его на обочине, но это столь же маловероятно. Я опускаю стекло, чтобы поймать ветерок и немного взбодриться.

– Ребята! – Элиза, снова просовывает голову между передними сиденьями. – Гляньте, какие сегодня красивые звезды! Как думаете, они были бы такими же красивыми, если бы некому было на них смотреть? – хихикает она.

– Иногда мне кажется, что они выглядят слишком идеально, – замечает Лиам. – Как будто кто-то пытается одурачить нас этими декорациями или типа того.

– Ого, с ума сойти, – выдыхает Элиза. – Прямо как в том фильме, как его там?..

Звезды всегда казались мне нотами наоборот – нотами, безудержно скачущими по небу, вместо того чтобы сидеть на своем месте на нотном стане. Иногда я думаю о том, как бы звучала эта музыка, если бы кто-то мог их сыграть, прочитав музыку Вселенной с листа.

– Так здорово, когда мы все вместе. – вздыхает Элиза. – Прикиньте, что было бы, если бы мы трое остались близки после того, как Лиам сюда переехал?

– Есть такая штука – теория множественности миров, – говорит Лиам, указывая, где надо свернуть направо. – Суть ее в том, что существуют триллионы копий Вселенной, ее бесчисленные вариации. И это значит, что есть такие миры, где мы все лучшие друзья. Как бы тебе это понравилось, а, Анна-банана?

Не собираюсь смотреть на него, не хочу видеть язвительную ухмылку на его общепризнанно великолепном лице. Его теория звучит пусто и глупо или по крайней мере слишком просто – как будто кто-то, кому ближе романтика, чем логика понимания научных фактов, развел ее содержание водой. Но если это правда и есть множество других Анн, живущих другими жизнями, хотелось бы мне, чтобы существовала Вселенная, в которой мне не нужно постоянно задаваться вопросом, достаточно ли я хороша.