Читать книгу Под рекой - - Страница 4

Сестра говорит, чтобы я срочно прилетала. Сестра говорит, что у отца инфаркт.

Я спрашиваю, что сестра имеет в виду.

Сестра интересуется, не отупела ли я, часом, в своем Петербурге.

Я говорю, что не отупела, но инфаркт – это не всегда смерть, поэтому я хотела бы уточнить один момент.

Сестре неясно, что за момент я хочу уточнить. Я не выдерживаю и спрашиваю прямо: он умер или что?

Сестра говорит сначала: «Или то», а потом: «Да, умер».

Я спрашиваю, когда похороны. Сестра говорит – в понедельник и что я должна прилететь.

Я говорю, что у меня аэрофобия. Сестра говорит, что я эгоистка.

Раздумываю, открываю «Авиасейлс», смотрю цены на сегодняшний вечер, они высокие. Денег мне не жалко, мне жалко себя. Пять часов нескончаемого ужаса из Петербурга до Красноярска, и я – у гроба обожаемого батьки. Ирония в том, что после такого перелета я буду еще мертвее, чем он.

Закрываю вкладку. Если не думать про обвинения сестры, то мне даже не надо класть на чаши воображаемых весов свою аэрофобию и любовь к отцу.

Поеду на поезде.

Покупаю билет до Москвы, потому что из Петербурга до Красноярска прямых поездов нет. Странный город Петербург, и странно, что я в нем все-таки оказалась: всегда недолюбливала большую воду и вот – живу почти у самого моря. Когда вернусь, надо будет переехать.

Моя дорога домой растянется почти на три дня, и мне трудно в это поверить, ведь на другой конец света я могу улететь за каких-нибудь двенадцать часов, то есть могла раньше, сейчас уже не могу.

Санкт-Петербург Главный – Москва Октябрьская – Красноярск-Пасс. – так выглядит мой путь домой. Для меня не существует чудесных сапог, которые сразу перенесут за тридевять земель, придется измерять дорогу в обычных километрах, вокзалах и пачках лапши «Доширак».

Удивительно, что поезда дальнего следования еще не исчезли, мало кто сейчас может позволить себе проводить столько времени в пути. Полтора-два века назад у людей было как будто больше времени. Они могли неделями кататься туда-сюда, и никто бы им ничего не сказал. Мне тоже никто ничего не скажет, кроме сестры.

Для нас с ней время идет по-разному: для нее очень быстро, а для меня – медленно и как-то не так, как должно идти для выросшего во взрослого человека. Каждый встреченный мною взрослый просто обязан искать в сутках двадцать пятый час и вздыхать, что всего не успеть. Такое время бежит быстро, дробится на отрезки, разделяется со множеством других людей, подпитывается их временем и ускоряется до такой степени, что теряется из виду.

«Не понимаю, куда делось время», – всю жизнь повторяла мать.

«У меня нет лишнего времени», – часто говорила сестра.

«Времени мало, но я все вроде успеваю», – радовалась подруга в нашей последней переписке.

Я никогда не слышала, чтобы кто-то вдруг сказал: «А прикиньте, у меня много времени! Настолько много, что иногда я даже не знаю, что с ним делать».

Заявить такое как будто стыдно. Если у тебя много времени, то что-то с тобой определенно не так. Скорее всего, ты ленивый, у тебя нет работы, ты эгоистичный и, возможно, просто тупой. А еще – одинокий. И это даже хуже, чем тупой.

Времени должно быть много только у детей и стариков, у стариков, правда, с некоторыми оговорками, но все же. Я не ребенок и не старуха, но у меня времени тоже почему-то много. Наверно, потому что я эгоистичная (как говорит сестра) и одинокая (как говорю я сама).

Свое время я чувствую очень медленным, буквально замершим в ожидании чего-то. И когда что-то происходит (неважно, плохое или хорошее) – переезд, влюбленность, разрыв отношений, смерть близкого, – я чувствую себя так, будто давно прожила этот опыт и время, отпущенное на него. Будто чувства по поводу события возникли раньше, чем оно само появилось в моей жизни. Поэтому, когда что-то все-таки случается, я цепенею и не чувствую ни грусти, ни радости – только то, как бесконечно тянется опустевшее, обессмысленное время.

Я всегда словно иду под водой, шаги замедлены ее толщей, и я могу разглядеть каждый миллиметр этого странного тягучего движения, но не могу понять, где и когда оно началось.

Я проживала отъезд из дома задолго до того, как по-настоящему его покинула, да и отца я уже успела похоронить, так что сказать, что у меня не было времени попрощаться с ним, никак не получится, ведь наше прощание началось много лет назад.

Моя дорога займет почти три дня, и, думая о ней, я почему-то представляю все крупные российские реки. Наверное, потому, что смерть – это все-таки событие исключительное, и путь по реке кажется мне более подходящим к случаю, скорбным и величественным. Путешествие по железной дороге – напротив, шумным, грязным, суетным и обыденным.

К сожалению, Обь, Енисей и Лена пересекают страну с юга на север, а не с запада на восток, так что добраться по ним до дома у меня никак не получится.

Отца похоронят через два дня, и на похороны я не успею, но единственное, о чем я жалею, – что нет такой реки, по которой можно было бы проделать весь этот путь.