Читать книгу Под рекой - - Страница 6

Перед отъездом из Петербурга у меня осталось всего одно важное дело – пристроить свою рыжую бородатую таксу Фарго; тащить его в поезде три дня казалось немыслимым и по человечьим, и по собачьим меркам.

Пришлось позвонить Леше, потому что он был единственным существом, кроме меня, к кому такса относилась с достаточной приязнью. Вообще-то Фарго его даже любил, потому что пару лет мы прожили все вместе и пес привык, что мы гуляем с ним по очереди, а по выходным по многу часов – всей стаей. Фарго любил нас обоих, а мы любили его. Но вместе с незамутненной радостью оттого, что у меня теперь есть собака, пришло какое-то сложное чувство, с которым я никак не ожидала встретиться. Я стала все чаще думать о том, а есть ли у собаки вообще выбор: кого ей любить, если у нее есть только мы? Даже если и я, и Леша окажемся полными мудаками, пес все равно будет смотреть на нас преданными глазами, ждать нашего прихода и скучать. Эта обреченность собачьей любви иногда заставляла меня чувствовать себя очень погано. Что-то подобное, наверное, испытывают те, у кого появляются дети. Но дети все-таки имеют кое-какие шансы вырасти и съехать от неприятных родителей, а вот у собак такой возможности нет. Если бы я подумала об этом раньше, до того, как у нас появился Фарго, то, может, не решилась бы завести собаку.

Когда Леша переехал, первое время я надеялась, что пес забудет о том, что нас когда-то было трое, и перестанет тосковать. Но Фарго проявил истинно таксячье упрямство и каждый вечер садился у входной двери в то время, когда Леша обычно возвращался с работы, и ждал своего второго хозяина.

Так и не дождавшись, Фарго подходил ко мне, возмущенно поднимал переднюю лапку и долго смотрел с выражением: «Ну куда, куда ты его дела?»

Я пыталась погладить пса, но он снова шел ко входной двери и сворачивался там круассаном, грустно поглядывая на меня из-под мохнатых бровей. Чтобы отвлечь его, я шуршала пакетом с собачьим кормом и доставала оттуда несколько пахнущих рыбой горстей. Пес вопросительно смотрел на меня, и я не знала, как ему объяснить, что не могу достать из этого пакета Лешу.

Леша моему звонку обрадовался и даже предложил поехать вместе со мной.

Пришлось напомнить, что полгода назад мы расстались и ездить со мной ему теперь необязательно.

– Но у тебя же отец умер! – попытался склонить меня к совместной поездке он.

– И что? Как будто ты не знаешь, какие у нас с ним были отношения, – ответила я.

– Никакие.

– Вот именно.

Вечером он забрал Фарго и пообещал каждый день присылать совместные фото.

– Можно обойтись только фотографиями собаки, – пошутила я.

– Плюс десять очков зловредности, – парировал Леша. Он присуждал мне очки зловредности за каждую саркастичную или издевательскую фразу в его адрес. Я эти очки никогда не считала, но что-то мне подсказывало, что их уже десятки тысяч.

На следующее утро я стояла на подмокшем перроне Ярославского вокзала, заглядывала в окна поездов и мысленно просила себе неразговорчивых пенсионеров в попутчики. Повезло мне только наполовину. Шестидесятилетние женщина и мужчина оказались разговорчивыми и злыми, но их злость была направлена не на меня, а друг на друга и на бегающих по коридору детей.

– Нарожали имбецилов! – то и дело возмущенно вскрикивал мужчина.

Жена советовала ему умолкнуть, но он продолжал беситься, ругая качество вагона, проводников, жену и вайфай. После двух неудачных попыток занять рот мужа чем-нибудь съестным женщине все-таки удалось утихомирить его бутербродом с колбасой, а потом они долго пытались зарегистрироваться в «РЖД Бонусе».

Чувствуя повисшее в купе напряжение, я пялилась в окно, гадая, как скоро сцеплюсь с этой парочкой по какому-нибудь поводу. Я даже представила, как мы подеремся, потому что за «детьми-имбецилами» обязательно последуют «тупые бабы» с их вечным хождением по туалетам.

Спустя полчаса зловещего молчания и безуспешной борьбы с «РЖД Бонусом» мужчина с неожиданным для него смирением вдруг сказал: «Да что ж мы такие тупые!»

Напряжение разом исчезло, и я подумала: «Это лучшее, что он вообще сказал за все время пути».

Я мысленно поблагодарила мужика за вовремя прозвучавшие слова умиротворения и, глядя в окно, стала вспоминать все случаи из жизни, к которым лучше всего подошла бы именно эта фраза.

«Да что ж мы такие тупые», – должно было прийти нам с Лешей в голову, когда мы завели собаку, а потом нам пришлось ее делить. То же самое мне стоило сказать себе, когда согласилась писать сценарий к сериалу про врачей-вампиров, и когда решила выстричь челку и поступить на журфак, и когда наговорила гадостей сестре в свой последний приезд. В общем, тупой я бывала достаточно часто, но мне никогда не приходило в голову говорить себе об этом. Теперь же я вознамерилась использовать эту простую и будто отпускающую все грехи фразу вместо ежедневной медитации.

Я еду на похороны, на которые мне все равно не успеть, – это ли не прекрасная освобождающая тупость.

Пока я упражнялась, пожилая пара вышла в Екатеринбурге, и я больше не загадывала себе идеальных попутчиков.

Леша прислал фото бегущего по своим делам Фарго и сообщение, что пес выссал море, навалил кучу и вообще чувствует себя прекрасно. Я представила, как Фарго носился бы по перрону, а я носилась бы в поисках урны, и мне стало весело.

Вернувшись с двадцатиминутной прогулки вдоль поезда, я обнаружила в купе девушку, и дальше мы ехали вдвоем. Исподтишка я поглядывала на нее: у девушки были длинные русалочьи волосы, и она все время плакала, прикрываясь ими, как занавесками. Делала она это тихо, чтобы я не обращала внимания. Я старалась не обращать, ей все равно ничем не помогут невесомые слова незнакомой попутчицы. Мне почему-то казалось, что плачет она уже очень долго – может, пару дней, а может, неделю. Она вся как будто состояла из воды, которая стекала с ее ресниц, подбородка и волос.

Что она оплакивает? Вряд ли смерть моего отца.

Мне плакать не хотелось, если только из-за этой девушки.

Чтобы отвлечься и не смущать попутчицу своим бесцельным сидением, я достала книгу, но вместо букв перед глазами стояла вода, постепенно заполнявшая купе. Сначала она просто капала откуда-то с верхней полки, потом собралась в лужицы на полу. Лужи разрастались и сливались друг с другом, пока не покрыли пол ровным подрагивающим слоем. Я представила, как вода подхватывает с пола наши шлепанцы и они тоскливо бьются в закрытую дверь купе. А потом вода поднимется еще выше и, когда я буду спать, накроет меня вторым одеялом.

И мы поплывем, как я и хотела.