Читать книгу Из глубинки России мы родом - - Страница 4

Ранним туманным утром в августе 1945 года с сидором за плечами, одетый в военную форму пехотинца, истоптанные кирзовые сапоги, выцветшие галифе, потёртую шинель с заплатками, прикрывающими следы войны, возвращался домой Степан Норик. Воротничок гимнастёрки был подшит свежей белой тканью, пилотка ладно сидела на голове, немного сдвинутая на лоб, на правую сторону. Прошёл рядовой пехотинец от Гомеля до Праги.

Шёл Степан со стороны села Увелья от железнодорожной станции Зыбкая к своему селу Яловка. По пути в тумане он услышал журчание ручья Будянка, осторожно подошёл к воде, зачерпнул её пригоршней и начал жадно пить – вода пахла болотом.

– Вот я и на своей земле! – с облегчением тихо произнёс Степан. Холодная вода Будянки спокойно и неторопливо несла на болото траву, ветки деревьев. Пехотинец снял сапоги, до колен закатал галифе, шинель и сапоги перекинул через плечо и пошёл через ручей. Степан перешёл ручей, обулся, накинул на плечи шинель и пошёл дальше к родному дому с чистыми ногами и спокойной душой.

Пройдя около версты, он увидел очертание церкви Покрова. Из-за тумана изб ещё не было видно. Ручей Будянка берёт начало в живописных местах посёлка Заозерье в смешанных лесах полесья, исток ручья из ключа Палегравой криницы. Ручей весёлый, вода в нём чистая как слеза, сладостью своей славится на всю округу. Протекает Будянка через болото, разделяющее Белоруссию и Россию. Будянка протекала по урочищам Сергиевой полосы, Надкачонкова. Силу набирал ручей у Камня, здесь он разливался и делался рекой, глубина местами не более метра, на основном разливе – по колено. Заливные луга богаты разнотравьем, а в заливах Будянки растёт ярий – болотный аир. Ребятня и жители Яловки набирали его большими охапками и ели с аппетитом из-за того, что сердцевина очень вкусная, напоминает анис, корицу и имбирь одновременно. Особенно у ярия ценятся корни: это кладезь витаминов, активных веществ, на них ставили настойки и лечили всех жителей села от мала до велика.

Болота угощали людей своими дарами: ягодой, рыбой, птицей и зверем. На просторах болот развивался оазис свободного труда, быта и традиций. Болото, как и человек, имеет свой характер и нрав, знает и хранит множество мистических тайн и загадок, понять которые порой не под силу людям. О Духе болота знает каждый житель села, но никто не пожелал бы встречи с ним. В лихолетье этот дух подавал знак о приближении беды. Старикам был понятен его язык, они знали его характер, а вот как он выглядит, каждый старожил рассказывал по-своему. Дед Фёдор, прошедший войну от Гомеля до Берлина, говорил, это норовистый гнедой конь с длинной гривой, ни разу не был в упряжи, добрый и сильный. Соседка тётка Тетуха утверждала, что это аист с перьями необыкновенного небесного цвета.

Подойдя к селу, Степан отчётливо увидел очертания церкви Покрова, он хорошо помнил, что она находится в центре села. Затянув ремень и поправив пилотку, он быстро зашагал навстречу своей новой мирной жизни. Из тумана нехотя, как бы стесняясь своего вида, стали появляться избы с покосившимися заборами и ставнями. Очень давно они не были обласканы вниманием хозяина, как и солдатки, ждавшие мужей, женихов с войны. Воин шёл по центральной улице своего села спустя четыре года. Село спало мирным сном, только собаки лениво лаяли вслед вернувшемуся с войны односельчанину.

У прадеда громко стучало сердце от радости, он почти бежал на встречу со своей женой Наташей и детьми. Вот показался переулок, вот его изба – плетень покосился, казалось, ему надоело сдерживать ветра, снега и живность, которая постоянно норовила проникнуть на охраняемую им территорию. Степан подошёл к калитке и попробовал открыть, но она была заперта изнутри. Тогда он осторожно постучал в окно. К горлу подкатил ком. Не сразу женщина спросила:

– Кто здесь?

Не узнавая своего голоса, воин ответил:

– Это я, Степан.

К окну подошла его Наталья, прикрыв рот ладонью, махнула рукой, показывая, что побежала открывать запор.

Через мгновенье перед ним стояла та, о которой он думал каждый день, читал её письма, во сне разговаривал с ней о сокровенном. На ней была белая льняная рубашка до пола, на плечах – старый платок, на ногах – бахилы, самодельная обувь, склеенная из старых резиновых камер колёсной техники. Степан нежно обнял жену, она, как ребёнок, всхлипывала, плечи дрожали. Наталья подала мужу руку, и они вместе переступили порог хаты.

Он осмотрелся, вдохнул запах родного дома. Стол стоял у окна, в которое он только что стучал. Над столом висела керосиновая лампа. Та же русская печка, занавеска свисала с потолка и закрывала её трубу. На печке мирно спали их дети. В красном углу хаты висели иконы, обрамлённые рушником. Белел выскобленный пол. У стола стояла большая резная скамейка, покрытая синей краской. В углу хаты, напротив печи, разместилась деревянная кровать, украшенная резьбой, от подушек и перины исходил запах васильковой свежести. На стене, над кроватью, висел портрет с вышивкой. В углу высилась бочка с водой, на ней лежал деревянный ковш. Справа от бочки, ближе к печи, на полках стояла чистая кухонная посуда, задёрнутая занавеской. В углу, у печки – ухваты и чапела. У очага печи ровно, как на параде, выстроились глиняные чугунки. На табуретке у печи – начищенный самовар. В нише под печью лежали хворост для розжига и сухие брикеты торфа.