Читать книгу Мирина – жрица Скифии - - Страница 7

В огромном празднично убранном дворце царя Октомасада – могущественного и грозного правителя Скифии было на редкость многолюдно и шумно. Сегодняшний день был посвящен знаменательному событию – чествованию вступления во взрослую жизнь семнадцатилетнего царевича Уархага. Накануне дня рождения сына царь Октомасад вместе с женами, детьми и свитой посетил святилище скифской богини Табити, дабы совершить ей щедрое жертвоприношение. Наряду с Великой богиней Апи, богиня очага Табити занимала главенствующее место в скифском пантеоне Богов. Табити, именуемая «Пламенной богиней», являлась покровительницей царского рода и имела непосредственное влияние на его процветание и благополучие. Как правило, эта богиня изображалась сидящей на троне с зеркалом в руке. Священное зеркало считалось неотъемлемым атрибутом ряда сакральных ритуалов, главным из которых был свадебный обряд. Власть же самого царя была наследственной и божественной, так как по верованиям скифов их воинственные правители являлись потомками Солнечных богов. Царская власть передавалась от отца к сыну, за исключением тех случаев, когда насильно переходила к другим лицам, но непременно царского рода.

По возвращению из святилища богини Табити в царский дворец многочисленные знатные гости расселись вокруг пиршественных столов, буквально ломящихся от обилия всевозможных яств. Семья правителя Скифии разместилась за накрытым столом, находившимся на возвышении. Молодой царевич Уархаг занял почетное место рядом со своим отцом Октомасадом. Величественным движением подняв золотую чашу с крепким вином, царь сердечно поздравил Уархага с совершеннолетием и в несколько глотков осушил чашу. Затем, утерев ладонью мокрые губы и пригладив бороду, Октомасад взглянул на сына и назидательно произнес:

– Крепко-накрепко запомни мои слова, дорогой сын! Как старшему из братьев, тебе после моей кончины суждено стать правителем Скифии. Но ты обязан уже сейчас научиться следовать мудрым советам, завещанным нашими предками! «Ни один хороший правитель не губит понапрасну своих подданных, а опытный пастух не обращается жестоко со своими овцами! Каждый скифский царь должен заботиться о тех, кем правит! Ибо, если ты не злоупотребляешь своей властью, то твое государство прочно!!!», – сделав паузу, Октомасад продолжил свою речь. – Злоба и зависть по отношению к благополучию сородича или соплеменника свидетельствует о порочности души! Скифы не одобряют поведение таких людей и презирают их!

Почтительно поклонившись отцу, Уархаг с натянутой улыбкой выразил благодарность за ценные наставления. Одобрительно похлопав молодого царевича по плечу, Октомасад вручил ему великолепный набор оружия, украшенный самоцветами, шлем и чешуйчатый панцирь из чистого золота, защищающий торс воина. Затем царь распорядился доставить в пиршественный зал еще один подарок. Двое телохранителей незамедлительно метнулись к дверям и вскоре подвели к столу правителя стройную чрезвычайно красивую девушку.

– Став совершеннолетним, ты Уархаг, уже вправе обзавестись наложницами, – хитро подмигнув сыну, объявил Октомасад. – Для этой цели твоя мать выбрала среди захваченных пленниц эту очаровательную киммерийку. Думаю, она тебя не разочарует!

Хищно оскалившись, Уархаг окинул похотливым взором округлую грудь и тонкую талию девушки, после чего приказал запереть ее покуда в своих покоях. Киммерийка робко подняла глаза и, встретившись взглядом с молодым царевичем, лицо которого выражало самодовольство и безрассудную жестокость, похолодела от страха. Один из телохранителей ловко подхватил на руки красавицу-наложницу и понес ее в спальню Уархага.

Шумное празднество продолжалось до позднего вечера. Именитые гости наперебой поздравляли царевича с семнадцатилетием, дарили богатые подарки, желали долгих лет жизни и успехов на поле битвы с вражескими ордами. Больше других преуспел в тостах и здравицах шустрый толстяк Фамир – муж родной тетки Уархага по отцовской линии. Когда осоловевшие от обжорства и количества опустошенных винных котлов гости стали разъезжаться восвояси, царь Октомасад позволил сыну покинуть пиршественный зал. Поднявшись с места, Уархаг поклонился отцу и, пренебрежительно кивнув матери, покачиваясь, зашагал по коридорам царского дворца в отведенные для него роскошные покои.

Царевич проснулся на рассвете с дикой головной болью от непомерно выпитого накануне крепкого вина. Залпом осушив пару чаш хмельной браги, Уархаг почувствовал себя чуть лучше и неторопливо огляделся. Забившись в дальний угол покоев, жалобно стонала истерзанная, покрытая синяками и ссадинами, молоденькая наложница-киммерийка. Со звериным рычанием и горящими от вожделения глазами Уархаг двинулся к девушке. Завидев приближавшегося к ней бездушного изверга, пленница в ужасе закрыла лицо руками и еще глубже забилась в угол. Ухватив в кулак длинные растрепанные волосы беззащитной девушки, царевич потащил ее за собой и грубо швырнул на постель…

Уархаг рос непростым вспыльчивым ребенком, время от времени подверженным приступам неконтролируемой агрессии. Слепая и всепоглощающая любовь матери, безвольной и бесхарактерной, тяготила и раздражала его, а царственный отец, не желая испортить детскую душу чрезмерной заботой и опекой, намеренно жестко относился к мальчику. Октомасад мечтал воспитать из Уархага настоящего мужчину и достойного наследника царского престола. Поэтому грозный правитель Скифии ежедневно подвергал мальчика изнурительным тренировкам с боевым оружием – сагарком, чеканом и акинаком. Даже болезненные ушибы и вывихи, полученные юным царевичем в ходе рукопашных схваток с опытными воинами-телохранителями, не вызывали у Октомасада и тени сочувствия. Отец никогда не хвалил Уархага за успехи, достигнутые в совершенствовании воинского мастерства, а лишь снисходительно улыбался. Зато сурово упрекал сына за каждый допущенный им промах или ошибку. Не понимая, что таким образом требовательный любящий отец старается развить в нем мужество, решительность и необходимое упорство в достижении поставленной цели, Уархаг затаил на Октомасада злобу и тайную обиду на родителей. Бессознательная неприязнь ко всем окружающим людям, ко всему живому росла в нем с каждым годом.

Этим обстоятельством не преминул воспользоваться богатый и весьма влиятельный при дворе Октомасада вельможа Фамир. Являясь ближайшим родственником царской семьи, хитрый и завистливый Фамир в тайне мечтал путем интриг и коварных происков избавиться от Октомасада и его не особо умного сына Уархага, чтобы со временем самому занять трон правителя Скифии. Следуя заветной цели, он незаметно втерся в доверие подрастающего царевича и, умело манипулируя его сознанием, стремился внести еще больший раздор между отцом и сыном. От внешне заботливого и добродушного толстяка Фамира, всегда готового прийти на помощь и дать нужный совет, Уархаг узнавал обо всех придворцовых интригах, проходивших за спиной правителя Скифии. Улучив момент, когда царевич буквально рвал и метал от бешенства после очередного конфликта с отцом, Фамир, сочувственно вздохнув, произнес:

– Твои страдания незаслуженны, дорогой Уархаг! Мне думается, что Октомасад обходится с тобой грубо и оскорбительно, потому как видит в тебе лишь соперника и претендента на трон! В истории Скифии немало подобных примеров, когда либо сын убивает отца, либо отец избавляется от неугодного ему наследника!!!

Услыхав подобное, Уархаг вскипел и лютая ненависть молнией затмила его сердце и разум. Чтобы не поддаться искушению и не разобраться с отцом незамедлительно, царевич в безысходной ярости вихрем выскочил из дворца. Заметив вдруг в своей судорожно сжатой руке, невесть как оказавшийся, боевой сагарк, Уархаг порубилн им на куски случайно подвернувшегося сторожевого пса. Узнав о жестокой выходке сына, Октомасад счел это проявлением зрелого боевого духа воина и оставил этот случай без должного внимания. едленно, царевич в безысходной ярости выскочил из дворца с острым х за сп

С этого времени в сознании Уархага откуда-то из глубины проступила мысль о том, что все окружавшие его люди, близкие и даже незнакомые, лишь обманывают его, когда проявляют доброту. Что это всего лишь скрытое Зло, и оно должно быть непременно уничтожено. И когда до Уархага дошли слухи о добрых делах и чудесных исцелениях провидицы Аргимпасы, он, не зная ее, уже проникся к ней чувством непреодолимой враждебности.

Продолжив скрытую борьбу за обладание престолом, Фамир не остановился на достигнутом и с осторожностью плел интриги вокруг царской семьи. Однажды в непринужденной застольной беседе с Октомасадом за чашей доброго вина Фамир как бы невзначай проронил:

– Наш бесценный Уархаг уже довольно сносно овладел боевыми навыками, необходимыми молодому воину! Может ему следует продолжить совершенствовать свое воинское мастерство в особом отряде неустрашимых псов-волков?

Бросив пронзительный взор на лоснившуюся от жира льстивую физиономию вельможи, Октомасад задумался. Весь быт и строй скифского общества был проникнут героическим духом и привычкой к войне. Каждый кочевник в первую очередь был воином и лишь потом табунщиком, пастухом, охотником или каким-либо ремесленником. Отдельные племена могли вести самостоятельные военные действия с вражескими отрядами, но в случае угрозы самой Скифии, как в случае вторжения персидского царя Дария, незамедлительно объединялись в крупные войска под предводительством скифского правителя. Самой почитаемой частью скифского воинства считались стремительные конные отряды псов-волков. Они представляли собой сугубо мужской союз под предводительством знаменитого военачальника Ишпакая. В жестоких кровопролитных битвах эти отряды всегда возглавляли передовой строй скифского войска. Подобно бешеным псам или волкам они с диким рычанием, очертя голову бросались в атаку, не обращая внимания на полученные раны и не чувствуя боли, тем самым повергая противника в замешательство и страх.

– Что ж, я согласен определить своего сына Уархага в отряд бесстрашных воинов Ишпакая, ибо культ героев почетен в сообществе кочевых племен царских скифов, – обдумав предложение Фамира, решительно заявил Октомасад. – Зная об излишней горячности царевича, я поручаю тебе, Фамир, зорко присматривать за Уархагом, дабы удерживать его в рамках благоразумия, достойного славного рода правителей Скифии!

В ответ на слова царя вельможа так рьяно закивал головой, что его толстые щеки заколыхались, словно бараний курдюк. Расчетливый пройдоха был безмерно рад, что его коварный замысел удался, и он сможет вдали от Октомасада с еще большей легкостью разрушать и без того порочную душу Уархага, делая его опаснейшим врагом родного отца. А молодой царевич с большим воодушевлением воспринял свое определение в отряд прославленных своими подвигами псов-волков.

Издревле воинственные племена скифов жили по своим довольно жестким законам и традициям и были нетерпимы к чуждым обычаям прочих народов. И хотя отношения между скифскими царями и жречеством зачастую были не столь дружелюбны, вероотступничество неизменно каралось смертью, причем независимо от социального положения обвиняемого. Октомасад, стоявший во главе скифского племенного сообщества, был наделен правами судьи – вершителя судеб. Но прежде всего каждый из правителей Скифии являлся ее главным военачальником. Поэтому, определяя сына на обучение в конный отряд героических псов-волков, Октомасад надеялся, что царевич Уархаг в совершенстве освоит тактику ведения сражений, что позволит ему в последствии стать знаменитым военачальником – гордостью Скифии.

В первый же вечер по прибытию Уархага и Фамира в распоряжение Ишпакая был объявлен сбор отрядов, в данный момент не участвовавших в военных действиях с вражескими племенами. По этому случаю вокруг священного тотема – почерневшей от времени массивной деревянной статуи свирепого волка, были разложены несколько больших костров. Рвущиеся ввысь яркие языки пламени высвечивали нестройные ряды могучих, богатырского телосложения скифских воинов. Сопровождаемый Ишпакаем царевич Уархаг пристально вглядывался в обезображенные шрамами суровые физиономии зрелых псов-волков и горделивые неведающие страха безбородые лица юношей. А те, в свою очередь, цепким взором оценивали боевую выправку и мускулистый торс наследника царского престола.

По окончанию смотра боевых отрядов Ишпакай предложил Уархагу занять место у одного из костров и сытно поужинать вместе со своими будущими собратьями по оружию. По знаку предводителя молодые сильные воины стали таскать к кострам тяжелые котлы с горячей похлебкой и огромные бронзовые блюда с грудами жареного мяса. Толстяк Фамир, у которого от голода уже давно урчало в брюхе, грузно плюхнулся наземь рядом с царевичем Уархагом и с рычанием вцепился зубами в покрытую румяной корочкой баранью ногу. Ловко орудующий ковшом виночерпий разливал по вместительным чашам крепкий хмельной напиток. Причудливые винные чаши были изготовлены руками самих воинов из черепов убитых ими врагов. Отпилив часть черепа ниже бровей, скифские псы-волки тщательным образом вычищали его и обтягивали сырой бычьей кожей. Те, что были побогаче, отделывали свою чашу изнутри слоем золота. Уархаг обратил внимание, что на могучих плечах некоторых зрелых воинов красовались плащи, сшитые из содранной и специально обработанной человеческой кожи. А молодые псы-волки явно кичились своими великолепными колчанами для стрел, обтяжкой которых служила белоснежная людская кожа, снятая вместе с ногтями с правой руки вражеских трупов.

Заметив алчный завистливый взгляд Уархага, прикованный к почетным трофеям бывалых воинов, Фамир с льстивой гримасой на лице поспешил заявить:

– У тебя все впереди, дорогой царевич! Я уверен, что ты вскоре отличишься среди новых друзей своим несравненным мужеством и боевыми подвигами!!! Ведь недаром ты носишь гордое имя Уархага – Волка, одного из первых царей Скифии!

– А ты знаешь древнее сказание о скифском герое Сослане, к которому мы относимся с большим почтением? – обратился к царевичу Ишпакай.

– Нет, но желал бы послушать! – заинтересованно отозвался Уархаг.

Устроившись поудобнее, Ишпакай отхлебнул вина из позолоченной массивной чаши и начал рассказ:

– Некогда жил на земле Алтая могучий великан Сослан. Молва о его великих подвигах докатилась до самых отдаленных скифских кочевий. С самого рождения Сослан был наделен даром понимать язык животных, некоторые из которых были его друзьями. Но особенно был ценен для алтайского богатыря его, скрепленный кровным обрядом, союз с волками. Эти сильные бесстрашные хищники, не щадя своих жизней, вместе с Сосланом участвовали в жестоких битвах с врагами, посягавшими на свободу вольных скифских кочевников. А великодушный великан Сослан не задумываясь, приходил на выручку попавшим в какую-либо беду верным собратьям волкам. За это небесный прародитель собак и волков Силам решил вознаградить Алтайского героя. Для этой цели божественный Силам призвал множество здоровых молодых волчиц и, подоив их, велел Сослану искупаться в волчьем молоке. После проведения сакрального ритуала омовения, на котором присутствовали самые могучие и мудрые вожаки волчьих стай, Сослан стал практически неуязвим для любого вида вражеского оружия. По истечении десятков лет, полных героических свершений, умиравший от старости Сослан предложил своим друзьям-волкам полакомиться его плотью. Но преисполненные благодарности за совершенные им при жизни благодеяния, хищные звери отказались от кровавой тризны. Более того, они преданно оберегали и заботились о сыне Сослана Уархаге, ставшем впоследствии царем Скифии.

Закончив повествование, глава мужского союза псов-волков Ишпакай сосредоточил острый испытующий взор на озаренном пламенем костра жестком волевом лице молодого царевича.

В первой же битве с вражеским отрядом разбойников-гуйфанов, вторгшимся на скифскую территорию, Уархаг проявил себя отчаянным храбрецом и умелым воином, чем снискал одобрение среди бывалых псов-волков. Согласно заведенному издревле обычаю скиф, убивший первого врага, пьет его кровь, а отсеченную голову приносит либо царю, либо своему военачальнику. За количество принесенных голов воин получает долю добычи, захваченной у неприятеля. После того, как отличившийся в бою Уархаг выпил поднесенную ему виночерпием чашу превосходного иноземного вина, Ишпакай торжественно вручил царевичу золотой пояс, украшенный собачьими фигурами. Затем на груди Уархага была мастерски сделана татуировка в виде свирепого волка, терзающего жертву. Сакральное изображение на коже скифского воина тотемного зверя-защитника являлось знаком высокого отличия.

Фамир поспешил поздравить Уархага, скрывая под лицемерной улыбкой постигшее его разочарование, ибо в тайне надеялся, что молодой недостаточно опытный царевич погибнет в первом же бою. Коварный вельможа этого страстно желал, потому как смерть Уархага облегчила бы ему путь к заветной цели – царскому престолу.

Выделяясь особым образом жизни среди прочего скифского воинства, клан псов-волков не занимался хозяйственными делами даже в мирное время. Под руководством своего доблестного предводителя Ишпакая и опытных воинов молодые псы-волки без устали отрабатывали ритуальные приемы запугивания противника перед атакой, где было важно все: особая одежда, леденящие душу вопли, устрашающие жесты и многое другое. Перед битвой с врагом отряды Ишпакая вдыхали дурманящий запах сжигаемых на костре чужеземных плодов, привозимых с далекого Лесбоса или употребляли зелье из ядовитых грибов. Находясь под их воздействием, псы-волки испытывали небывалый подъем духа. Приходя в неистовство, сравнимое с яростью сражающегося зверя, скифские воины с легкостью повергали наземь противника, казалось, их не брала ни сталь клинков, ни смертоносные стрелы.

Не без помощи Фамира царевич Уархаг пристрастился к одурманивающему душу аромату пылающих в огне заморских растений. Группа приятелей во главе с Уархагом удалялась в окрестные леса, где до одури надышавшись клубами пьянящего дыма от сгорающих в пламени лесбийских плодов, впадали в состояние неконтролируемой агрессии. И горе тому человеку, который случайно попадется на их пути. Забавы ради озверевшие молодые псы-волки забивали его насмерть, зубами раздирали плоть и жадно пили еще теплую кровь. Уархаг с друзьями устраивали охоту и на женщин, причем утолив свой низменный хищнический инстинкт, они затем убивали несчастных, как скот. Фамир всячески потакал тяготению Уархага к столь жестоким выходкам и прикладывал массу стараний, чтобы подобные случаи не доходили до ушей царя Октомасада.

Дни и месяцы мужавшего царевича проходили в совершенствовании военного мастерства, увлекательной охоте на крупного зверя с обученными собаками и бесконечных пирах. На одном из таких пиров изрядно захмелевший Фамир повздорил с одним из бывалых псов-волков. Не стерпев оскорблений со стороны знатного вельможи, воин мощным ударом кулака выбил тому глаз. Издав пронзительный крик, Фамир словно подкошенный рухнул наземь. Уархаг и не подумал вступиться за своего именитого родственника, ибо и его начал уже подозревать в предательстве и тайных кознях. Царевич хладнокровно, без тени сожаления, наблюдал, как окривевший на левый глаз толстяк катается по земле, подвывая от мучительной боли. Ишпакай распорядился снарядить крытую повозку, чтоб отправить покалеченного Фамира в царский дворец.