Читать книгу Дорога вопреки - - Страница 5

– Я разговаривала с Тимуром…

Неожиданно даже для самой себя признаюсь мужу.

Денис позвонил несколько минут назад. Мы перебрасывались ничего не значащими фразами. Я говорила о том, что мы с Милой уже безумно скучаем, хотя и прошло всего несколько дней. Эмме не лучше и не хуже. Наша дочь теперь ходит в частный садик и ей очень нравится.

Он рассказывал о том, что все-таки успел застать Фердюко Палини, художника с мировой известностью, который был проездом в Каракасе. Это одна из главных причин, почему Денис улетел, хотя у Милы вот-вот должно быть день рождения. Заполучить его картины для нашей галереи – невероятное везение.

Помирились ли мы с Денисом? Сложно сказать. Мы так и не расставили все точки на “и”. Каждый остался при своем мнении. Но новые обстоятельства в виде расстояния между нами, заставляют нас обоих обходить щекотливую тему по кругу.

Я должна была рассказать про разговор с Тимуром сразу же, как он произошел. В ту же секунду, как уехал Старцев, позвонить мужу. Но я тянула… И сейчас вот – как ушат холодной воды вдруг сказала про Тимура.

В трубке висит тяжелое молчание.

Я вздыхаю и все-таки, пересилив себя, говорю:

– Он знает… знает про Милу… знает… – и умолкаю, так и не сказав вслух “что она его дочь”.

Такое выговорить просто невозможно, неправильно. Я всегда считала именно Дениса отцом Милы.

– Ты издеваешься? – раздается сдавленный голос. – Ты… ты сказала ему? Зачем?

– Я ничего ему не говорила!

– Тогда откуда… откуда он знает? – голос Дениса такой глухой, раздавленный, и я уже почти жалею о том, что рассказала.

Но я не могла иначе. Я не хотела лжи и недомолвок между нами. Никогда больше.

Тот факт, что он скрывал болезнь Эммы, больно меня ранил, но не поменял моего к нему отношения. Слишком долго мы были вместе. Я знала своего мужа достаточно, чтобы четко осознавать – он хороший, достойный человек. Поэтому и не заслуживает с моей стороны лжи или притворства.

– Я не знаю, – честно говорю в ответ.

Я действительно понятия не имею, как Старцев узнал о том, что Мила его дочь. Почему вообще у него появилась подобная идея? И почему, в конце концов, о своем отцовстве он заявлял с такой непоколебимой уверенностью? Сделал тест ДНК? Но когда? Как?

– Я говорил… говорил тебе… нам нельзя было оставаться в России… вообще прилетать сюда… Господи, столько лет прошло! Как такое возможно?

Я тоже задаюсь подобным вопросом.

Почему Тимур меня не забыл? Почему следил за тем, когда я появлюсь в России? Сразу же приехал, чтобы увидеть?

И почему… если он меня ждал все эти года… почему не искал? Не нашел?

Встряхиваю головой, пытаюсь выкинуть Старцева из головы. Я старалась не думать о нем слишком много, не повторять ошибки прошлого. Думать о нем постоянно, значит, вновь начать падать в бездну под названием “Тимур Старцев”. Этого я не планировала. Никогда больше. Но он ведь опять делал это – врывался в мою жизнь, и все в ней переворачивал вверх ногами.

– Ты вылетаешь с Милой домой завтра же! Нет, лучше сегодня, – голос Дениса становится резким, непреклонным.

Я молчу. Слишком долго и оглушающе громко. Он знает мой ответ до того, как я произношу его вслух.

– Саш…

– Я не брошу Эмму.

Теперь молчит он. Я думаю, что мои слова его злят, причиняют боль. Ему хочется моего послушания в этом вопросе. Безоговорочного.

– Он ведь не оставит тебя в покое, ты это понимаешь?

– Я уверена, ему совершенно не нужна дочь. Абсолютно.

– Саш… тогда бы он даже не узнал о ее существовании.

Замираю. Почему-то слова Дениса меня пронзают тысячью острых иголок. А ведь и правда…

– Я не брошу Эмму, – все также упрямо повторяю.

В трубке опять повисает напряженная тишина.

– Я приеду через несколько дней, – голос теперь холодный, недовольный. – И мы полетим домой. Вместе. Втроем.

– Я не… – слышу вдруг резкую тишину в трубке, смотрю на экран и понимаю, что мой муж сбросил вызов. – Полечу домой, – договариваю в никуда, нахмурившись.

Денис зол, недоволен. Справедливо. Впервые за долгие года я иду ему наперекор. Обычно я оставляла за ним право последнего слова. Так было удобно. Всем.

Его решения всегда были более логичные, взвешенные, правильные. И мне было так комфортно – отдавать ответственность ему. Он брал это право уверенно, гордо. А я… мне хотелось с ним соглашаться, позволять ему управлять, контролировать, быть сильным. Это ведь такая малость, которая делает мужчину счастливым. Делает обоих счастливыми. Все же природой мы как-то по-особенному задуманы: женщина для того, чтобы быть слабой, а мужчина наоборот. И когда каждый живет своей ролью, все встает на свои места.

В отличие от мужа я не боюсь появления в моей жизни Тимура Старцева. Нас уже давно ничего не связывает. И я не собираюсь наступать на одни и те же грабли в сотый раз. Ни в коем случае. И я действительно уверена, что наличие дочери не то, чтобы испугает его, но заставит исчезнуть из моей, нашей жизни. Этот мужчина слишком уж не любит привязанности и навряд ли спит и видит – каково это стать отцом. А если человек не хочет детей то, что он сделает, узнав, что у него есть один, о котором он не знал столько лет? Правильно, сбежит подальше.

С другой стороны – если ему было все равно, то почему он решил со мной поговорить? Зачем вообще выяснил, что Мила его дочь? Почему приехал сразу же, как только я оказалась в России?

Нет. Такие мысли неправильные, недопустимые.

Ему все равно. Ему все это ненужно. Больше пяти лет – это слишком долго, чересчур много. Мы с ним чужие, время стерло между нами все и навсегда. Тимур наверняка меня ненавидит… Ведь это из-за меня он сел в тюрьму.

Я криво усмехаюсь и встаю с дивана.

Все. Будет. Нормально.

Зачем Старцеву я? Дочь? У него вместо сердца – ледяной камень. Ему наверняка абсолютно все равно… Тем более после стольких лет и обстоятельств.

– Мамочка, я готова, – раздается звонкий голос дочери, как только она появляется в дверях гостиной.

– Убрала игрушки?

Она активно закивала головой.

– Хорошо, а теперь марш в ванную, а потом я почитаю тебе сказку.

– Сказку о потерянном принце?

Я усмехаюсь и соглашаюсь.

Эта сказка – ее любимая. О принце, который был ужасным наглецом и задирой, пока принцесса не прокляла его. И он стал обычным, простым крепостным за тридевять земель от царства, где должен был стать королем. И о нем никто не помнил, никто его не искал. А он помнил все.

Он долгие месяцы искал путь обратно, дорогу домой, чтобы, вернувшись, столкнуться с полным равнодушием и неузнаванием. И он кричал, выл, прося ведьму все вернуть обратно, простить его. Но она была глуха к его мольбам. И он смотрел, как все вокруг радостно живут без него. А вместо него – самозванец. Тот самый крепостной… место, которого он занял.

А все вокруг любят этого притворщика – такой добрый, благородный, честный, вот что о нем говорят. И это самозванец женится на принцессе соседнего государства, которая была обещана ему в жены.

Не знаю, почему Миле так нравится именно эта сказка. Может быть, потому что в конце потерянный принц все-таки понимает, что был не прав. Его холодное, равнодушное сердце, познав горести жизни, вдруг наполняется теплом и светом. Он становится совсем другим…

Влюбляется в обычную девушку и принимает, что до конца жизни он останется вот таким – простым рабочим. И тогда, как и следует ожидать от сказки, он вновь становится принцем. И столько всего потом делает для страны, для людей, что народ его искренне любит и почитает…

Когда Мила наконец засыпает, я с любовью касаюсь золотистых, мягких волос своей красавицы. Она ужасная егоза и непоседа – столько в ней энергии и неуемного любопытства. А я лишь восхищаюсь своего дочерью – для меня не может быть лучшего ребенка, чем она.

На следующий день я отвожу Милу в садик и еду с Крисом и Эммой в больницу. Это первый раз, когда я вижу, чтобы сестра вышла не то, что из дома, а из своей комнаты. Правда, ходить ей тяжело – слишком у нее мало сил, поэтому Крис аккуратно сажает ее в инвалидное кресло. Лицо Эммы в этот момент равнодушное, пустое, и я впервые понимаю, что она уже сдалась, смирилась. Не хочет бороться.

Мы приехали в одну из лучших больниц – это я поняла по сияющей чистоте пространства, новизне оборудования, мебели и очень вежливому обращению медперсонала. Я посмотрела с гордостью на Криса, понимая, что он делает все, чтобы обеспечить Эмме самые лучшие условия.

Мы пробыли в больнице несколько часов – Эмма сдала какие-то анализы, сходила на прием к лечащему врачу. Когда выходим на улицу, у Криса и Эммы мрачное настроение. Видимо, посещение врачей стало для обоих своеобразной тягостью.

– Давайте пообедаем, – предлагаю я, оглядывая родных.

Эмма посмотрела с интересом. И я поняла, что они так часто и заканчивали подобный день – мрачные и опустошенные ехали домой. За все время моего нахождения в России Эмма не жила обычной жизнью. Она была больна и вела себя соответственно. А Крис, несмотря на все те прекрасные вещи, которые делал для сестры, не в силах был подарить ей одного – частичку обыденности, нормальности. Он относился к Эмме как к больной, а к происходящему с ответственностью настоящего брата, задача которого заботиться о болеющей. Но это ли нужно сейчас моей сестре…

И я потащила их в парк. Заставила прокатиться на лодке по озеру и с удовольствием смотрела, как Эмма визжала, когда холодные капли фонтана, стоящего посередине попадали прямо на нее. Крис греб, специально подплывая все ближе к фонтану. Улыбался – ему нравился возбужденный и возмущенный визг Эммы. Обратно мы поехали на электрокаре, аккуратно сложив инвалидное кресло. Парк был огромный, до машины было идти и идти, а ноги отваливались после длительной прогулки. По дороге попросили остановиться и накупили сладкой ваты. И довольные поехали домой. Мы дружно улыбались от уха до уха.

– Спасибо, – тихо сказала Эмма, сжав мою руку.

Мы вместе сидели рядом в машине, Крис за рулем. Я улыбнулась сестре, поймала в зеркале заднего вида взгляд брата и наконец поняла, зачем я здесь. Чтобы стать его опорой и поддержкой. Потому Крис так долго был один и нес эту неподъемную ношу. Рози не смогла… не нашла в себе сил быть рядом. Я не могла ее за это осуждать, ведь сама столько лет бежала от всего, что мне казалось сложным и болезненным.

По дороге мы заехали в садик, чтобы забрать Милу. И мой счастливый мир, так бережно созданный сегодня, рухнул. Впервые я ощутила такой леденящий страх, даже ужас, который не чувствовала никогда.

Милы не оказалось в садике.