Читать книгу «Табуретная» кавалерия – 1. Зарисовки из жизни Российской империи - - Страница 4

В мечтаниях юнкеру Яковлеву служба в Привисленском крае представлялась в виде приятных визитов к местным панам помещикам, где обольстительные паненки милостиво дают закружить себя в мазурке и соглашаются на уединение в сладостно пахнущем цветами парке. А в перерывах между подобным необремительным времяпрепровождением должны быть, разумеется, успешные военные действия против… действительно, против кого же могли быть эти самые военные экспедиции? Если против каких-то новых местных мятежников, то становилось как-то сомнительно насчёт «приятных визитов» и мазурок с паненками, потому как они наверняка будут более милостивы к своим «пшекам», чем к «москалю» юнкеру. Андрей чувствовал в этом явное противоречие, но, чёрт возьми, так хотелось ратных подвигов и наград с одной стороны, а с другой стороны мазурок со златокудрыми девами.

Первые впечатления от увиденного были противоречивы. Дорога к местечку, где был расквартирован третий эскадрон Владимирского полка, в котором предстояло служить Андрею, обрамлялась густо поросшим орешником, а сверху нависали дубы и грабы, вместе создающие прохладную тень от припекающего окрестности солнца. По сторонам от дороги простирались нивы, откуда доносились трели жаворонков и кузнечиков. Полнейшая идиллия.

Иногда промелькивали придорожные кресты с неизменными накрестными деревянными распятиями Иисуса или чаще иконками девы Марии. Вся эта конструкция прикрывалась непременно небольшим деревянным навесом от дождя или снега и была увита ленточками или быстро жухнувшими цветами.

Проезжая возле одного из таких крестов, Андрей заметил пожилую пани с небольшой книжечкой в руке, вероятно молитвенником. Пани не то молилась, не то поправляла что-то в цветах и лентах. Завидя проезжающую коляску с уланским юнкером, она демонстративно сплюнула на дорогу вслед. Это происшествие несколько поколебало мечты Яковлева на визиты и мазурки, но оставалась надежда, что происшедшее скорее всего частность, чем норма.

Следующее удивление постигло юнкера, когда тенистая дорога закончилась и он въехал в местечко, хаотично слепленное из отдельно разбросанных одноэтажных домишек. Над этим всем в центре возвышался костёл, а где-то в стороне от него были видны купола православной церкви. При этом на улице по которой катилась коляска не было никаких признаков присутствия в местечке улан: ни тебе конского ржания, ни тебе мелькания уланских мундиров. Паны и пани так же отсутствовали. Зато в избытке хватало «сынов Израилевых», снующих взад и вперёд по каким-то только им ведомым делам, но немедленно останавливающихся, чтобы закидать хором проезжающего неразборчивым речитативом из смеси коверканных польских и русских слов, перемежающихся собственным наречием. Понять из этого гомона, что нужно им всем Андрей был не в состоянии, но очевидно они что-то предлагали. По крайней мере юнкеру показалось, что в их речи проскальзывало что-то очень похожее на слова «оцень дзёшво».

Возница иногда был вынужден показывать кнут наиболее назойливым, чтобы не лезли поперёк пути. Задавать вопросы о том, как разыскать место расквартирования уланского эскадрона в ситуации, когда катящуюся коляску сопровождают бегом не менее десятка людей в лапсердаках с развевающихся полами, норовящими перекричать друг друга, было совершенно бессмысленно. Андрей уже было приказал вознице править к церкви, уж там то, наверное, можно справиться об интересуемом, ну или дотянуть хотя бы до костёла, но тут на подножку коляски вскочила престранная личность. Возница хотел было хлестануть наглеца для острастки остальным, но так и застыл в изумлении занеся кнут.

Личность имела на голове старый уланский кивер, из-под которого свисали пейсы. Вместо лапсердака был надет так же потёртый старый уланский мундир, снизу личность была экипирована в штаны и туфли подобные тем, в которых бежали рядом все сопровождающие в ожидании гешефтов от пана юнкера. И кивер, и мундир были солдатские, но без каких-либо знаков различия.

Личность заговорила на неком наречии, включающем в себя русские слова, переиначенные на польское «пшеканье», с вкраплением отдельных слов из родного языка. Однако, так как говорилось это с некой горделивой расстановкой, а не выкрикивалось впопыхах сопровождающими коляску, то им сказанное не потонуло в общем гвалте. Поэтому Андрей с трудом, но смог понять приблизительно следующее, что личность именуется паном Мешуланом и является «пЕрвогилировынным экадрУнным» портным, а потому он всегда к услугам пана «юнкЭра», который несомненно скоро станет корнетом и потому ему просто будет необходимы услуги «пЕрвогилировынного» портного. Далее пан Мешулан справедливо предположил, что пан «юнкЭр» разыскивает эскадронное начальство.

Пан «юнкЭр» не стал отрицать этого, после чего пан Мешулан перебрался на облучок, подвинув возницу и начал деловито указывать дорогу, не забывая в пол-оборота сообщать какие предметы формы он превосходно может пошить пану «юнкЭру», а также и то, что если пану «юнкЭру» понадобиться «оцень дзёшво» табак или чай, или что иное, то он всегда готов «потрафить» пану «юнкЭру».

Все остальные сопровождающие, как только стало ясно, что их надежды на «гешефт» от прибывшего новичка увели прямо из-под носа, стали постепенно отставать, но теперь их выкрики адресовались уже не к Андрею, а к его ловкому проводнику и судя по тону, которому они произносились, ничего хорошего в адрес «пЕрвогилировынного» портного не высказывалось. Впрочем, пана Мешулана это похоже совершенно не заботило.

Следуя указаниям новоявленного местного провожатого, быстро добрались до одноэтажного обывательского домишки, во дворе которого сновали несколько улан, а из соседнего неказистого сарая доносилось ржание. Пан Мешулан торжественно оповестил, что здесь «мешкает сам пану майЭр» и что об эту пору «вин пье чаю». Как бы в подтверждении его слов, один из уланов, очевидно денщик вынес из дома самовар и принялся им заниматься, однако при виде Яковлева, сходящего с коляски, бросил это занятие и повёл юнкера в дом.

Ничего особенного внутри дом из себя не представлял: несколько небольших комнат, одна из которых использовалась явно как столовая, остальные как жилые для хозяев, у которых разместился на постое эскадронный командир и комната самого командира, имевшая помимо развёрнутой походной кровати ещё пару стульев и стол, очевидно выделенные хозяевами в качестве меблировки постояльцу. На одной из стен не то для удобства, не то, как украшение были развешены на гвоздиках снаряжение: сабля, кобура с револьвером, лядунка – сумка с патронами. Остальная амуниция были небрежно свалены в углу на стопку чемоданов. У стола сидел уланский майор, куривший папироску и лениво листавший какую-то затрёпанную книжонку.

При виде Яковлева в сопровождении денщика он встал, торопливо застёгивая распахнутую куртку. Андрей представился по всей форме, на что командир, добродушно справившись о его имени-отчестве, отрекомендовал сам себя Савелием Карповичем и велел в дальнейшем называть себя в приватной обстановке только таким образом, а уставное обращение оставить для строя. Далее денщик был послан с поручением отправить «кто там есть на дворе за Фёдором Петровичем и Наумом Евстафьевичем», а самому не мешкать с самоваром.

Вернулись в столовую. Майор пригласил садиться и пока ожидали самовара принялся расспрашивать Андрея о том, как тот добрался, о семье, о юнкерском училище. Расспрашивая о преподавателях, он по всей видимости предполагал услышать о ком-то ранее знакомом по службе, но таковых не нашлось.

Денщик внёс самовар и бублики. Почти следом вошли ещё два вахмистра. Командир всех представил друг другу. Фёдор Петрович оказался полковым фуражиром, а Наум Евстафьевич квартирмейстером. Все вновь уселись за стол и за чаем Андрею сообщили, что бумаги на производство в корнеты по заявленной вакансии в ближайшие дни будут направлены в дивизионный штаб. Что будет он приписан в первый взвод, командиром там поручик, славный малый, сам недавно бывший корнет, и они с Андреем должны непременном подружиться. Однако это будет после, а пока все взвода убыли из местечка на дальние фольварки косить траву: эскадрон заготавливает сено на зиму, а заодно лошадки на вольном выпасе подкармливаются. Поэтому Яковлев пока остаётся в местечке и до возвращения эскадрона будет на аванпостах с Фёдором Петровичем. Видя недоумение Андрея почему сторожевыми постами, занимается фуражир, майор заверил новичка, что после ему станет всё ясно.

Возник вопрос: где квартировать Яковлеву, на что Наум Евстафьевич рассудил просто: «Поскольку юнкер назначен в первый взвод на вакансию корнета, то и поселить его стоит вместе с тамошним поручиком». Майор согласился, что решение резонное, попросив квартирмейстера: «Не сочтите за труд показать Андрею Платоновичу его место постоя». Квартирмейстер, улыбаясь сообщил, что по дороге сюда видел на козлах коляски, на которой прибыл юнкер пана Мешулана, а уж тот не упустит случая поучаствовать в устройстве новичка на постой.

Вспомнив про пана Мешулана, спохватились, что тот вместе с возчиком торчат уже битый час во дворе. Майор вновь кликнул своего денщика и приказал вынести ожидающим возчику и провожатому по рюмке водки и что-нибудь на закуску.

После чего майор заявил, что берётся в течение дня подобрать будущему корнету денщика посмышлёнее и пришлёт его на квартиру.

Яковлева волновало: где и как он может приобрести себе для строя коня. Присутствующие единогласно посоветовали пока не торопиться: покупать у местных дело рискованное, могут заморочить и подсунуть негодного. Фёдор Петрович предложил на первое время дать Андрею какую ни есть кобылку из числа подменных, а ближе к осени ремонтëры пригонят табун с тульского конезавода князя Оболенского, вот оттуда и можно что-то дельное присмотреть.

За разговорами покончили с чаем и засобирались расходиться. Напоследок майор сообщил, что ждёт юнкера к обеду.

Уже на дворе Яковлев робко поинтересовался у остальных: «Как понимать это приглашение?» Ему было объяснено, что ежедневные обеды у командира эскадрона являются давней традицией и уклоняться от неё можно только по веской причине, в противном случае майор сочтёт это за обиду. Предположение Андрея, что возможно необходимо внести некую сумму денег на стол, было категорически отвергнуто: «Вы, юнкер, не вздумайте это сказать Савелию Карповичу, господа офицеры как-то пытались со всей деликатностью предложить складчину, так он очень оскорбился. Я, говорит, ваш командир, а не кабатчик! Сам будучи в ваших чинах обедал у командира! Так не нами заведено было и не нам это менять! Так что ваше благородие, к обеду надо быть непременно». На том и расстались.

Яковлев вновь сел в коляску и возница по указке незаменимого пана Мешулана быстро отыскал домишко, где предполагалось жить Андрею. Наскоро познакомившись с хозяевами и доверив перетаскивать привезённый багаж вознице, Андрей принялся осматривать комнату, которую предполагалось делить со своим непосредственным взводным командиром.

Собственно, осматривать было нечего: в комнате был только стол и один стул. На стенах виднелись набитые гвоздики для одежды и амуниции. Если не обращать внимания на размер комнаты или цвет стен, то всё так же, как и в комнате командира эскадрона, в которой он не так давно был. Впрочем, стульев там было два, здесь же когда вернётся эскадрон, им с поручиком вдвоём и сесть за стол не получится. Решив попробовать раздобыть у хозяев второй стул, Андрей приступил к распаковыванию своего немногочисленного принесённого возницей багажа. Рассудив, что отсутствующий хозяин занимал в комнате место у стены, утыканной гвоздиками, развернул свою походную складную койку у противоположной. После чего достал кожаную подушку и постельное бельё, застелил по привычке как было принято в юнкерском училище.

Огляделся вокруг и понял, что до обеда, на который он был приглашён к командиру заняться решительно нечем. Приходилось придумывать самому себе занятия. Для начала достал из чемодана перевязанную верёвочкой стопку книг и иллюстрированных журналов, прихваченных из дома, когда заезжал туда в отпуск после выпуска из училища. Перебрал их, отложил одну книгу, наиболее заинтересовавшую в сторону – для начала скуку убить.

Затем принялся проверять походный погребец: всего ли в достатке, нет ли необходимости что-то прикупить. Погребец представлял собой образчик обычного сундучка, не более аршина в длину и немного уже в ширину и высоту, с внутренним замочком, обитого от дождя кожей и окованного жестью для крепости. Погребец был куплен ещё его отцом где-то на ярмарке в бытность своей службы.

Несмотря на малый размер, в его отделениях помещался целый хозяйственный мирок, начиная с кухонной утвари, включающей в себя маленький самоварчик на четыре стакана чая, пара металлических стаканчиков и чайных ложечек, заварочный чайничек, сахарница. Во втором отделении разместилась кастрюлька, с необычной крышкой, которую при необходимости можно было приспособить под небольшую сковородочку, стоило только приладить прилагающуюся железную ручку. Внутри кастрюльки для экономии места были вложены мисочка, солонка, перечница, пара вилок и ножей, две столовые ложки. Рядом с кастрюлькой были воткнуты тарелки: две большие и две мелкие. В третьем отделении уместились пара штофов, на случай если придёт фантазия налить вина или водки для солидности при угощении гостей. И в довершении было отделение, закрываемое крышечкой для чая и сахара.

Всё это чтобы не биться и не греметь, было уложено так, чтобы быть по возможности прижато или перекладывалось чистыми тряпицами.

Однако это был так сказать «верхний этаж», под которым, если приподнять за боковые ручки открывался «подвал» с отделениями для полотенец и салфеток, а также пишущих принадлежностей, включающих в себя чернильницу с пером и песочницей, карандаш и перочинный нож. А также ещё пара отделений: одно занимали бритвенные принадлежности и мыло (зеркальце было прилажено внутри крышки погребца), а другое сапожные щётки и вакса.

Результатом всей этой инспекции было решение, что неплохо было бы пополнить запасы сахара и табака, впрочем, и чая тоже можно было прикупить. Таким образом намечалось первый заказ для пана Мешулана.

В доме послышался шум и в комнату протиснулся улан, рыжеусый рябой верзила лет двадцати. Представившись, сообщил, что прислан «до его благородию денщиком». Андрей хотел было выспросить его на манер своей недавней беседы с майором: кто он да откуда, доволен ли службой, но денщик прибавил, что привёл с собой в поводу кобылку, отобранную Фёдором Петровичем «для его благородия».

Яковлев засобирался на улицу поглядеть на кобылку, попутно поинтересовавшись: «Почему ты начальство по имени-отчеству поминаешь, а не «господин вахмистр» как положено?» Денщик стушевался, но отвечал в том роде, что и сам не знает: «Уж так у нас заведено, что унтеров и вахмистров вне строя по имени-отчеству упоминать. А вот в строю, то оно конечно полагается «господин вахмистр».

Вышли во двор. Там стояли привязанными две лошадки: одна под седлом, денщика, вторая только с поводом явно предназначенная для Яковлева и внешне не представляющая ничего особенного. Андрею захотелось поглядеть ход кобылки, для чего денщик принёс длинную верёвку и кобылу на ней пустили бегом по кругу по двору. Как и предполагал Яковлев и здесь кобыла оказалась «ничего особенного». Пожалуй, у денщика и то была получше, но та строевая, а эта из оставшихся подменных. Приказав денщику заняться уходом обоих лошадей, а после седлать свою для поездки к майору, Яковлев собирался уже было возвращаться в свою комнату, но тут подъехал сам Савелий Карпович:

– Не удержался, знаете ли, полюбопытствовать как вы устроились. Вижу и кобылку вам пригнали.

Яковлев пробормотал что-то утвердительное, чем развеселил майора:

– Похоже вы не в восторге от неё, но это ничего. Поверьте, местные факторы1 вам тоже самое бы всучили, если не хуже, а денег бы содрали немерено. Потерпите пару неделек и как я и говорил ремонтная команда пригонит табун, подберут вам достойную замену. С тульского конезавода лошадки обычно отменные. А пока для аванпостов и эта сгодится.

Яковлев пригласил пройти в дом, в комнате предложил майору стул, а сам уселся на кровати, извинившись, что не успел обзавестись вторым стулом, но мол сегодня же вечером спросит у хозяев. На это Савелий Карпович сразу посоветовал:

– Больше гривенника не давайте, а то с вас как с новичка и рубль могут попытаться стребовать.

– Да я не собираюсь его покупать, на что он мне, – возразил Андрей.

– А с чего вы Андрей Платонович, решили, что его вам продадут? – рассмеялся майор. – Гривенник это за аренду в месяц. Тут нам никто ничего на постое так просто не даёт. Мол комнату положено, место в конюшне положено, а насчёт остального не положено. Вы с чего думаете сосед ваш гвоздиков набил у себе? За шкаф, если он, конечно, у хозяев сыскался бы, то рублик спросили. Стол вот этот копеек в восемьдесят поручику обходился. Ну теперь может сложитесь.

Обратив внимание на стол, майор заметил лежащую стопку привезённых книг и журналов:

– Вы позволите взглянуть?

– Сделайте одолжение, – ответил Андрей, уже мысленно намечая, что надо будет озадачить денщика набить и в свою стенку гвоздиков на манер соседа. От хозяйственных размышлений его отвлёк возглас Савелия Карповича:

– Да вы богач, милейший, прямо-таки Крез!

Видя недоумение Андрея, майор пояснил:

– Здесь, видите ли, скука страшная, заняться практически нечем. Разве что иногда в ближайшее повятово мисто2 какая-никакая актёрская группа заедет. Вот тогда почитай прямо праздник. А так либо карты, либо водка. Если вы не особый любитель или просто надоело сие, то вечерами чтение. А с чтением у нас просто беда: всё что было читано-перечитано до дыр, иногда и страниц не хватает – если не углядишь, так денщики могут подтибрить на курево. А у вас я вижу книжечки то всё мне не знакомые, для всех нас, если не сочтёте за наглость просьбы давать почитать, так прямо спасением будет как минимум на полгода. И журналы тоже на столько же потянут. Между прочим, благодаря журнальчикам этим вы несомненно и солдатикам нашим за родного отца будете.

– Неужто читают?

– За чтением особо не замечены, а вот иллюстрации из журналов для них ценность: кто себе на стеночку на месте постоя прикрепит, кто внутрь сундучка для душевной радости. Так что после прочтения журналов не сочтите за труд поделитесь картинками с солдатиками, лучше всего распределить, не отдавайте всё в одни руки. Да вы и сами убедитесь: вот денщик ваш увидит непременно попросит. А сейчас я вот эту книжку хотел у вас попросить, не откажите?

И Савелий Карпович указал в аккурат на ту книгу, которую Андрей отложил для себя для прочтения на первое время. Оставалось только рассыпаться в любезностях, что мол «буду только рад».

– Вот и спасибо, а теперь милости прошу ко мне отобедать. Думаю, вашу лошадку уже оседлали. Как её зовут-то? – поинтересовался майор.

Андрей смутился, что за всеми этими осмотрами статей кобылы, он как-то позабыл спросить у денщика кличку лошади. Савелий Карпович попенял ему за это, сказав, что лошадка хоть и на время у него, а всё едино доброго отношения заслуживает.

По дороге до места командирского постоя Андрей поинтересовался о своëм предполагаемом назначении в аванпосты, мол куда и зачем в мирное время? На это майор беспечно отвечал:

– Дело – это не хитрое: в воскресенье станете вместе с парой улан порассудительней, да внушительной наружности на одну из дорог ведущих в местечко и со всей вежливостью будет селян с товарами от местных факторов оберегать.

– Зачем? – опешил Яковлев. – Неужто местные торговые посредники до грабежей на дорогах доходят?

– А это как посмотреть, что за грабёж считать. Вы вот давеча упоминали как вас при въезде в местечко пробовала в оборот взять толпа сопровождающих, а пан Мешулан вроде как их оттеснил. Разумеется, к своей будущей монопольной выгоде от завязываемых деловых связей с вновь прибывшим, но ведь и вам в том выгода – не общипали вас, заговорив, заморочив.

Вот и ваша задача на аванпосте будет прямо-таки как у пана Мешулана – спасение какого-нибудь наивного малого. Вся та публика, что вам досаждала на въезде постоянно пытается протиснуться посредниками между нашим фуражиром Фёдором Петровичем и селянами, везущими товары на ярмарку. Для этого их вот как вас перехватить попытаются, но с селянами так церемониться не будут как с офицером: быстренько лошадку цап за повод и в ближайший двор, а там один водки подносит мужику, другой денег за пазуху суëт, вроде как сговорились уже о продаже, третьи товар уже с телеги стаскивают. Раз, два, оказалось, что селянин продал своë по бросовой цене, а если перечить станет, так его же как за пьяное буйство еще и в полицию сдадут. А его товар: овёс, муку, дрова или что иное, попытаются втридорога продать эскадрону. А вы если на аванпосте перехватите селянина, а улан его как охрана доведёт до ярмарки, то там спокойненько, Фёдор Петрович, казённой мерой тот же овёс перемеряет, а не как факторы на глазок. И цена будет и для эскадрона приемлемая, и для продавца.

Слушая подобное, Андрей впал в уныние: мечтания о подвигах уносило куда-то далеко, а вместо них возникала какая-то вульгарщина: мебель в аренду и как следствие гвоздики в стене из экономии на недостающем шкафе; воинские сторожевые посты как средство борьбы со спекулянтами; эскадрон, занятый заготовкой сена вместо того, чтобы лететь в лихой атаке, пусть не на войне, а хотя бы на маневрах.

За обедом будущего корнета постигло последнее разочарование: надежды на мазурки и тайные свидания в благоухающем цветами ночном саду со златокудрыми паненками, оказывались делом несбыточными. Заведя разговор о том, кому из окрестных помещиков можно нанести визиты, Яковлев очень удивил майора:

– А зачем? Чтобы нарваться на высокомерно холодный приём?

– Отчего же так? Неужели они все так симпатизировали десять лет назад мятежникам, что и теперь не желают общаться с российскими дворянами?

– Кто их знает кому они тогда симпатизировали, – задумчиво ответил Савелий Карпович. – Тут могут быть и иные резоны.

– Да какие резоны могут благородным людям помешать общаться на равных?

– Ну вот хоть, к примеру, если у пана дочь на выданье, зачем ему визиты молодого холостого человека, который никогда на его дочери не жениться, а компрометацию составить может.

– Отчего же компрометацию, – смутился Андрей. – Если девушка хороша собой и характером, если ответит взаимностью, то и руки просить можно.

– Просить можно, получить нельзя. Забыли: офицер должен испросить разрешение у командира, а я как ваш командир такового на брак с католичкой дать не могу. Да и родители паненки тоже не дадут разрешение на брак с православным. Ваш переход в католичество – это сразу можно со службой проститься. Еë крещение в православие? Так не каждая пойдёт против родительской воли, это какой любовью обладать надо. Так что здесь об женитьбе забудьте. Вот вернётесь в Россию, там влюбляйтесь и женитесь. С разрешения начальства. Или в отставку – тогда кроме вашего батюшки и родителей суженой вам иных разрешений не понадобиться.

Вечером у себя на квартире Андрей достал из погребца один из припасённых штофов с водкой. Послал денщика раздобыть что-нибудь на закуску. Тот принёс из ближайшего трактира пирожков с капустой. За штофом и пирожками Андрей придался размышлению: «Что за безумная штука жизнь? Какой будет та жизнь, которая у меня здесь намечается? Какой будет полоса вашей жизни Андрей Платонович в ближайшем обозримом будущем? Белой – хорошей полосой жизни или чёрной – плохой траурной? Хотя вот говорят, что у китайцев именно белый цвет – цвет траура, цвет горя. А вот почему нет серой полосы жизни? Серый, пожалуй, самый что ни на есть понятный цвет: ни то, ни сë, чёрт знает что… где же это было? Ведь где-то же было?»

На том Андрей Платонович Яковлев, пока ещë юнкер, восемнадцати лет отроду и уснул. А через три дня находясь в аванпосте он геройски словесно отстоял от факторов двух селян с их возами зерна. А ещë через две недели пришёл приказ о производстве в корнеты. Затем было возвращение эскадрона в местечко и было много знакомств, закончившихся как в Апухтинской шутке:

Разве жизнь не прекрасна, господа офицеры? Конечно прекрасна, это же несомненно так! Но почему же так тошно на душе у корнета? Войне что ли какой привелось бы случится, прости, Господи.