Читать книгу Нарисованные улыбки - - Страница 10

Жизнь Ганса Кенинга – человека, изменившего мир.

Маленький Ганс Кенинг, росший в одном из детских домов, жил в Германии. Тогда еще, как не трудно догадаться, существовали государства и границы между ними.

Конечно, ни Ганс Кенинг, ни его друзья из детдома, ни воспитатели и преподаватели, пытавшиеся (очень даже успешно) вырастить из Ганса и других ребят достойных граждан своего государства, не могли и предположить, что именно этот малыш изменит мир до неузнаваемости.

Ганс всегда был озорным, неунывающим ребенком. Дни напролет они веселились с друзьями, играли в разные спортивные игры, конечно же, не забывая об обучении. Ганс никогда не производил впечатления «золотого мальчика—гения», как его через семь лет окрестит журнал High Science.

Особых успехов в изучении языков, математики и вообще большинства учебных дисциплин Ганс Кенинг не достиг. Но вот когда наступали уроки биологии и химии, Гансу просто не было равных. Внимательные преподаватели не могли этого не заметить и начали развивать сильные стороны мальчика.

Уже в девятнадцать лет Ганс получил две из пяти возможных самых значимых научных премии. К слову, в истории никто не получал все пять, а самые великие получали максимум три за всю жизнь. Уже тогда в научном сообществе все прекрасно понимали, что Ганс Кенинг вполне в состоянии нарушить этот порядок, побив все мыслимые и немыслимые рекорды (если так можно сказать о науке).

И все-таки они заблуждались.

Позже Ганс увлекся философскими науками и начал изучать жизнь вокруг себя. Он отмечал многие значимые для общества находки: то, как люди, хоть и на первый взгляд, счастливы, свободны и радостны, все же боятся этого мира (чрезмерные меры безопасности иногда пугают больше самих наличествующих в обществе опасностей); то, как государства, получив полную монополию над всеми информационными ресурсами, могут полностью воссоздавать картину идеального мира в головах своих граждан; то, как больницы, несмотря на «полную безопасность существующего миропорядка», все же наполнялись пострадавшими от преступлений.

Ганс работал в лучшей клинике Германии и был самым востребованным специалистом в ней. И был им не только из-за своих, возможно, лучших в мире познаний в медицине. Ганс прекрасно мог общаться с людьми. Он дарил им надежду в некоторых, как казалось, безнадежных ситуациях. И эта надежда всегда воплощалась в жизнь, ведь Ганс в нужной ситуации абсолютно прямо мог сказать слова «Я бессилен».

Он никогда не гнался за этими научными премиями. Ему было важно лишь то, как он непосредственно здесь и сейчас может помогать людям. Какие-то абстрактные открытия его не интересовали. Не интересовали ровно до того момента, когда он абсолютно ясно увидел возможные пути преодоления людской агрессии и иных негативных черт при помощи только химических средств. Он даже не рассуждал, не анализировал. Он просто увидел это. Увидел так же, как и до него многие великие ученые просто случайно находили ответы на важнейшие вопросы мироздания.

И вот тогда-то он и начал работу над своим самым масштабным проектом, впоследствии поделившем мир на «до» и «после».

Ганс тоже уже не стал прежним. Он больше не работал в клинике, он перестал быть тем светом, к которому тянулись все так в нем нуждающиеся. Решение не было легким. Но Ганс по-другому не мог: каждый день он видел огромное количество несчастных людей; людей, пострадавших от зла и тьмы этого мира; людей, которых он, доктор Кенинг, мог сделать абсолютно счастливыми, лишь развив свое самое главное открытие в жизни.

Начались исследования и тяжелые, изматывающие работы. Ганс сформировал группу ученых, день и ночь работавших над созданием вещества, которое когда-то просто пришло в голову одному гениальному доктору.

Прошло три года.

Исследования не стояли на месте, но и не близились к завершению. Но одно Ганс Кенинг видел уже абсолютно ясно – вещество для инъекций будет создано, а его жизнь будет прожита не зря.

В это же время он познакомился с Каем Брауном, который каким-то невероятным образом оказался в его сформированной научной группе, будучи чертовски плохим биологом, медиком и химиком, но отличным собеседником для Ганса. Мозг Кая рождал очень глубокие философские мысли. Ганс же, обожающий философию, не мог не обратить внимание на эти умозаключения.

– Допустим, у тебя получится сварганить «сыворотку всеобщего счастья и радости», – как-то начал Кай.

– Что значит «допустим»? – резко прервал Ганс. – Еще в худшем случае полтора года, и она готова!

– Хорошо, – согласился Кай, расхаживая по лаборатории с важным видом, сомкнув руки за спиной. – Допустим, через полтора года она действительно будет готова. Что потом? Ты просто начнешь ее всем предлагать со словами «хочешь стать счастливым, тогда вколи себе это»?

– Нет! Мы все оформим как научное открытие. И когда все убедятся, что результат действительно таков, каким я его описываю, то инъекции просто начнут делать всем людям в клиниках по всему миру.

– Ух! Какой же ты простой! – воскликнул Кай. – Просто все врачи бесплатно начнут делать твою сыворотку и колоть всем, кто войдет в клинику? Ты серьезно в это веришь? Я думаю, вряд ли все эти инъекции так уж востребованы!

– Ты совсем не понимаешь, чем мы тут занимаемся?! – теперь уже недоумевал Ганс. – Это то, что изменит мир навсегда! Это то, что сделает возможными утопии, воспеваемыми авторами на протяжении веков! Люди всегда стремились к идеальному миру. К миру, где не существует агрессии и всего негатива, пожирающего нас изнутри. К миру, где любой встретившийся на улице человек безусловно счастлив, где улыбается и получает взаимную улыбку от такого же счастливого человека! И все это возможно уже в ближайшее время! Неужели это не то, что наполняет наши жизни смыслом?

Кай замолчал и задумался.

– Хо-ро-о-шо-о, – протянул он через минуту погружения в омут своих мыслей. – Вот он – идеальный мир! Здесь и сейчас! Каждому желающему! А сегодня еще по скидке!

Лицо Кая растянулось в дурацкой улыбке.

– Что потом? Как будет устроено общество? Что будет со структурами власти, оставшимися без работы? Что со всеми учреждениями, призванными следить за правопорядком в обществе? Что с экономикой и торговлей без людей, не умеющих обманывать? Как все это будет функционировать? Это твое открытие. Оно же полностью сломает все мироустройство! Остаются только вопросы без ответов!

– Да, это так, – спокойно согласился Ганс. – Вот ты мне и скажешь!

– Что? – недоумевая спросил Кай. – Мне б кто сказал! Удобная позиция! Вообще-то это я у тебя спрашивал, мистер «я создам идеальный мир, а дальше вы как-нибудь сами»!

– Ты мне это скажешь когда-нибудь, Кай! – все так же спокойно продолжил гнуть свою линию Ганс. – Раз уж ты задал эти вопросы, то сможешь найти на них и ответы. Твой мозг устроен по-другому нежели у нас, ученых. Ты больше смыслишь в этой всей политике. Вот и скажи мне!

– Твой мозг устроен по-другому, – Кай рассмеялся. – Забавно слышать это от лучшего биолога современности, вскрывшего сотни черепных коробок, который должен быть уверен, что у всех нас, людей, одно и то же там спрятано!

Ганс улыбнулся.

– Но знаешь. – Кай задумался. – Это может быть интересно! Я дам ответы на все эти вопросы! Я заинтересован!

– Вот и отлично.

Ганс встал и отправился в соседнюю лабораторию для продолжения создания утопичного мира.

Прошел год.

Еще один.

И еще десять.

И вот, наконец-то, Ганс Кенинг держал в руках склянку с готовой сывороткой. Правда, готовность синтезированного вещества еще не была подтверждена ничем, кроме формул, светящихся на огромном экране на стене лаборатории, в которой собрались ученые в различных сферах и областях. Их радостные лица в буквальном смысле светились счастьем: они создали то, что приведет человечество к финальной стадии развития цивилизации.

Но Ганс Кенинг не спешил так радоваться: он прекрасно понимал, что работа только началась. Настало время проверить сыворотку на живом человеке. И кто же это будет? Опасных экспериментов над людьми не проводилось с 2090 года. Ганс прекрасно понимал, что добровольцев ему просто не найти, но и остановиться было уже невозможно (слишком много времени, сил и средств было положено для достижения результата).

И, как казалось доктору Кенингу, у него не было иных вариантов. Ганс Кенинг стал ведущим руководителем и преподавателем в детском доме, в котором когда-то был взращен и он сам. Информационные ресурсы пестрили заголовками наподобие «Доктор Кенинг возвращается домой». Везде воспевался этот, на первый взгляд, красивый, но по сути кошмарный ход.

Именно эти дети и были выбраны в качестве подопытных для сыворотки. Ганс не испытывал трудностей с убеждением. Дети верили, что великий добрый доктор не способен никому навредить и всё, что происходит с ними – часть счастливого и безоблачного будущего для всего человечества.

К сожалению, результаты не были так великолепны, как полагали все ученые, работавшие над сывороткой. Исследования продолжались бесконечно долгие и ужасные три года. Возможно, самые темные три года в преддверии светлого мира будущего.

Когда же, наконец, последний подопытный начал демонстрировать прекрасные результаты «счастливости» и «жизнелюбия», никто из исследователей даже и не подумал обрадоваться результатам – огромная цена уже была уплачена.

Ганс Кенинг не разговаривал больше ни с кем, кроме Кая Брауна, который за почти пятнадцать лет создания сыворотки все-таки смог разработать схему устройства мира в новых условиях.

– Ты как? – в очередной раз за день спросил Кай, отмечая для себя, что Ганс Кенинг уже давно умер, еще во времена первого неудачного эксперимента.

– Чувствую себя так, как и должен себя чувствовать человек, совершивший всё то, что сделал я за всю свою жизнь, – ответил Ганс, даже не взглянув на Кая и сверля взглядом полупрозрачное окно, за которым сидел смеющийся мальчик лет двенадцати. Воспитательница показывала на экране различные схемы и объясняла что-то из курса робототехники.

– Никогда не любил робототехнику, – сказал Ганс, не отводя взгляда от окна. – Мне это всегда казалось каким-то неживым и бессмысленным.

– Но в наше время без этого никуда, – заметил Кай, думая, как наилучшим образом продолжить диалог, чтобы не ввести Ганса еще глубже в темный лес его мыслей. – Я разработал устройство мира, которое заработает после введения твоей сыворотки всем жителям нашей планеты. Не скажу, что все идеально, но впоследствии, думаю, исправлю несостоятельные идеи.

– Это хорошо, Кай. Хорошо. Мы должны как можно быстрее завершить работу над всем этим. Как можно быстрее. – слова просто потоком шли из Ганса, он как будто даже и не пытался сказать что-то внятное. – Да, как можно быстрее. Я уже собрался.

– Куда собрался? – зачем-то спросил Кай, прекрасно понимая, что ответа не получит.

– Я готов увидеть этот мир. Мир, который мы создали. Мир, над которым мы трудились столько лет. Мир, где все будут счастливы. Мир, из-за которого пострадало так много. Так много.

Кай молчал. Он просто не знал, что вообще можно сказать сейчас такому Гансу.

– Кто я? – Ганс вдруг впервые за беседу перевел взгляд прямо на Кая. – Кого ты видишь перед собой, Кай? Ответь честно.

В голосе Ганса вдруг начали проскакивать нотки хоть каких-нибудь эмоций. Что-то его еще могло взволновать.

– Гениальный врач. Лучший в истории! Человек, спасший множество жизней! Ученый, труды которого будут актуальны до скончания веков! – Кай отвечал быстро и старался делать это максимально эмоционально, дабы не спугнуть того Ганса, который все еще мог хоть что-то чувствовать. – Гений, который создал то, чего не смог бы никогда и никто ни до тебя, ни после. Идеальный мир. Ты его творец, Ганс!

Ганс снова перевел взгляд на окно. Двенадцатилетний мальчик уже закончил урок робототехники и что-то увлеченно изучал на портативном экране. Изредка его лицо озарялось искренней улыбкой.

– Ты слеп, Кай, – проговорил Ганс своим типичным безжизненным голосом.

Воцарилось молчание. Кай просто стоял и смотрел на Ганса в ожидании, что тот все же закончит свою мысль. Кай понимал, к чему клонит Ганс. Понимал, что такие эксперименты не могли пройти бесследно для психики его друга.

– Я перечеркнул все, что сделал хорошего в жизни до этого жуткого эксперимента. Все, что было тогда, теперь просто не имеет смысла, – голос Ганса дрожал. Кай думал, что сейчас из его глаз брызнут слезы, и он совсем не хотел видеть своего друга таким.

Но ничего не произошло. Ганс так и продолжал глядеть в теперь уже пустую комнату. Счастливый мальчишка убежал со своими сверстниками поиграть в игры, которых в детском доме стало бесконечное множество с приходом в него Ганса Кенинга.

– Я мог бы сказать, что все мои старания – это благое дело. Это то, что осчастливит миллиарды, – Ганс просто говорил. Он, как казалось, и вправду уже не мог ничего почувствовать. – Но если ты осчастливишь миллиарды ценой хотя бы одной невинной жизни, то это определенно точно того не стоит. Никогда не стоило. Никогда не будет.

Кай молчал. Невозможно было понять, о чем он думал в данный момент. Был ли он согласен с Гансом или же считал иначе? Может, он вообще плохо понимал, что имеет в виду Ганс, и был в абсолютной уверенности, что чего-то определенного его друг уже не скажет никогда из-за своего психического расстройства.

– Ладно. Что там с твоей идеей мирового устройства? Она состоятельна хотя бы на первых этапах? – вдруг спросил Ганс, снова резко переведя взгляд на Кая, ошарашенного внезапным возвращением собеседника из беспамятства.

– Да. Думаю, да, – все же ответил Кай, уже собиравшийся уходить из кабинета из-за неловкого молчания, царившего до этого. – Я разработал также несколько альтернативных вариантов. Это должно сработать.

– И это сработает! – воскликнул Ганс и улыбнулся.

Кай еле удержался, что бы не протереть глаза от удивления. Улыбку на лице Ганса не видели уже полдесятилетия.

– Как создатель нового порядка, я дарую тебе звание Лидера Мира! – почти что со смехом проговорил Ганс. – Носи его с гордостью, Кай Браун!

– Эм-м. Ладно, – теперь уже с нескрываемым изумлением проговорил Кай.

– А я, пожалуй, пойду займусь еще одним важным делом, – радостно сказал Ганс. – Мне осталось сделать еще кое-что.

– Конечно! – Каю было отрадно видеть Ганса таким, но что-то явно было не так. – Рад видеть тебя таким, друг!

И что-то, действительно, было не так: Ганс отправился прямиком в лабораторию и сделал себе инъекцию «сыворотки счастья». Но не той, которая оказалась удачной, а одной из тех, которую на протяжении трех лет вводили подопытным детям. Он сел в свое кресло и просто ждал смерти. И в этот момент он улыбался. Он завершил свое дело – он должен освободиться.

Так и закончилась история Ганса Кенинга, так и не увидевшего тот идеальный мир, который он создал.