Читать книгу Зов запахов - - Страница 5

Сначала она мысленно увидела кружево с геометрическим узором, жесткое, грубоватое по фактуре. Кружево было голубовато-белым, вероятно, его стирали не больше двух раз – этого хватает, чтобы исчез запах нитей, но недостаточно, чтобы уловить запах времени, проникший в волокна.

Она поморгала, пытаясь понять, что происходит. На этот раз картина изменилась – перед ее глазами появилась шелковая ткань, подложенная под кружево. Его узор был чрезвычайно четким, кружевница потрудилась на славу. Рисунок кружева хорошо смотрелся на серебристо-голубой подкладке, ткань которой была выткана узором тон в тон, что можно было заметить, только внимательно присмотревшись. Сердце ее слегка затрепетало.

Она открыла глаза и обнаружила, что сидит на обычном месте, в одной из отведенных ее семье лож в муниципальном театре Феррары в ожидании начала премьеры оперы. Скоро вернется муж, поехавший за сестрой.

Театр был небольшой, всего на тысячу мест, с виду скромный, но, с ее точки зрения, элегантный, с круглым внутренним двориком, как принято строить в Ферраре. Она вспомнила, как впервые приехала сюда лет пятнадцать назад, еще подростком. Ей тогда показалось, что божественная музыка исходила прямо от люстры, сверкавшей, как звезды. Навещая родственников, она пользовалась случаем и ездила в театр Болоньи, а также однажды в Падую на пьесу Метастазио. Но ни безликий болонский театр, ни маленький и провинциальный падуанский не изгнали из ее сердца театр родного города. Она была очарована произведениями Россини, написанными, когда композитор был чуть ли не моложе ее – ему было тогда не больше двадцати.

Когда она вошла в этот театр, ей показалось, что пришла к близкой подруге. Она могла оставаться там дни напролет. Единственное, что создавало помехи, – светские беседы по пути в ложу, от которых было не уклониться. Вот почему она часто приходила в театр в сопровождении выездных лакеев первой, раньше мужа и до того, как соберутся остальные зрители. Муж ценил замкнутый характер молодой жены. Он знал, что театр с раннего детства был для нее вторым домом, потому что она любила музыку – но не светские условности.

В театре она часто переживала моменты музыкального экстаза, но зрительных галлюцинаций, как в тот день, у нее никогда не возникало. Она снова закрыла глаза. Лакеи обмахивали ее веером, легкий ветерок нежно касался кожи. Внезапно по лицу пробежала дрожь – до нее долетел неведомый аромат, образы геометрического рисунка кружев и мерцающей бело-голубой узорчатой ткани нахлынули и стали пульсировать в ритме ее дыхания. Ей почудилось, что она слышит шорох легкой материи. Казалось, аромат был согрет телом, закутанным в эти шелка.

Она открыла глаза.

Вытянуть шею и осмотреться, чтобы определить источник аромата, ей было боязно. Театр понемногу заполнялся публикой, и столь неуместный жест мог вызвать удивление окружающих. Все же она немного наклонилась вперед и попыталась понять, откуда исходит запах. Ложу слева занимала богатая испанская семья, ложу справа – семья крупного землевладельца из северной части провинции Феррары. Хотя она и встречала тех и других в церкви на мессе, ее семья не имела к ним никакого отношения.

Она услышала, как дверь в ложу открылась, впуская мужа и невестку. Обернувшись, чтобы поприветствовать прибывших, она улыбнулась и вдруг поняла, что запах идет с левой стороны. Ей хотелось только одного: быть свободной к моменту встречи с ароматом. Она тут же снова села, заявив, что немного устала, и, сжав пальцами виски, опять закрыла глаза.

Все ее внимание сконцентрировалось на образе, навеянном этим запахом. Она поймала себя на том, что жалеет о невозможности отодвинуть запахи-паразиты с той же легкостью, с какой мы переставляем предметы, чтобы освободить место для других. Сейчас ей хотелось, чтобы запах ее мужа, обычно такой успокаивающий, улетучился куда подальше. К его запаху примешивался запах влажной шубы. Она повернулась в другую сторону. Духи невестки обычно вызывали у нее в памяти охапку мелких белых цветочков, запах которых казался ей плебейским; сегодня же, в этот сырой туманный вечер, они напомнили ей аптечную ромашку, показались резкими, как звон разматываемого клубка золотой нити.

Муж и невестка обсуждали знакомых, которых, по всей видимости, встретили у входа в театр, но их голоса как будто уходили куда-то вдаль. И снова на сетчатке ее глаз появился этот теперь ставший почти родным рисунок, хотя она едва знала его.

Зажмурившись, она глубоко вздохнула. Она хотела целиком и полностью превратиться в запах. Стать облаком, чтобы вобрать в себя эти легкие душистые пары. Образ того платья снова мелькнул у нее в мозгу. Она была рядом, совсем рядом, – достаточно протянуть руку, чтобы погладить эту мерцающую ткань. Вдруг она почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Она чуть не подскочила и подавила слабый крик.

Она снова сделала глубокий вдох. Один раз. Еще один.

Самое странное заключалось в том, что она не могла распознать, из чего состоял тот запах. Не могла описать его, хотя при каждом вдохе у нее в голове возникал новый образ. Вернее, запах обретал материальность, становился реальнее.

Что это было? Воплощение души театра, ее всегдашней наперсницы?

Внезапно свет погас, и она почувствовала облегчение – больше не нужно было скрывать волнение. Почти задыхаясь, она попыталась уловить запах ртом, всей кожей. И тут вслед за кружевами проступило всё остальное: силуэт, декольте. Очень светлые, почти белые волосы, над ушами – темно-синие и фиолетовые цветы. Она зажмурилась сильнее, но так и не смогла вообразить лица.

В зале раздались аплодисменты, приветствующие музыкантов. Словно маленькие зверьки, притаившиеся в темноте, ее пальцы крепко сплелись с пальцами фигуры, от гладкости кожи которой она теряла голову. Ей показалось, что сквозь аплодисменты она слышит, как кто-то шепотом спрашивает ее имя.

И в тот момент, когда она собиралась открыть глаза и ответить, раздались первые звуки оркестра.