Читать книгу Ровельхейм 2: Право на жизнь - - Страница 4

«Буэ́нос ди́ас, голодранцы! Нет, можно подумать в этом вашем Ровеле чем-то приличным накормить могут, чтоб аж на два дня туда сбежать…»

Духи-повара и прежде ревниво относились к любому питанию на стороне, а уж, став моими назваными дядюшками, и вовсе спуску не давали.

Отдыхать было хорошо. Два замечательных дня мы провели в городе, опробовав все тамошние развлечения. А ещё я много бродила по почти пустой Академии, заново знакомясь со своим новым домом. А та будто сама решила стать экскурсоводом, открывая мне всё новые тайные местечки и проходы. Ох, мэтр Дрэйзо извёлся бы от зависти!

Дикая тварюшка прочно обосновалась в моей комнате – а что ей, тепло и кормят. На глаза больше не показывалась, но хоть не буянила, как в первый день. Периодически я выуживала из шкафа собственную одежду смятой и всю в чёрной шерсти – гнездилась эта тварь в самых неожиданных местах.

Хельме всё настаивал на вылазке к озеру, на одно утро мы и договорились. С вечера я упаковала лёгкий пледик в сумку, духи за завтраком вручили корзинку с едой – хотя я слабо представляла себе пикник на природе в разгар зимы. Но Хельме аж извёлся, как туда хотел.

– Вы не понимаете… Если повезёт – тако-ое увидите!

До озера Даммен было минут тридцать пешим ходом, но только летом же, по утоптанной тропинке! А за одну эту ночь снега насыпало чуть не по колено. И если в Академии мётлы сами по себе гуляли по мощёным дорожкам, то за её стенами кто бы стал тропинки чистить! Так мы и застыли в северных воротах, глядя на бескрайнее белое покрывало.

– Не сезон, похоже, для пикника, – с сомнением протянула Мекса.

– Да я сейчас! Пройдём!..

Анхельм замахал руками, силясь подчинить себе стихию. Поначалу вроде пошло гладко – от него вперёд пробежала волна водной магии, раздвигая сугробы и прокладывая путь, обдавая нас брызгами и снежной крошкой. Но уже через несколько секунд воду прихватило морозцем, и та образовала блестящую ледяную дорожку. Хельме сам же первый на ней растянулся.

– Ну-у… если придать ускорение, может и докатишься, – прыснула Мекса.

– А у меня получше идея есть, ребят. Посмотрите-ка на эту стену…

Знакомые мерцающие искорки, мои частые спутники в прогулках по территории, сложились в простую и понятную схему: сторожевая башенка и неровный овал, соединённые пунктиром.

– Рискнём?

Я приложила ладонь к стене, и та послушно открыла проход, ведущий вниз. Мекса подозрительно заглянула в земляной круглый тоннель, будто выгрызенный гигантским червём. Но вёл он аккурат в нужную сторону, не петляя, освещённый всё теми же магическими искорками.

– А, приключение так приключение! – махнул рукой Хельме и первым полез в проход.

Шли мы по мёрзлой земле минут двадцать, всё время прямо, никуда не сворачивая.

– На этом озере, говорят, особое место есть, зачарованное. Летом его, понятное дело, никто не замечает, да и весной-осенью оно не особо приметно. Зато зимой, если повезёт найти… Только оно блуждающее, не всякому откроется.

– Да что там такое, не томи уже!

– Там лето, – мечтательно зажмурился Хельме. И, глядя в наши недоверчивые лица, добавил, оправдываясь. – Ну, а вдруг повезёт…

В конце тоннеля наконец замаячил выход – блеснул голубоватый лёд озера, заснеженные берега. Прямо к нему ход вывел! Хельме ускорился, размахивая на бегу корзинкой с припасами, и выбежал на свет. Затем огляделся и завопил как резаный. Мекса в пару прыжков догнала его на выходе и сама разинула рот. Я выбралась из подземного хода последней. Здесь, на берегу замёрзшего озера, будто из земли росла точно такая же сторожевая низкая башенка, как у северных ворот, из неё мы и вышли. Мекса молча развернула меня за плечи, отведя на пару шагов в сторону. Тут и я потеряла дар речи.

Позади башенки царило лето. Широкая поляна с сочной зелёной травой пестрила луговыми цветами, звенела птицами, жужжала букашками. И солнце! Солнце заливало поляну золотыми лучами.

– Вот оно! Вот! Я же говорил! – на ходу разматывая тёплый шарф и скидывая шерстяной плащ, Хельме добежал до полянки и растянулся на траве. Я обалдело оглянулась – позади был всё тот же снег и хмурое небо. Чудеса!

В горах на севере ведь какое лето – если выдастся несколько по-настоящему тёплых дней, то уже хорошо. А вот такой сочной изумрудной травы, ласкового зноя, одуряющих запахов цветения я ещё никогда не видела. Вот так Хельме! Такой подарок нам сделал посреди зимы!

Из этого кусочка лета и озеро виделось уже не скованным льдом, а синей сияющей гладью с рябью от ветерка. Я залюбовалась этой синевой. Вот бы моё внутреннее «озеро» было таким же спокойным, умиротворяющим…

***

– Третий урок, Ардинаэль. Пора прикоснуться к собственной магии, научиться чувствовать её. Подойдите к воде, дотроньтесь.

Матовая чёрная поверхность озера казалась твёрдой, неживой. Я осторожно макнула палец в эти мрачные воды. Густой сироп, а не вода: упругий, липкий. Мне стало неприятно, и я отдёрнула руку, только Тьма словно прилипла к пальцу и потянулась вслед щупальцем, озеро забеспокоилось. Я судорожно тряхнула рукой, но тёмный поток и не подумал отцепиться, наоборот, из воды к моим рукам потянулись новые щупальца, обвили щиколотки…

– Ардинаэль! – вырвал меня из оцепенения голос мэтра Сарттаса. – Описывайте предметы, любые! Всё, что видите!

Я быстро осмотрелась. Мой камень, с которого я обычно начинала отсчёт, остался далеко позади. Вокруг только берег и бесконечное озеро Тьмы. Но и берег не берег, что это – земля, песок, камень? Ни фактуры, ни цвета, ни трещинки, взгляду зацепиться просто не за что… Я начала паниковать.

– Здесь ничего нет, господин Сарттас!

– Только не открывайте глаза, ни в коем случае! Считайте!

– Что считать?!

– Что угодно, Ардинаэль! Своё имя! Сколько в нём букв?

– Ар-ди-на-эль… два, шесть, ещё три… девять!

– «Вода»?

– Четыре!

– «Архитектура»?

– Архи-тек… четыре, три, четыре – одиннадцать! Она уходит, мэтр Сарттас!..

– Очень хорошо. Не отпускайте всю, прикажите небольшому количеству остаться.

Потоки липкой Тьмы схлынули обратно, как только я успокоилась, лишь тонкая струйка от указательного пальца соединяла меня с чёрной гладью озера.

– Теперь открывайте глаза.

Я всё так же сидела на диване, напротив был сосредоточенный мэтр Сарттас. Скосила глаза к рукам – на указательном пальце левой руки трепетал послушный чёрный огонёк. Не дёргался, не стремился разрастись и вырваться.

– Вы управляете магией, Ардинаэль, а не она вами. Приказывайте, будьте твёрдой. Это ваша суть и она не должна вас пугать.

– И… что теперь с этим делать? – я аккуратно подцепила огонёк другой рукой.

– Вы можете отпустить его обратно в озеро. А можете, например, расколоть им вон тот аппетитный орех самаконской пальмы.

– Она всегда так будет выглядеть? Как чёрное пламя?

– Нет, конечно. Это самая простая, примитивная форма. Просто сырая магия. И уже другие преподаватели будут учить вас изменять её, подстраивать под текущие задачи. Мы пока осваиваем только контроль. За орехи спасибо, и себе возьмите, очень вкусные. Итак, продолжим. В этот раз зачерпните чуть больше…

***

– Хельме, дурак, измажешься весь травой! Погоди, я и плед взяла, помоги-ка…

Я вытряхнула сумку, только вместе с голубым пледом на землю шлёпнулось кое-что ещё. Чёрный всклокоченный клубок возмущённо прошипел «мгрф-фя!» и заметался по полянке, не найдя укрытия лучше, чем глубокая корзинка с продуктами. У Мексы глаза на лоб полезли.

– Ардин, это что? – с беспокойством глядя на припасы, спросил Анхельм.

– Да вот… завелось. Подкармливаю… Видимо, ночью уснул в сумке, а я с утра не доглядела…

В корзинке подозрительно зашуршало и зачавкало. Быстро же у крыжтёнка режим сна на режим еды переключается.

– А… оно же сожрёт всё, – с отчаянием смотрел Хельме на подрагивающую корзинку.

– Дин, погоди. Как «завелось»? – Мекса, наоборот, смотрела на торчащие острые ушки с каким-то священным трепетом. – Это же манс…

– Ну, как… Само приползло, да и осталось. Манч, ты хотела сказать? Да не, вроде не похож…

– Манс!

Мы с Хельме недоумённо переглянулись, впервые услышав незнакомое слово. А Мекса, отодвинув нас, подошла к корзинке ближе и неожиданно запела. Низко-низко, еле слышно, каким-то утробным пением. Чавканье прекратилось, острые чёрные ушки замерли. Мекса продолжала петь, мерно раскачиваясь, и ушки поползли наверх, являя миру настороженные зелёные глаза-бусинки, умную острую мордочку и длинные усы, перепачканные соусом. Мекса замолчала, и чёрная головка юркнула обратно.

– Манс… настоящий! Я их лет семьдесят не видела…

– Мекса, тебе и двадцати нет, что ты такое говоришь…

– Я-мы, – смутилась она. – Мы. Отец не видел. Дед ещё застал. Ай, потом объясню. Это же манс!

– Да поняли уже! Что за манс?

– Проводник.

– Мекса, я тебя стукну когда-нибудь, вот клянусь! Объясни уже толком!

– Мансы всегда в Лесу жили. Порождения магии. Изначальной. Магия уходит, мансы уходят. Люди ещё давным-давно от них манчей вывели. Только ваши манчи уже без магии: глупые, ленивые. А диких мансов давно не видели. Они проводники. Только сами выбирают, кого вести.

– Куда вести-то?

– Вообще, – пожала плечами Мекса. – По жизни.

Объяснила так объяснила.

– А в Академии он откуда взялся, раз их даже в Лесу не осталось?

– Пришёл. Или возник. Значит, была необходимость. У тебя, Ардина.

– Не-не, погоди, а я-то тут при чём? Он ко мне случайно залез, и даже хорошо, что в сумке спрятался, вот тут на природе и оставим…

Чёрные ушки навострились, показался хвост. Тварюшка осторожно выбралась из корзины, притаившись за ней. Затем медленно, не спуская с нас глаз-бусинок и перебирая тонкими лапами, добралась до моей сумки и скрылась в её недрах.

– Не случайно. Он тебя выбрал. Как носителя такой же магии.

– Э-ээ… И что мне с ним делать теперь?

– Ничего. Кормить. Они неприхотливые.

– Неприхотливые! – взвыл Хельме, уже копаясь в корзинке и оценивая ущерб. – Печенье-то моё первым делом сожрал!

Сумка тихо икнула и окончательно успокоилась.

Хельме зря переживал – дядюшки еды не пожалели, как для трёхдневного похода собрали. Нашлись там и нетронутые бутерброды, и питьё, и даже пирожные в картонной коробочке. Всё сладкое отдали страдальцу на диете. А потом ещё долго лежали на солнышке, жмурились от счастья и отгоняли бабочек.

– О чём задумалась, Ардин? – пощекотал мне травинкой лицо Хельме.

– Да вот думаю, как всё странно обернулось… То никого у меня не было, ну, Беата только, а потом разом и вы, и Интальд, и дядюшки появились. И ещё вот чудище шерстяное приблудилось… А мне всё неспокойно.

– Тебя твоя магия тревожит? Ты вроде справляешься…

– Да не… Она тоже, конечно, но больше другое. Интальд сказал, что лет двенадцать назад у него будто все связи с нашим родом оборвались. Меня одну не почувствовал, но я «запечатанная» была. Тогда же я в приют угодила, а что до этого было – совсем не помню. Что такое могло случиться? Просто, если в один момент вся родовая связь оборвалась, то… Ну, знаешь… Я, конечно, всякое передумала, но как такое может быть, чтобы все разом умерли?

– Ты права, очень странно. А не думала, что… ну… убили их всех?

– Страшно такое думать, Хельме… Может, несчастный случай какой-то был? Ну, землетрясение там или ещё что… Может, где-то да записано такое, что разом много людей погибло, оттуда и искать. Знать бы ещё, где это было…

– Так погоди, имперские хроники же! Туда ведь со всех земель ежегодные отчёты шлют, да в двух экземплярах. Один в библиотеку Единого храма Сот-Кангамы отправляют, а второй в столицу, во дворец! Если и искать, то там! Только в библиотеку Сот-Кангамы никак не попасть, там помимо хроник таки-ие книги хранятся, что мышь не проскользнёт. Храмовники костьми лягут, а чужих не пустят.

– А во дворце нас тем более не ждут, – огорчилась я.

– Ну-у, вообще-то ждут, – потянулась разомлевшая Мекса. Продолжать она не спешила, и мы с Хельме, не сговариваясь, шлёпнули интриганку, уж куда дотянулись.

Данстор

По весне, за пару недель до совершеннолетия и за месяц до начала летнего отбора в Академию Ровельхейм, Данстор Гратис обнаружил ещё кое-что. Охота на хумриков, эта детская забава, ему никогда особо не нравилась, но от скуки он присоединился к ватаге местных мальчишек. Хумрики глупые, неповоротливые – разве ж это охота? Высунется зверёк из норы, только и цепляй подслеповатую лысую головёнку. Ни шкурка, ни мясо их ни на что не годятся, так, дураку развлечение.

Твари они магические, да только магии той совсем крохи, всего пара искорок. Себя защитить и то не могут, на что она им нужна – непонятно. Это он ещё прошлой весной проверил, поймав одного да пощекотав пузо веточкой. Если тот и пытался защититься, то не успел – Данстор ловко перехватил волшебные крупинки. Хумрик был отпущен с миром, магия же его так и развеялась в воздухе, не создав никакого эффекта.

Сейчас же он с ленцой наблюдал, как деревенский мальчишка подцепил очередную жертву самодельным верёвочным арканом, да дёрнул так резко, что зверёк хрустнул, пискнул и больше не жил. Идиот, с глухим раздражением подумал Данстор. Мальчишка быстро сдёрнул петельку и убежал к своим, а Данстор остался рядом с мёртвым хумриком. От трупика поднимался поток магии. Плотный, зелёный, совсем не те одиночные искорки, что он видел раньше. Быстро перехватив поток прежде, чем он развеется, Данстор ощутил одуряющий запах весеннего леса и луговых трав.

Как и раньше, удержать магию он не смог, та просочилась сквозь ладони в землю. Зато еле пробившаяся травка вдруг встрепенулась, налилась соком и пошла в безудержный рост. Магия жизни, и сколько же её!

Это что же получается, невзрачные подземные твари саму землю своей магией питают, возрождая её к жизни каждую весну? Их ведь только весной и видят, снуют себе неторопливо, хищники их не трогают, одни только дети и забавляются. А они своими искорками, значит, каждый корешок окучивают. С их скоростью и объёмом работы много ли им на день надо?

Зато со смертью зверька весь его магический запас и вышел. Данстор впервые задумался о самой природе магии. Куда она девается со смертью носителя? Растворяется в воздухе, теряется бесследно? Может, оттого её всё меньше, что нельзя эту силу сберечь, передать…

Но ведь можно забрать.

Изменения в себе Данстор почуял ещё за пару дней до восемнадцатого дня рождения. Глубоко внутри будто сплёлся кокон, тело налилось неведомой прежде силой, та несмело рвалась наружу. Дед заблаговременно отвёл его в дальний нежилой домик, и не зря. Магов, что помогли бы на первых порах, в округе не осталось, последний старик-водник скоропостижно скончался ещё тогда, четыре года назад. Деда Данстор о нём больше не спрашивал, но слухи ходили нехорошие. Мол, крепок был ещё маг, с чего бы ему было помирать…

Данстор освоился сам, и недели хватило. На цвет его магия была тёмно-серая с красными искорками. Судя по зачитанным до дыр книгам, разбавленная Тьма с примесью боевой. Научившись более-менее управлять своим потоком, он с замиранием сердца вытащил давно припрятанный амулет-накопитель, тайком выкраденный из дедова хранилища. Кусок бирюзы с единственной начертанной руной Лагу́з на нём – вот и всё, что осталось от старого мага-водника.

Голубой поток, стоило ему просто пожелать этого, тонкой струйкой вырвался из камня. Данстор привычно перехватил его, ощутив влажную прохладу. Теперь-то чужая магия была послушна, прицепившись к новому полноправному хозяину. Он несколько раз впитывал её в себя и выпускал наружу. С собственным серым коконом та не смешивалась. Осмелев, Данстор выпустил часть водной магии в кувшин, мысленно пожелав напиться. Голубой поток послушно осел прозрачной водой в стеклянной ёмкости. Вкусной, холодной, освежающей.

Довольная ухмылка отразилась на водной глади. До начала летнего отбора оставалась неделя, пора было собираться в Ровельхейм.

По совету того же дальновидного деда Данстор козырять полной фамилией не стал. Успешно пройдя Вратами, подал документы как Да́нстор Гра́тис, вполовину сократив древнее родовое имя. Старый ректор, конечно, враз сопоставил этот обрубок с теми дальними местами, откуда студент прибыл, но благоразумно промолчал. А новые поколения таких имён уже и не знали.

А ведь раньше И́нген-Гратисом именовался не просто род – целое королевство. Пока это название не сгинуло в навязанном шантажом союзе с Империей, превратив маленькую гордую страну в провинцию разросшейся державы. Родовой замок заняли ставленники императора, лишь по названию замка Да́ссамор теперь и знали эти земли вот уже несколько десятков лет. Прежнее королевское имя истрепалось, забылось, бережно хранимое лишь малочисленными потомками.

Чужим его не открывали, да и своим-то – через одного. В женский род дед не верил, считая пустой тратой семени, отец же Данстора был пришлым, с южных земель. Так что дед прибрал мальца к своим рукам сразу же после рождения, ему единственному открыв некогда громкую родословную. В пространных россказнях деда Данстор улавливал нотки сожаления по сгинувшему величию, но сам лишь пожимал плечами – чего прошлое ворошить.

Академия Данстору понравилась, учёба далась легко. Увлёкшись поначалу оттачиванием собственных талантов, он на некоторое время забыл о своём редком даре, памятуя лишь о том, чтобы не раскрыть его случайно перед преподавателями. Врата обозначили его дар как «руку» и «молнию», и Данстор послушно посещал то назначенное целительство, то скучную артефакторику, не выказывая никаких способностей сверх ожидаемых. На прямые вопросы о даре смущённо разводил руками: не знаю, мол, так и не проявился пока.

Первая пара месяцев пролетела беззаботно. Погрузившись в учёбу и находя в ней удовольствие, он, однако, не закрывался в себе, заведя несколько приятелей и участвуя в нехитрых студенческих развлечениях.

В одно из воскресений, проведённых в соседнем городке Ровеле-а-Сенна, они с сокурсником перебирались из одного питейного заведения в другое, уже основательно напившись местного вина, радуясь вольной студенческой жизни. Ни́лош, его приятель, весь вечер бахвалился тем, как утёр нос одному второкурснику, уведя у того девицу. Он уже еле стоял на ногах, то и дело наваливаясь на ещё державшегося Данстора.

– Вот так его пыр… пир… приложил! – заплетающимся языком продолжал Нилош. – И огнём вкруг… вокруг… а неча!..

Нилош сопровождал слова размахиванием рук и, конечно же, захотел продемонстрировать другу огненную ловушку для соперника. Пьяный, он не рассчитал силу, и магия огненным тайфуном ринулась вверх по узкой улочке, нагоняя впереди идущую парочку горожан. Нилош был силён. Не особо умён и ленив в учёбе, но мощный магический резерв восполнял это с лихвой. Данстор, враз протрезвев, с ужасом наблюдал, как плавились камни на мостовой. Нилош же, окончательно убаюканный вином, уже закрыл глаза и сполз по приятелю, всхрапнув.

Собственная магия Данстора, что основная тёмная, что побочная боевая, не смогла бы справиться с этим огненным смерчем. Разве что отбросить этот мощный поток в сторону, но куда? Впереди люди, по бокам узкого прохода лепились друг к другу дома, и ни одного просвета между ними. И Данстор сделал единственное, что мог. Потянулся рукой к тонкой ниточке, ещё связывавшей Нилоша с вырвавшимся огненным буйством, и изо всех сил пожелал повелевать огнём.

Тайфун на мгновение застыл, словно сомневаясь в новом хозяине, но нехотя прекратил смертоносное движение и втянулся весь без остатка в Данстора. Впереди идущие горожане даже не оглянулись, хотя огонь уже было лизнул их осенние плащи.

Нилош на следующий день об инциденте и не вспомнил. Сам Данстор не стал ему рассказывать, а больше свидетелей и не было. Чужую огненную магию он сохранил, потратив лишь малую часть на камин в вечно сырой комнате, что делил с соседом-зельеваром. Сосед ещё долго удивлялся, что дрова горят-горят, да не прогорают, а жар от них больше обычного. Данстор же был непривычно задумчив в это время. Один пьяный порыв, всего одна порция магии – а как же её было много! И кому такой бездонный резерв достался – туповатому Нилошу…

Сам же Данстор, уже освоивший текущую программу и жадно поглощавший дополнительные учебники, буквально пару дней назад пришёл к печальному и ошеломившему его выводу. При всём его уме и рвении к учёбе его собственного резерва было катастрофически мало. Он нащупал границы собственных сил, и серый кокон, истощившись за день от не особо сложных практических занятий, к ночи не смог выдавить и капли магии, чтобы погасить свечу.