Читать книгу Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - - Страница 8

В своем основополагающем эссе «Что такое история книги?» Роберт Дарнтон предлагает «схему коммуникации» – общую модель для анализа того, как появляются и распространяются книги в обществе. Хотя этот процесс варьируется от места к месту и от периода к периоду, Дарнтон предполагает, что печатные книги «проходят примерно один и тот же жизненный цикл»:

[Он] пролегает от автора к издателю (если эту роль не берет на себя книготорговец), печатнику, грузоотправителю, книготорговцу и читателю. Читатель завершает цикл, потому что он оказывает влияние на автора как до, так и после написания произведения4.

Модель Дарнтона формулирует погруженность автора в аспекты – экономические, технологические, социальные, культурные, политические – литературного производства. То, что визуализирует, пусть и не в совершенстве, его модель, – это отношения автора с другими участниками рынка: редакторами, издателями, рецензентами и читателями, а также типографами, продавцами книг, рекламодателями и другими посредниками (рис. 12). Это неиндивидуализированное описание писательской деятельности, в котором автор воспринимается как фигура, взаимодействующая со сложной сетью различных сил или факторов.

Рис. 12. Роберт Дарнтон «Схема коммуникации» // What is the History of Books? Daedalus. III, лето 1982. P. 68. Предоставлено Робертом Дарнтоном

Повествование Мартино о том, как она пришла к профессиональному авторству, буквально совпадает с моделью Дарнтона. Согласно «Автобиографии», первую рукопись для публикации она подала в 1822 году, в возрасте 19 лет, когда ее брат уехал в колледж, а она, в надежде продолжить собственную интеллектуальную жизнь, предприняла «попытку стать автором»5. Эта рукопись – «Женщины-писательницы о практическом богословии» – была критическим обзором работ Ханны Мор, Анны Летиции Барбо и др. Она отправила ее Роберту Аспланду, тогдашнему редактору Monthly Repository, под псевдонимом «В. из Нориджа» (V. of Norwich), и текст вышел в печать в выпусках за ноябрь и декабрь 1822 года. Но «Женщины-писательницы» – это больше, чем эссе. Как и ее продолжение «О женском образовании», эта двухчастная статья анализирует возможности женщин на литературном рынке. Первая часть «Миссис Мор» отмечает, что некоторые из лучших работ на тему повседневной религиозности (practical divinity) принадлежат перу женщин, и приписывает их достижения «особой восприимчивости женского разума и проистекающей из нее теплоты чувств». Подписывая некоторые из работ того времени Discipulus («последователь», «ученик»), Мартино отдает должное работе Мор, а также признает ее яркие достижения достойными подражания для тех представительниц их пола, которые на это способны6. Эти две темы сливаются во второй части «Миссис Мор и миссис Барбо», в которой Мартино связывает литературные достижения с заслугами Мор, «оказанными религии ее литературными трудами», и поэтесс, таких как Барбо, – заслугами, к которым должен стремиться каждый, ставящий своей целью «улучшить человечество»7. Третья статья «О женском образовании», написанная, предположительно, после того, как Мартино прочитала «Критические замечания о современной системе женского образования», рассматривает интеллектуальные достижения выдающихся женщин XVIII века (Ханна Мор, Анна Летиция Барбо, Элизабет Гамильтон, Мария Эджворт, Элизабет Картер, Кэтрин Тэлботт, Элизабет Смит, Эстер Шапон, Энн Грант, Люси Айкин и Кэтрин Каппе). Опять же, Мартино считает пример этих женщин достойным подражания. Возможно, думая о том, что сама она не имела возможности учиться в колледже, и о своем желании построить интеллектуальную карьеру, Мартино настаивает на необходимости «искренних усилий для продвижения самых важных интересов женщин»8.

Стоит отметить (и задаться вопросом почему): Мартино делает публикацию в периодической печати настолько важной частью истории о построении собственной профессиональной карьеры, учитывая, что упоминаемые ею писательницы, как правило, были авторами стихов, романов, пьес и нравоучительных сочиненийa. На том раннем этапе своей карьеры Мартино успешно освоила еще два способа публикации: независимое самофинансируемое издание и продажа авторских прав известному издательствуb. Эти формы обеспечивали выход на книжный формат (что нередко рассматривается как признак стабильного успеха) и получение финансовой выгоды (часто рассматриваемое как отличие профессиональной работы от любительской). Почему же она делает акцент на периодических изданиях?

Исторически сложилось так, что Мартино стала автором в эпоху расцвета периодических изданий. Как отмечает Ли Эриксон в «Экономике литературной формы», «лучше всего периодические издания платили авторам между 1815 и 1835 годами», когда рынок книг сократился, а тиражи журналов еще не были подорваны конкуренцией с литературными еженедельниками и газетами9. Хотя Мартино писала для издания, платившего гораздо меньше, чем ведущие журналы (например, Quarterly Review и Edinburgh Review), Monthly Repository вступал в фазу культурного и политического престижа, особенно когда его редактором стал У. Дж. Фокс, приведший с собой таких авторов, как Джон Стюарт Милль, Гарриет Тейлор, Томас Нун Талфурд и Роберт Браунинг10. Сложившиеся обстоятельства в некоторой степени определили представления Мартино о профессиональном развитии автора. Кроме того, в 1855 году, когда она написала автобиографию, она, возможно, намеревалась подтвердить изложенное Дж. Г. Льюисом во Fraser’s Magazine мнение о том, что в Англии именно периодические издания, а не книги подняли авторство до статуса профессии и позволили способным писателям достичь комфортного уровня среднего класса11. Как заявил Льюис в своем вступлении к «Положению авторов в Англии, Германии и Франции»: «литература стала профессией. Это источник дохода, почти такой же надежный, как бар или церковь»12.

Тем не менее пример периодических публикаций позволил Мартино подчеркнуть и то, что отсутствовало в изложении Льюиса, но очевидно из текста Дарнтона: роль редактора и читателей в формировании литературной карьеры. Разнообразные случаи, описанные Мартино в «Автобиографии», свидетельствуют о том, что внешняя оценка ее литературных достижений (особенно уважаемыми литераторами) наиболее сильно повлияла на решение Мартино заняться писательством профессионально. История о публикации ее первого эссе, например, рассказывает не только о том, как ее анонимная статья была принята к публикации, но и о том, что редактор пожелал в своем отзыве «познакомиться с другими творениями В. из Нориджа»13. О Фоксе, новом редакторе Monthly Repository, Мартино рассказывает, что «он хотел работать со мной с того момента, когда он, как редактор, обнаружил в редакционных бумагах, что именно я написала те статьи, которые привлекли его внимание»14. Мартино, как уже говорилось ранее, рассказывает и о том, как статью прочитал ее любимый старший брат, похвалил ее и благословил на авторскую карьеру15.

Хотя такие детали напоминают выражение признательности Шарлотты Бронте за помощь, полученную от редактора издательства Smith, который обсуждал «достоинства и недостатки романа настолько вежливо, внимательно, рационально и с таким просвещенным пониманием, что даже отказ подбодрил автора»16, рассказ Мартино расширяет роль редактора: он не только оценивает литературные достижения писателя, но и выступает в роли наставника, учителя и даже в какой-то мере соавтора. Как и Бронте, Мартино признает, что первое письмо редактора к ней было «настолько сердечным, что вдохновило меня предложить ему значительную помощь; и если в тот момент у него не было денег, чтобы отправить мне, он заплатил мне чем-то более ценным – откровенной и щедрой критикой, которая была для меня чрезвычайно полезной»17. Однако, в отличие от Бронте, она приписывает Фоксу не просто сочувствие к ее зарождающемуся литературному таланту:

Его переписка со мной как редактора, несомненно, была поводом и в значительной степени причиной величайших интеллектуальных успехов, которых я достигла до тридцати лет18.

«Повод» и «причина» включают редактора в качестве информированного читателя в процесс профессионализации. Мартино превращает авторство из подвига одиночки в социальное предприятие, из дела гения в процесс образования и культурного воспитания – точно так же, как ее акцент на «интеллектуальном успехе» поднимает дело писателя от рутинной работы до уважаемой профессии. То, что Мартино прислала Фоксу «очерки, рецензии и стихи (или то, что я ими называла)»19 – то есть свои труды в нескольких литературных жанрах, – подтверждает, что он учил ее быть полноценной писательницей (даже если к наполнению своего журнала он подходил более прагматично).

Сотрудничество Мартино с Monthly Repository стало еще одним важным эпизодом в ее профессиональном развитии: оно позволило ей проанализировать возможности женщины в качестве писателя на литературном рынке и представить себе, как их можно расширить. «Схема коммуникации» Дарнтона не выделяет гендер в качестве важного фактора, он лишь неявно следует из других факторов, отображенных в центре диаграммы: «экономическая и социальная конъюнктура» и «политические и юридические меры». Мартино в «Автобиографии» явно обращает внимание на гендерные вопросы, хотя иногда ее высказывание приглушено, потому что, несмотря на признание своего положения как женщины, она склонна представлять себя в роли «профессионального сына» (professional son)20. Она признает, что карьеру писательницы сдерживают определенные социальные ожидания (шитье рубашек и штопка чулок), так же сестры Бронте признавали, что на восприятие их произведений редакторами и критиками влияли определенные культурные предубеждения по поводу «авторесс». И так же, как сестры Бронте, использовавшие имена Каррера, Эллиса и Эктона Беллов, чтобы избежать гендерной дискриминации, Мартино публиковала свои ранние произведения анонимно или под псевдонимами «В. из Нориджа» и Discipulus.

Тем не менее многие предметы, о которых Мартино писала для Monthly Repository, позволяют предположить, что она более проницательно, чем сестры Бронте, размышляла о вопросах пола в профессиональном авторстве и сознательно стремилась встроиться в «схему коммуникации» XIX века. Профессиональные достижения женщины-писательницы – ключевая тема ее первых трех статей: они рассматривают, как подготовиться к писательской деятельности, в каких жанрах пробовать силы, какие сюжеты привлекают читателей и на какие успехи можно надеяться. Несколько последующих статей затрагивают темы, традиционно связанные с женской благотворительной деятельностью: рабство, тюрьмы и сумасшедшие дома21. Среди других ее публикаций – наставительные рассказы, нравоучительные эссе в традиции Ханны Мор и унитаристская поэзия в духе Анны Летиции Барбо22. Когда Мартино отмечает, что Фокс заплатил ей чем-то более ценным, чем деньги, она, возможно, имеет в виду возможность учиться на рецензиях, которые она писала к работам других авторов, и, таким образом, анализировать рынок и понимать, что пользуется успехом, а что – нет.

То, что Мартино относилась серьезно к своим изысканиям, ясно из ее следующих публикаций: «Молитвенные упражнения» (Devotional Exercices) (1823) и «Рождество» (Christmas Day) (1826). Написанный сразу после выхода первых статей Мартино в Monthly Repository и, возможно, собранный из собственных размышлений автора, объединенных в новое эссе, сборник «Молитвенные упражнения» воплощает повседневную религиозность, нашедшую отражение в трудах ее предшественниц. С 14 «молитвами» и «размышлениями» – по два для каждого дня недели – и «Трактатом о Трапезе Господней»23 (размышление о связи между частным поклонением и литургической практикой), эта небольшая книга – унитаристская версия сборников Ханны Мор. Точно так же «Рождество» и другие поучительные рассказы, которые Гарриет Мартино продала издательству Houlston and Sons в Шропшире, следуют примеру дидактических сборников Ханны Мор (далее мы подробно рассмотрим это влияние). Хотя эти новые работы Мартино перекликаются с ее текстами для Monthly Repository, между ними есть существенное различие: за новые тексты Гарриет Мартино получала плату.