Читать книгу Багровое небо: Хроники войны - - Страница 2

Рассвет застал их уже в пути. Фарид вёл машину по разбитой дороге, периодически объезжая воронки от снарядов и обломки бетона. Пейзаж становился всё более гнетущим: выжженные поля, разрушенные фермы, брошенная военная техника.

– Куда мы направляемся? – спросил Алексей, настраивая камеру на съёмку из окна.

– В Шаддади, – ответил Фарид. – Небольшой город в тридцати километрах отсюда. Недавно его освободили от боевиков. Там базируется группа международной коалиции и местное ополчение.

– Кто командует этим ополчением?

– Полковник Рашид Альхамед, бывший офицер регулярной армии. Сформировал отряд сопротивления, когда ИГИЛ (запрещённая в России организация) захватил эти территории. Сначала воевал на стороне правительства, но когда ситуация стала более… сложной, перешёл под крыло коалиции.

Алексей сделал пометку в блокноте.

– И ему можно доверять?

Фарид бросил на него быстрый взгляд.

– В нашем регионе вопрос доверия очень относителен, господин Верховский. Но Рашид – человек принципов. Он сражается не за власть или деньги, а за свою землю. Его семья жила здесь поколениями.

Дорогу преградил блокпост – несколько бетонных блоков, бронетранспортёр с пулемётом и вооружённые люди в камуфляже без опознавательных знаков.

– Это уже люди Рашида, – пояснил Фарид, останавливая машину и доставая документы.

К ним подошёл молодой боец с автоматом наперевес. На вид ему было не больше двадцати – гладковыбритое лицо с первыми признаками пустынного загара, настороженный взгляд.

– Салам алейкум, – поздоровался Фарид и что-то быстро объяснил на арабском, протягивая документы.

Молодой боец внимательно изучил бумаги, заглянул в салон машины, а затем кивнул.

– Вас ждут, – сказал он уже по-английски, обращаясь к Алексею. – Следуйте за джипом.

Их сопровождал потрёпанный военный джип с крупнокалиберным пулемётом на крыше. Чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее ощущались следы недавних боёв: обгоревшие остовы машин, разрушенные здания, воронки от авиабомб.

– Здесь были тяжёлые бои? – спросил Алексей, не отрываясь от видоискателя камеры.

– Очень, – кивнул Фарид. – Город трижды переходил из рук в руки. Сначала боевики захватили его в 2015-м, потом курды ненадолго отбили в 2016-м, потом снова ИГИЛ (запрещённая в России организация), и окончательно его освободили только два месяца назад. От довоенного населения в пятнадцать тысяч человек осталось меньше трети.

Шаддади представлял собой удручающее зрелище. Некогда процветающий городок превратился в руины. Центральная улица была относительно расчищена, но большинство зданий стояли с зияющими провалами окон и дверей. На стенах виднелись следы пуль и осколков. И всё же город не был мёртв – между руинами сновали люди, дети играли на пыльной площади, работал импровизированный рынок.

Их привезли к трёхэтажному зданию бывшей школы, которое, судя по всему, служило штабом. У входа стояла охрана – несколько бойцов в разномастной форме с нашивками местного ополчения. Внутри кипела жизнь: военные склонились над картами, радисты передавали сообщения, медики перевязывали раненых.

– Подождите здесь, – сказал их сопровождающий. – Полковник Рашид скоро вас примет.

Алексей использовал время ожидания, чтобы сделать первые заметки в блокноте. Лица военных, суровые и сосредоточенные, контрастировали с юношеским возрастом многих из них. Он насчитал не меньше десятка бойцов, которым на вид было не больше 20 лет.

Через полчаса их проводили на второй этаж, в просторный кабинет, некогда принадлежавший директору школы. За столом, заваленным картами и документами, сидел крепкий мужчина лет пятидесяти. Седеющая борода, внимательные глаза, простая военная форма без знаков различия. Единственным признаком его статуса был потёртый кожаный планшет с золотым тиснением на арабском.

– Полковник Рашид Альхамед, – представил его Фарид. – Господин Алексей Верховский, военный корреспондент из России.

Рашид поднялся и крепко пожал руку Алексею.

– Добро пожаловать в Шаддади, господин Верховский, – сказал он на хорошем английском с заметным акцентом. – Надеюсь, ваше путешествие не было слишком утомительным.

– Бывало и хуже, – улыбнулся Алексей. – Благодарю за приём, полковник.

Рашид жестом указал на стулья перед столом.

– Присаживайтесь. Фарид сказал, что вы хотите освещать текущую ситуацию и предстоящую операцию.

– Именно так, – кивнул Алексей, доставая диктофон. – Если вы не возражаете, я запишу наш разговор.

– Не возражаю, – полковник откинулся на спинку стула. – Что именно вас интересует?

– Прежде всего, ситуация в регионе. Каковы позиции сторон? Что известно о предстоящей операции коалиции? Каково положение мирного населения?

Рашид помолчал, словно обдумывая, сколько информации можно раскрыть.

– Ситуация сложная, господин Верховский. После поражения в крупных городах боевики рассредоточились по небольшим поселениям. Они контролируют значительные территории к востоку и югу отсюда. Коалиция готовит масштабную операцию по их окончательному уничтожению, но детали мне неизвестны – я не вхожу в высший командный состав.

– А местное население?

Лицо Рашида стало мрачным.

– Выживают как могут. Многие бежали, но старики, больные и те, кому некуда идти, остались. Гуманитарной помощи не хватает. Больницы разрушены. Школы не работают. Воды и электричества нет уже третий год.

– И всё же люди возвращаются, – заметил Алексей. – Я видел семьи с детьми на улицах.

– Да, возвращаются, – кивнул Рашид. – Это их дом, как бы разрушен он ни был. Но положение тяжёлое. Особенно тяжело тем, кто пережил правление ИГИЛ (запрещённая в России организация).

Алексей подался вперёд.

– Что происходило в городе под их контролем?

Глаза Рашида потемнели.

– Ад, господин Верховский. Настоящий ад. Публичные казни, пытки, насилие. Они превратили центральную площадь в место для экзекуций. Каждую пятницу после молитвы – обезглавливания, побивание камнями, отрубание рук. Женщин продавали как рабынь. Детей забирали в тренировочные лагеря, где из них делали боевиков.

Он замолчал, а затем добавил:

– Моего брата и его семью убили на той площади. За то, что он преподавал историю и отказался жечь книги.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Фарид опустил глаза.

– Мне жаль, – сказал Алексей.

– Это война, – пожал плечами Рашид. – Здесь у каждого своя история потерь. Именно поэтому мы продолжаем сражаться.

Он встал из-за стола.

– Я распорядился подготовить для вас комнату в этом здании. Это самое безопасное место в городе. Если хотите, могу организовать для вас экскурсию по городу. Думаю, вам будет полезно своими глазами увидеть, что здесь произошло.

– Буду признателен, – кивнул Алексей, выключая диктофон. – И хотел бы поговорить с местными жителями, если это возможно.

– Конечно, – Рашид слабо улыбнулся. – Фарид вас проводит. А сейчас, прошу меня извинить – у меня совещание с представителями коалиции.

Маджид Аль-Хасани, местный учитель истории, выглядел гораздо старше своих шестидесяти лет. Худой, сгорбленный, с глубокими морщинами на лице и потухшим взглядом. Они сидели в его полуразрушенном доме, где он жил с женой и тремя внуками – дети погибли во время бомбардировки.

– Я преподавал историю и литературу сорок лет, – говорил он, медленно помешивая чай в стакане. – Когда они пришли, мне запретили упоминать всё, что было до халифата. Сожгли библиотеку, уничтожили музей. Таблички с клинописью, которые наши предки хранили веками, разбили кувалдами.

Фарид переводил, а Алексей записывал на диктофон.

– Как проходили казни? – спросил он после паузы.

Маджид провёл рукой по лицу.

– Как праздник для них. Согнали весь город на площадь. Женщин и детей заставляли смотреть. Тех, кто отворачивался, били плетьми. Моего коллегу, профессора археологии Ахмеда, обезглавили первым. За то, что он защищал древние статуи…

Старик помолчал, собираясь с мыслями.

– Потом стало хуже. Людей казнили за малейшее нарушение их "законов". Курение – смерть. Музыка – смерть. Брить бороду – плети. Женщина с открытым лицом – плети ей и смерть её мужу. Я видел, как они сбросили с крыши здания двух юношей только за то, что нашли у них фотографии, где они держатся за руки.

– Как вы выжили? – тихо спросил Алексей.

– Я притворялся, – горько усмехнулся Маджид. – Отрастил бороду. Цитировал Коран по их требованию. А по ночам тайно учил детей настоящей истории и литературе. За это могли казнить всю семью, но… что ещё оставалось?

Жена старика принесла лепёшки и оливки – скудное угощение, но всё, что у них было. Алексей хотел отказаться, но Фарид едва заметно покачал головой – отказ был бы оскорблением.

– А теперь? Что происходит сейчас? – спросил Алексей, принимая угощение.

– Пытаемся жить, – просто ответил Маджид. – Воду привозят раз в неделю. Еду – когда приходит гуманитарная помощь. Электричества нет, но у некоторых есть генераторы. Школа… школы нет. Я учу детей в своём доме. Основы арифметики, чтение, письмо. Многие дети не видели ничего, кроме войны. Дочь моего соседа, ей десять лет, недавно спросила меня: "Дядя Маджид, а правда, что раньше по ночам не стреляли?"

Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает комок.

– Вы верите, что скоро всё закончится?

Старик долго смотрел в окно, за которым виднелись руины некогда процветающего города.

– Я историк, господин Верховский, – наконец сказал он. – И знаю, что все войны когда-нибудь заканчиваются. Вопрос в том, что от нас останется к этому моменту.

К вечеру Алексей собрал достаточно материала для первого репортажа. Он разговаривал с жителями, фотографировал руины, записывал звуки города – гул генераторов, отдалённые выстрелы, голоса детей, играющих среди развалин.

Его временное жилище представляло собой небольшую комнату в здании штаба – железная кровать, стол и стул. Ночь выдалась беспокойной – дважды объявляли воздушную тревогу, и все спускались в подвал, где провели несколько часов при свете керосиновых ламп.

Утром его разбудил Фарид.

– Вставайте, Алексей. Полковник Рашид хочет, чтобы вы присутствовали на встрече с местными командирами и представителями коалиции. Это хорошая возможность понять, что происходит на самом деле.

Алексей быстро собрался и последовал за переводчиком в зал на первом этаже, где когда-то была школьная столовая. Теперь здесь стоял большой стол с разложенными картами, а вокруг него собрались около двадцати человек – офицеры местного ополчения и несколько иностранцев в форме без опознавательных знаков.

Рашид кивнул Алексею, указывая на место в углу комнаты.

– Можете присутствовать, но без записи и фото, – тихо сказал он. – Это условие представителей коалиции.

Совещание проходило на английском языке. Высокий американец, представившийся как "полковник Дэвид", докладывал обстановку:

– По нашим данным, противник концентрирует силы в районе Дейр-эз-Зора. Мы фиксируем передвижение примерно двух тысяч боевиков. У них есть трофейная бронетехника, артиллерия и, возможно, переносные зенитные комплексы.

Один из местных командиров, молодой мужчина с глубоким шрамом через всю щеку, спросил:

– Когда начинается операция?

– Через три дня, – ответил американец. – Сначала авиаудары по выявленным позициям, затем продвижение наземных сил. Ваша задача, – он кивнул в сторону Рашида, – обеспечить северный фланг и не допустить прорыва боевиков в этом направлении.

Рашид задумчиво постучал пальцами по столу.

– Мои люди готовы, но нам не хватает тяжёлого вооружения. Противник имеет как минимум пять танков и десяток артиллерийских установок.

– Вопрос решается, – кивнул американец. – Завтра прибудет конвой с оружием и боеприпасами. Пять противотанковых комплексов, миномёты, боеприпасы.

Алексей внимательно наблюдал за происходящим. Его поразило, насколько молоды большинство местных командиров – некоторым на вид было не больше тридцати. И насколько чётко и профессионально они обсуждали предстоящую операцию.

После совещания его подозвал Рашид.

– Что думаете, господин Верховский?

– Впечатляет организация, – честно ответил Алексей. – Особенно учитывая условия. Но меня удивляет возраст ваших командиров. Они выглядят очень молодыми для такой ответственности.

Рашид горько усмехнулся.

– Война не спрашивает, сколько тебе лет, когда приходит в твой дом. Тот молодой человек со шрамом – Тарик – был студентом инженерного факультета в Дамаске. Теперь он командует батальоном. Его отец и старший брат погибли в первый год войны. Другой, в зелёной куртке – Ахмад – был школьным учителем. Сейчас он лучший специалист по обезвреживанию мин во всём регионе.

Он помолчал, а затем добавил:

– Война превращает обычных людей в солдат, господин Верховский. Иногда – в героев. Иногда – в чудовищ. Я видел и то, и другое.

– А что с вами? – осторожно спросил Алексей. – Вы ведь были кадровым военным до войны?

– Да, двадцать лет в армии. Служил в танковых войсках, потом преподавал в военной академии. Когда началась война, был в штабе. Но после гибели брата… ушёл. Собрал людей, которые тоже потеряли всё, и начал сражаться сам.

– Против кого? – прямо спросил Алексей.

Рашид долго смотрел на него, словно оценивая, можно ли доверять.

– Против тех, кто приносит смерть моему народу, – наконец ответил он. – Сначала это были только боевики. Потом ситуация стала сложнее. Слишком много сторон, слишком много интересов. Россия, Америка, Турция, Иран… Все говорят о мире, но привозят оружие.

Он тяжело вздохнул.

– Я сражаюсь за свою землю, господин Верховский. За то, чтобы люди могли вернуться в свои дома. За то, чтобы дети не вздрагивали от каждого громкого звука. Всё остальное… политика. А я солдат, не политик.

Алексей понимающе кивнул. Он встречал таких людей во многих конфликтах – профессиональных военных, для которых защита родной земли стала единственной целью, затмевающей политические игры.

– Завтра я могу организовать для вас поездку на передовые позиции, – сказал Рашид, меняя тему. – Вы увидите, как живут и воюют мои люди. Если хотите, конечно.

– Конечно, хочу, – без колебаний ответил Алексей. – Это именно то, ради чего я здесь.

Рашид кивнул.

– Выезд в шесть утра. Возьмите всё необходимое оборудование, но будьте готовы к тому, что придётся быстро передвигаться. И наденьте бронежилет – это обязательное условие.

Ночью Алексей долго не мог заснуть. Он сидел на подоконнике, глядя на звёздное небо и разрушенный город под ним. Где-то вдалеке грохотали разрывы – артиллерия вела ночной обстрел. На горизонте вспыхивали зарницы, будто далёкая гроза.

Он думал о том, что увидел и услышал за эти два дня. О разрушенных домах и разрушенных судьбах. О детях, играющих среди руин, и стариках со взглядами, полными безысходности. О молодых командирах, вчерашних студентах и учителях, теперь ведущих людей в бой.

"Город призраков," – подумал он, глядя на тёмные силуэты разрушенных зданий. Но в этом городе всё ещё жили люди – цеплялись за жизнь с упорством, которое поражало и вызывало уважение.

Он достал маленький блокнот и записал:

"Шаддади, северная Сирия. Второй день.

Видел сегодня, как маленькая девочка, лет пяти, играла с куклой, сделанной из тряпок. Она сидела на груде кирпичей, когда-то бывших её домом, и расчёсывала тряпичной кукле волосы из жёлтых ниток. Я спросил её через Фарида, как её зовут. 'Амаль', – ответила она. На арабском это значит 'Надежда'.

Может быть, в этом и есть ответ? Надежда посреди руин. Жизнь, упрямо пробивающаяся сквозь смерть и разрушение. Дети, играющие там, где ещё вчера гремели взрывы.

Завтра еду на передовую. Не знаю, что увижу там, но уже понимаю, что ни одна телевизионная картинка не передаёт настоящего лица войны. Оно в глазах этой девочки. В морщинах старого учителя. В решимости молодых ополченцев.

И, возможно, именно об этом я должен рассказать миру."

Он закрыл блокнот и лёг на узкую кровать, прислушиваясь к отдалённому грохоту артиллерии. Завтра ему предстояло увидеть войну ещё ближе.