Читать книгу Сожженные земли. Право на дом - - Страница 4

Дворец Алого заката. Главный зал 945 год правления Астраэля Фуркаго

Тан показал язык. Аджит неодобрительно кашлянул. Я еле заметно поднял бровь, и парни вытянулись по струнке.

Точнее, их отражения.

В детстве я несколько раз успел подсчитать все зеркала в этом зале, стоя на скучных собраниях Сената: ровно двадцать, больших и маленьких, овальных и квадратных, заключенных в замысловатые рамы с изумрудами. Архитектор постарался на славу. Любой, зашедший в зал, не смог бы сдержать вздох восхищения. В Таррвании говорят: «Если хочешь доказать, что ты богат, не доставая кошелек, скажи, сколько зеркал в твоем доме». Их изготавливали из особого мягкого металла, редкого и капризного, так что не всякий мог позволить себе этот предмет истинной роскоши, для утреннего омовения обходясь грубыми медными зеркалами или вовсе отражением в воде.

Лучи солнца, падая сквозь высокие окна и касаясь гладкой поверхности, умножали простор зала и его вычурное богатство: золотые вазы, шелковая отделка штор, мраморный белый пол с малахитовыми вставками, лианами, вьющимися под ногами.

Я был привычен к лоску и шику с детства, но уже несколько дней испытывал омерзение, думая о них. Мне чудилось, что белоснежный пол заливается кровью, драпировка рваными лохмотьями свисает с гардин, а вазы покрываются сеткой трещин.

Такими же трещинами покрылось мое хрупкое доверие к отцу, грозясь окончательно рухнуть во тьму тысячами осколков.

Синяя точка назойливо прожужжала у самого уха, покружила над залом, а затем ударилась о высокое окно раз, другой, третий… Ноздрей коснулся тонкий, призрачный запах разлагающейся плоти, который не смог бы почуять ни один из стоящих в зале. Я повел носом, принюхиваясь.

По-моему, запах принадлежал главе Сената. Хотя… нотки ореха. Шиальский парфюм. Значит, тому невысокому сенатору, который все дрожал, пока мастера правдивых речей допытывались у него, сколько еще имен он знает. Где прячутся остальные? Какое у них вооружение? Кто еще перешел на сторону бастарда или чьи слова показались бедняге подозрительными? Сенатор принадлежал дому Джирва и, кажется, догадывался о своей участи, сколько бы мастера ни увещевали, что отпустят сразу же, как только он выдаст всю информацию.

Никто не выходил из императорских темниц после пыток. Точно не на своих двоих.

Громкий старческий голос вернул меня в духоту зала. Еще ни разу – с начала правления отца, как гласили учетные книги эпох, – третий месяц после сезона дождей не был таким обжигающе горячим, иссушающим и разрушающим. Казалось, скоро начнет плавиться каменный пол, и люди медленно, лениво осядут вместе с ним, как восковые свечи. Два советника обмахивались веерами, Аджит и Тан украдкой ослабили завязки на рубашках. Только принцесса Дагадар и ее спутницы оставались невозмутимыми, привычные с детства к жаркому климату королевства Исметр. Они не снимали церемониальных масок, над которыми сияли глаза глубокого зеленого цвета, а просторные светлые одежды все так же полностью закрывали их тела. Лишь богато расшитые носки туфель виднелись из-под края ткани.

– Винсент Фуркаго, сын предательницы и обманщицы, клянешься ли ты в верности императору Астраэлю Фуркаго, Свету империи?

Я разлепил пересохшие губы и, твердо смотря вперед, огрубевшим от долгого молчания голосом ответил:

– Клянусь.

– Винсент Фуркаго, сын предательницы и обманщицы, клянешься ли ты, что не замышлял восстания вместе с принцем Костералем, презренным бастардом с трижды проклятых Сожженных земель?

– Клянусь.

Не принц. «Сын предательницы и обманщицы». Показательная порка и предупреждение. Что ж, мне не привыкать.

Священный камень под рукой начал жечь кожу, и я спрятал свои мысли. Седой жрец, облаченный в строгие одежды – плотную серую тунику в пол с оком дракона на груди, – с подозрением посмотрел на меня. Его очки так же строго блеснули на носу, а по лбу скользнула капля пота.

– Винсент Фуркаго, сын предательницы и обманщицы, клянешься ли ты… – продолжил жрец, отведя от меня взгляд.

Церемония присяги на священных камнях длилась почти оборот. Не слишком много времени, чтобы устать, не слишком мало, чтобы отнестись к ней с легкостью. Однако в такую иссушающую жару неудобство и стеснение чувствовали все присутствующие. После того как отец величайшим указом запретил использовать силы всем дитто, кроме членов императорской семьи, на территории столицы и дворца, освежающая магия домов, которые связали себя с черным драконом, больше не развеивала духоту и жару.

Со мной остались только зоркий глаз, обостренный слух и тончайший нюх. Их упир почему-то подавить не мог. Однако в груди зияла пустота – усилием воли приходилось сдерживать болезненное желание дотронуться до нее, нащупать и поддеть ногтем грани этой дыры.

Я бросил взгляд на окно – ни облачка на кристально чистом голубом небе. Жрец кашлянул, и мое внимание вновь вернулось к церемонии.

Камни лежали в гравированной чаше, та, в свою очередь, находилась в литой из железа подставке, по краю которой словно парили миниатюрные драконы. И я не мог лгать, пока моя рука лежала на этих камнях. Да и кто бы смог?

Из дитто – никто.

Мурашки внезапным морозом пробежали по коже. Почувствовав на себе взгляд, я поднял голову – и сразу встретился с тяжелым и пристальным взором отца.

«Ты – предатель? Или же верен мне?» – читались в его глазах невысказанные вопросы.

Император Таррвании Астраэль Фуркаго восседал на троне, а место справа от него пустовало. Не было там ни Анисы, ни Анисы. Белоснежный престол словно насмехался над отцом, явственно напоминая о произошедшем.

Церемонию, которая многие тысячи лет проводилась на землях Таррвании, теперь невозможно завершить с единственной дитто белого дракона на континенте. Принцесса королевства Корс уже навечно связала себя узами с одним из принцев Таррвании. А значит, ее супруг имеет вполне реальные и обоснованные притязания на трон и корону.

А значит, мы на пороге великой войны. Или уже вступили в нее.

Я не отводил взгляда от отца. Вот сейчас на его лице, прекрасном лице с благородными чертами династии Фуркаго, отразились суровая сосредоточенность и вера, что его сын, его чадо будет исправно служить Таррвании. И ему.

Именно так и должен выглядеть мудрый правитель. Таким и ожидали его увидеть. Но я не понимал, настоящие это чувства или очередная маска, слепленная искусным обманщиком.

Разочарование поднялось ядовитой волной, но я вновь усилием воли затолкал его на самое дно сознания. Играть по их правилам, но переставлять свои фигуры – вот что требовалось сейчас.

Я вежливо, как и полагалось принцу, улыбнулся и с притворным почтением кивнул.

Прошло всего три дня с мятежа в храме Эарта. Но эти дни ощущались как годы. Годы протянулись в века, и вот уже словно тысяча лет прошла с того момента, как я верил, что ты – Свет Таррвании, тот, кто защищает империю от внешних войн и внутренних волнений. Тот, кем стану и я, когда кровью и потом омою свое имя, докажу, что достоин носить великую фамилию Фуркаго.

Но что теперь?

Я не знаю, кто ты, отец. И, оказывается, никогда не знал.

* * *

…Обескураженный и потерянный, с бушующими эмоциями я поднялся на поверхность и сразу же услышал крики. Встревоженно распахнув потайную дверь и не заботясь о том, чтобы спрятаться, я обнажил клинок и побежал по коридорам, чувствуя тяжелый, темный гнев, разлитый в воздухе.

Гнев разъяренных драконов. Без сомнения, принадлежащих отцу. Коснувшись меня, этот яд, которого я никогда ранее не ощущал, но сразу же узнал, мгновенно иссушил тонкий и нежный росток силы, проклюнувшийся в моем сердце. Я выбежал на открытый переход между башнями, чтобы взглянуть вниз: над городом кружили драконы отца, раз за разом пикируя на пустеющие улицы, по которым с воплями разбегались одинокие… прохожие? Я пригляделся. Нет, они были вооружены, а на руках их яркими пятнами выделялись белые повязки. Тут и там взвивались столбы дыма, некоторых крыш уже коснулся пожар. Над портом два зеленых дракона сражались с двумя черными, превратившись в сплошной клубок клыков, когтей и крыльев. У нескольких кораблей были сломаны мачты, один наполовину затонул. Посмотрев ниже, я увидел солдат, выстроившихся рядами перед дворцовым мостом. Три капитана отдавали им приказы.

Громкий рев со стороны храма Эарта заставил меня вздрогнуть и хищно принюхаться. Зов вожака стаи ни с чем не спутать. Теперь я знал это.

Тайрод.

– Измена! К оружию! Защищать императора! – раздались крики внизу.

Справа послышался шум – стража, выскочившая навстречу, наставила было на меня копья, но разглядела рога и сразу же испуганно отпрянула, признав во мне принца.

Я потребовал отчета, и солдаты, перебивая друг друга, сообщили, что на улицах Аргтауна идет сражение – половина горожан подняла бунт, а вело их Сопротивление с белыми знаменами. Они кололи стражу вилами, резали ножами, били камнями, царапались, кричали, визжали. И огромной волной, сметая все на своем пути, мятежники приближались к храму Эарта.

Я хмыкнул. Огромной волной… Сомнительно. Но продолжил слушать.

А потом небо закрыли прилетевшие с севера драконы, и началась бойня – кровь залила улицы. Солдаты поспешили спрятаться в домах, чтобы не попасть под «горячую лапу».

– Что с императором? – хмуро поинтересовался я.

– Он в храме… Но дракон никого не пускает туда, ваше высочество!

– А тайные коридоры? Лестницы для слуг? Не один же главный вход у нас, верно?!

– Завалены, ваше высочество! Охранявшие убиты…

Я выругался и, на ходу застегивая поданный испуганным слугой нагрудник, поспешил в храм, туда, где остались отец и принцесса Аниса, попутно крича, чтобы вызвали мой отряд к площади.

Сопротивление? Но кто его ведет? Это же самоубийство! Много веков никто не смел и подумать о предательстве. Город, несмотря на последний дар Бастарии – упиры, всегда охранялся драконами отца, возле дворца расположены казармы с десятками отрядов, стены днем и ночью под управлением городской стражи. И тот, кто вдохновил простой люд, должен был прекрасно знать: мятеж в столице не имеет смысла. Всех бунтовщиков уничтожат в кратчайшее время.

Если только это сделано не для отвода глаз и истинная цель не отец и принцесса Аниса.

Я подбежал к храму. Горстка испуганных людей – обычные солдаты и целых два кричащих на них офицера, впрочем, не торопящихся бросаться вперед. Им не удалось пройти дальше края площади Пяти углов. Послышался топот, я оглянулся – мои солдаты и еще несколько призванных отрядов с командирами во главе собрались позади меня, опасливо поглядывая на огромную зверюгу.

Глубоко вдохнув, я закричал:

– Тайрод!

Зеленый дракон медленно повернул ко мне морду. Он занимал две трети площади перед храмом, так расположив половину массивного туловища на ступенях, чтобы никто не мог пройти через главный вход. Хвост дракона был высоко поднят и покачивался над головой. В хищных глазах Тайрода отразилось, как мне показалось, узнавание. Я сделал шаг. Дракон ощерил клыки и утробно зарычал.

А вот такое поведение – именно то, чего я и боялся. Уверенность, что это не отец поднял в воздух стаю, все больше крепла во мне. Тайрод не зря занимал место вожака столько веков. Он тонко чувствовал опасность, был невероятно умен и всегда готов разорвать любого, кто посмеет в присутствии отца обнажить сталь.

Даже если это принц – кровь от крови и плоть от плоти его хозяина.

– Тайрод, императору грозит опасность! Мы пришли защитить его и принцессу Анису, клянусь!

Махнув тяжелым хвостом, дракон чуть не размазал меня по мостовой – я еле успел отскочить. Шипы, заскрежетав, выбили искру из брусчатки, а двух солдат, стоящих позади меня, нанизало на них, и хвост с грохотом врезался в стену дома, превращая людей в кровавые лепешки. Брызнул камень, имперцы в ужасе отпрыгнули на несколько шагов. Дракон оглушительно заревел.

Тогда, прошептав слова молитвы, я закрыл глаза, растворяясь в грохоте и шуме, рычании и криках.

Ярость, ниспосланная мне в смирение богодраконами, затлела, засияла, вспыхивая и озаряя светом источник.

Я мысленно коснулся его, и гладь дрогнула. Словно трещина пошла по плотно пригнанной крышке. Капля за каплей…

Я вспомнил огромные глаза, подернутые синевой. Белые ресницы, обрамляющие их. Тихий шепот: «Ищи… ищи…» И то, как отозвалась сила, наполняя источник.

«Молодец, Винсент. А теперь аккуратно тяни, тяни…»

Он подсказал мне, что делать и как.

Тишина. Дракон перестал бушевать и внимательно, склонив голову по-собачьи, с явным удивлением смотрел на меня.

–Тайрод,– сказал я, вложив в слова всю собранную силу, тонким ручьем струящуюся из источника. – Мы не враги. Но если ты не пустишь нас в храм, то враги доберутся до отца.

Дракон не шевельнулся. Его глаза, в которых светился древний, непостижимый для моего крошечного мозга ум, хищно сощурились.

Я не отводил взгляд.

Медленно, очень медленно дракон повиновался и отполз, оставив узкий проход между своей тушей и стеной дома – такой, что мы могли пройти только по одному, строго друг за другом. Я выдохнул, стирая пот со лба. Вся сила ушла на эти слова, ярость потухла, а крышка снова отрезала меня от источника.

Солдаты перешептывались, стоя в нерешительности и косясь на хвост, который мог обрушиться на нас в любой момент. Я велел поторапливаться, командиры повторили мой приказ, и мы вбежали по ступеням в храм.

Смрад крови и смерти встретил нас в главном зале. Густой запах ненависти и металла. Воздух плотный и тяжелый – упиры работали бесперебойно.

Несколько испуганных придворных стояли возле лестницы, ведущей к истукану. Пытались отдышаться стражники с мечами, а подле их ног лежали убитые. Не только подле них – на лестнице по одному, по двое, у стен зала, свешивались из придворных лож, стонали в углах. Некоторых стражники скрутили и поставили на колени. Ложа сенаторов пустовала. Я искал Аджита и Тана и вздохнул с облегчением, увидев, что они живы и оба вытирают клинки от крови, стоя возле отцов. Лежащие рядом с ними убитые, судя по одеждам, принадлежали к дитто из двух знатных домов. Стоны раненых изредка прорывали мрачную завесу тишины, свидетельствуя о едва-едва закончившемся бое.

Император возвышался над всеми, почти со скукой наблюдая за корчащимися людьми внизу. Позади него, распахнув в реве каменную пасть, недобро глядел Эарт. А перед отцом, на две ступени ниже, стоял Густаво с обнаженным мечом. Сталь покраснела от крови. При виде нас начальник императорской стражи со вздохом опустил клинок.

– Что-то вы припозднились, Винсент, – проговорил отец, отряхивая рукав от крови. Поморщившись, он резко сказал: – Схватить его. До выяснения всех обстоятельств считать пособником бастарда.

* * *

Выяснение всех обстоятельств заняло сутки. Мятеж подавили быстро: драконы жестоко растерзали всех бунтующих на улице, едва отец выглянул из храма. Солдаты за день прочесали весь город, вламываясь в дома, забирая тех, кто отрицал свою вину и покрывал мятежников. А их предводителя, молодого рыжеволосого парня из Сопротивления, сутки допрашивали. Отец лично присутствовал при этом. Потом предателя с выколотыми глазами и вырванным языком привязали голым к черному столбу на главной площади, а на шею повесили табличку:

«Я отверг милостиво протянутую руку императора – да не видят глаза мои больше ничьей милости. Я посмел произносить хулу на императора – да молчит мой язык вечно».

В пяти шагах от столба поставили корзину с камнями, и любой желающий мог бросить в приговоренного увесистый черный голыш. Если богодракон будет добр к несчастному, точный удар в голову быстро лишит его жизни. А если нет… мучительная казнь растянется не на один день, пока жара, зной да хищные птицы не добьют обреченное существо.

Всех устроивших резню в священном храме Эарта также допросили, но почтительно повесили на стенах города. Как-никак они – предатели – принадлежали к трем главным домам. Главу же Сената взяли под стражу как вероятного пособника мятежника Костераля, богопротивного бастарда.

Допросили и меня – в присутствии отца и Густаво в кабинете императора. Где я был, что делал и почему, несмотря на обязанность принца сопровождать отца на всех торжественных мероприятиях, меня не оказалось в храме.

Густаво, опередив мой ответ, сказал, что в этот день мне нездоровилось и, приняв лекарство, я спал до полудня.

– Это же могут подтвердить и служанки принца. А также стража у его покоев, – дополнил Густаво. – Я велел не пускать никого, пока принца свалила мигрень. Сами знаете… его обстоятельства.

Он бросил недвусмысленный взгляд на мои рога. Я усмехнулся и привычно провел бы по ним руками, если бы только запястья не были крепко стянуты веревками за спиной.

Густаво, на чьей ты стороне? Неужели ты…

– Это так, Винсент? – напряженно спросил отец. Одна из его рук покоилась на груди, крепко перевязанная. Бастард ранил его особым оружием, и рана не спешила затягиваться.

Я взвесил все последствия моей лжи, посмотрел императору прямо в глаза и смело ответил:

– Это так, ваше величество.

Отец бросил на Густаво задумчивый взгляд, а после, к моему удивлению, приказал развязать меня.

Но приставил солдат неусыпно за мной следить.

Служанки, вечером готовившие ванну, потупив глаза, тихо посоветовали мне соглашаться с каждым словом начальника императорской стражи и ждать. Я спросил, сколько ждать, но они лишь молча удалились.

Ответ потряс меня и отрезвил. Не случайная карта, не случайно подслушанный разговор, не случайные люди и совершенно, непостижимо не случайная встреча с ним.

Все – не случайно.

С этой мыслью пришло и смирение.

Ожидание тянулось и тянулось, пока мир за пределами дворца менялся. Но менялся не только мир.

Винсента Фуркаго, преданного сына императора, больше не было.

Как и Астраэля Фуркаго, его образа, настойчиво вспыхивающего в моей голове. Образа правителя, ведущего империю к благу.

Все – рассыпалось.

Отец, разобравшись с бунтом в городе и мятежом в храме, объявил о роспуске Сената, запретил всю магию в столице и велел разослать письма знатным домам с приказом явиться и дать присягу верности на священных камнях. Несогласных грозили лишить титула и земель и навсегда вычеркнуть их имена из истории Таррвании.

Вот только не все дома торопились оказать почтение, а некоторые не прислали ответ даже к исходу недели.

В связи с этим отец объявил о военном совете. Таррвании грозила междоусобица.

И я понимал, совершенно точно понимал, кто ее главный виновник. Ведь каждую ночь в мои сны приходили они, истерзанные, страдающие… Запертые под дворцом. Измученные и лишенные света на целую тысячу лет.

Белые драконы.

* * *

Я сам вызвался дать присягу. Отец не должен сомневаться во мне. Все малейшие подозрения умрут сейчас, здесь, вместе с моей «волей».

Жрец помазал меня миром и воздел руки.

– Да благословит Эарт верного слугу! Да не будет других богов в твоем сердце!

– Да не будет других богов в моем сердце, – эхом отозвался я. Присутствующие на совете забормотали слова молитвы и подняли три перста. Отец покровительственно кивнул мне. Принцесса Дагадар и две ее служанки-спутницы невозмутимо смотрели перед собой. Я, сдерживая поспешность, неторопливо отнял руку от камня.

Ложь, сплошная ложь. Но лгал я с легким сердцем. Присяга дана, и назад пути уже нет.

Я поклонился жрецу, императору и Эарту – всего три поклона, означающих почтение к голосу богодракона, мечу богодракона и самому богодракону.

Подставку с сосудом убрали послушники, с трепетом сложившие священные камни в мешок, а я занял место возле Дагадар. Рядом с ней словно образовалась зона отчуждения – никто из присутствующих не желал даже краем глаза касаться иноземной принцессы. Впрочем, ее это совершенно не беспокоило. Мы с невестой едва ли обменялись парой слов, однако я не желал бесчестить будущую жену равнодушием. В конце концов, она всего лишь пленница: птица, бьющаяся в золотой клетке.

Отец проигнорировал мою выходку. Незначительное нарушение этикета можно было легко списать на волнение. Но ведь и он не сказал: «Сын, взойди на трон, твое место рядом со мной», как будто нарочито забыв об этой церемониальной фразе.

Подозрения не умирают так же быстро, как жертвенные прекорры.

Мне показалось, что глаза Густаво, стоявшего слева от трона, блеснули чуть ярче, словно вся эта ситуация его забавляла. Хотя по такому невозмутимому лицу трудно что-то прочитать, и любую эмоцию можно принять за игру света.

С формальностями и публичным клеймением было покончено.

– А теперь, если позволите, ваше преосвященство, когда присяга дана, – благодушно произнес император, – я бы хотел услышать донесения информаторов. Надеюсь, вы уже утвердили очередность.

Последняя фраза предназначалась Дану, отцу Тана, главному советнику и распорядителю. Тот, спохватившись, опустил веер.

– Прилетел гонец с Северной границы, там замечена активность…

– Нет, сначала скажу я, – выступая вперед, резко произнесла черноволосая девушка.

Я впервые ее видел, но, судя по количеству морских звезд на мундире, это могла быть только знаменитая адмирал Стефания, избороздившая Арридтское море вдоль и поперек. Самая молодая из дитто, когда-либо получавших адмиральскую звезду, и, по слухам, самая прекрасная. Ее безусловно обворожительное лицо выглядело сосредоточенным.

Дан скривил губы, недовольный, что его прервали, но император махнул рукой, дозволяя, и Стефания продолжила:

– Морской народ поднял волну смерти и смыл деревню возле устья реки Кон. – Голос адмирала звучал жестко, сурово. Отец нахмурился. – Жители еле успели спастись и послать гонца с мольбой о помощи. Поблизости оказался только мой корабль. Морской народ действовал скрытно, ни один из драконов не засек их передвижения. А на следующий день меренайты уничтожили еще одну деревню, но уже выше по течению. Они либо сошли с ума, либо на что-то гневаются, ваше величество. Морские никогда не трогали реку. Их нужно усмирить, пока они не уничтожили все рыбацкие деревни и не добрались до портовых городов. Это не просто набеги – это объявление войны. Я лично прибыла в Аргтаун, ваше величество, чтобы получить разрешение на ответные действия.

– Ответные действия, – задумчиво произнес император. – И это сразу же после войны с Исметром, истощившей терпение моего народа. – Отец бросил взгляд на принцессу Дагадар, словно что-то обдумывая. А затем медленно спросил: – Адмирал Стефания, сколько под вашим началом судов и дитто?

Та без запинки произнесла:

– Шестьдесят прекрасных судов, ваше величество, и семьдесят восемь дитто черного дракона. Отдайте приказ, и уже завтра мы сокрушим морское царство.

Отец рассмеялся.

– Сокрушим. И сколько дитто при этом погибнет? Нет, адмирал Стефания, вы нужны мне в другой войне. Отправьте двадцать дитто и двадцать судов для охраны побережья и пошлите гонца к королю Веллингу. Передайте, что сам император желает говорить с ним. Шаффол отлично подойдет для переговоров. Вам же стоит подготовиться к высадке на Сожженные земли, а стражам, – отец посмотрел на капитана Кристен, и та согласно кивнула, – отправить вызов на зачистку. Пора уничтожить этот мерзкий остров с мятежными существами.

– Ваше величество, но что делать с домами? По Таррвании уже пронеслась новость о вашем… гм… – Советник Дан замялся, не в силах произнести очевидную истину.

– О моем незаконном нахождении на троне? – улыбнулся отец. В зале воцарилась мертвая тишина. Жара на секунду показалась мне обжигающе холодной, а сухость воздуха стала острым стеклом. – И что же вы предлагаете, советник? – вкрадчиво продолжил отец. – Отдать трон в руки мятежников? Или, возможно, вы сами предатель и мятежник?!

Дан в испуге упал на колени.

– Мой господин, ваше величество, Свет и Надежда Таррвании, молю, простите мою дерзость! Молю!

Тан бухнулся на колени рядом с отцом и склонил голову. Все, включая принцессу и Густаво, согнулись в подобострастном поклоне. Я же посмотрел на отца – его губы расплылись в очаровательной улыбке. Хищной, жестокой. Он наслаждался. Медленно осмотрев зал, отец остановил взгляд на мне. И кивнул.

Я вздрогнул, на мгновение отвел глаза. Отец продолжал смотреть, пристально, упорно. Словно чего-то ждал.

Понимание вспыхнуло в голове, заставив сердце биться быстрее, и я кивнул в ответ.

Он знает, точно знает, что я раскусил его, и больше не будет скрываться при мне. Но почему?..

– Довольно. Встаньте, советник Дан. Я законный наследник Фуркаго, истинный император Таррвании. А все, кто усомнится в этом, будут казнены. Разошлите гонцов, усильте патрули! Дома сомневаются, ха! Пора напомнить им, почему мое правление длится так долго, – жестко проговорил отец. Советник Дан поклонился и подозвал слугу, поспешно отдавая распоряжения. Тот быстро закивал и выбежал из зала. Отец продолжил, обращаясь к адмиралу Стефании, стоявшей уже с прямой спиной и гордо поднятой головой: – За нападением морского народа явно стоит Рейн. Зачем проливать кровь и тратить ресурсы, если можно купить короля? Детали сделки! Вот что вы должны выяснить. А там уже мы предложим свою цену.

Стефания сжала кулаки и сдержанно поклонилась.

– Как будет угодно вашему величеству.

– А что касается бастарда и похищенной принцессы Анисы… – продолжил император, но его грубо прервали.

Двери распахнулись, и в зал ворвался запыхавшийся страж, темноволосый мужчина лет тридцати. Лицо его было бледно, а глаза лихорадочно блестели. Капитан Кристен вопросительно посмотрела на него, но страж не видел никого, кроме императора.

– Срочное донесение! – Страж низко поклонился, ожидая ответа.

– Докладывай, – произнес Дан, поджав губы.

– Бастария шлет весть – завеса смога и тумана развеялась над Сожженными землями.

Я проследил за реакцией капитана Кристен. Ее и без того узкие глаза еще больше сузились, а на лбу пролегла складка.

Она что-то знает об этом, вдруг понял я. Знает, но не скажет ни слова.

Как мне известно, завеса опустилась на Сожженные земли через несколько лет после Кровавого утра, навсегда оставив без солнечного света проклятую провинцию. Богодракон лишил своего благословения бастарда, а вместе с ним и всех существ, проживающих на островной Таррвании.

Лицо императора потемнело. Еле сдерживаемая ярость зажглась в его глазах. И я почувствовал это – то же пламя терзало мою душу.

– Они здесь, – медленно произнес он. – Они здесь… и принесли беды на наши земли.

Что-то страшное заключалось в этих словах. Отец произнес их… с силой.

– Ваше величество, кто? – тихо спросил советник Тан.

– Близнецы.

Никто, включая меня, не смог сдержать удивленный возглас.

Предатель Александр жив и пришел вершить месть.

* * *

После этого в зале совета почти все время царило напряженное молчание. Вариус, командующий сухопутной армией, доложил о возросшей активности некромантов. Принцесса Дагадар неожиданно предложила помощь – она и ее отряд наездников. Император дал дозволение, однако предстояло решить еще один вопрос.

Люди устали. Войны, отупляющая жара, сбежавшая императрица…

Даже я, неопытный в политике, но отчасти понимающий чувства простого народа, осознавал, что одними казнями их не приструнить. Чем строже законы, тем больше волнения.

Им нужен символ. Им нужна надежда.

– У нас уже есть дитто, – медленно произнес император. По коже вновь пробежали мурашки. – Винсент, на рассвете ты свяжешь себя узами брака с Дагадар и дашь народу новую надежду.

Я покорно кивнул. Впервые на сегодняшнем собрании отец обратился ко мне лично.

– Но, мой император, как принц докажет, что он – настоящий дитто белого дракона? – спросил Густаво. – Драконов нет. Они не вернулись, и именно поэтому народ не верит вам. Источник принца пуст – он не сможет явить силу.

В глазах отца полыхнул огонь. Я готов был поклясться, что они на мгновение стали янтарно-желтыми!

– Белый дракон есть. Именно поэтому я один отправился за принцессой Анисой.

Дагадар до боли сжала мою руку. Принцесса… дрожала. Я бросил на нее быстрый взгляд. Она явно не контролировала себя – в глазах поселился странный блеск. Лихорадочный.

Что с ней?

– Объявите, что император готовит обращение. Все свободны.

Отец поднял руку, распуская собрание.

– Винсент, останься.

Я повернулся к принцессе и мягко поднес ее ладонь к губам. Холодная, очень холодная кожа. Дагадар лишь секунду помедлила, прежде чем склонить голову. А затем отняла руку и, держа спину неестественно прямо, вышла в сопровождении своих служанок.

Все это очень странно.

Аджит и Тан бросили на меня сочувствующие взгляды, но последовали за остальными. Наконец, пропустив вперед стражу, Густаво тоже покинул зал.

Двери захлопнулись, и мы остались в полной хрупкого хрусталя тишине.

Отец медленно поднялся. С его лица постепенно исчезала суровая сосредоточенность, залегшие возле глаз тени таяли, а потом император и вовсе растянул губы в довольной улыбке.

Астраэль Фуркаго, убийца и похититель белых драконов, отряхнув невидимые крошки с брюк, оправив плащ из тончайшей шелковой материи, спустился по лестнице. Ступенька за ступенькой – в такт биению моего сердца.

Я, выпрямившись и сложив руки за спиной, наблюдал, как отец подходит ближе. Паника внутри меня нарастала с каждым шагом, распускаясь, словно дикий древесный цветок – пышно, ярко.

Мне оставалось лишь ждать.

Сердце билось быстрее и быстрее. Капля пота скользнула по виску. Я старался дышать ровно, спокойно, не вызывать подозрений.

Тебя не в чем винить, ты не сделал ничего плохо. Ты самый обыкновенный принц, который пропустил, артамы тебя раздери, свадьбу императора, чтобы поглазеть на драконов! Белых драконов, которые улетели сотни лет назад из-за предательства Александра!

Но оказалось, что они заточены под дворцом, в катакомбах.

Отец остановился передо мной, на расстоянии вытянутой руки. Я затаил дыхание.

– Расслабься, Винсент. Нас никто не услышит. Игрушки стражей, как они сказали, глушат любые звуки.

В его руках появилось незамысловатое устройство в виде шара. Нажав несколько точек на нем, отец протянул шар мне. Тот загудел, и словно вязкая жидкость разлилась в воздухе. Звуки внешние стали чуть тише, а вот отца я теперь слышал чрезмерно четко. Он продолжил:

– Как давно ты впервые ощутил силу?

От неожиданности я захлопал глазами и растерянно пробормотал:

– Силу?..

–Да, Винсент. Силу. Когда ты прибыл в Аргтаун, ты и твой отряд, ни капли магии дитто не ощущалось в тебе, а источник был сух. По всей видимости, он спал, пока… – Отец резко взмахнул здоровой рукой. – Пока я не забрал…

Драконы. Уголок моего рта дернулся, но усилием воли я заставил себя стоять. Сейчас отец обо всем догадается и убьет меня. Убьет, как тех заговорщиков, и повесит мое тело на стене.

– …дракона. Видимо, ее дракон пробудил в тебе силу. Прекрасно, просто прекрасно!

Ее дракон?

– Отец, о чем вы говорите?

– О том, что в империи грядут перемены. Мы победим тех, кто посягнет на мою власть. Нашу власть, – тихо произнес император и положил руку мне на плечо. – Но законы навсегда изменятся. Костераль смог похитить Анису, но дракон все еще у нас. И теперь это твой дракон, Винсент. Ты научишься использовать силу и станешь новым символом Таррвании.

– Но… чужой дракон не будет слушаться меня. Он помнит свою хозяйку.

– Будет, – улыбнулся отец. – Они всегда слушаются. Время ломает всех. Даже драконов.

В третий раз за день по спине пробежали мурашки – уже от улыбки отца. Хищной, опасной.

Чудовищной. Внезапно я понял, что это было предупреждение. Не драконов он имел в виду.

Меня.

Я склонил голову и произнес, пряча страх:

– Как вам будет угодно, отец.

Он сжал руку на моем плече. Не сильно, но ощутимо. Так, чтобы закрепить предупреждение. Масок больше не будет.

– Иди, Винсент, и проведи ритуал омовения перед свадьбой. Нет времени на прошение Эарту и Кеолу, так что подготовьте хотя бы ваши тела.

Ночь я провел, вновь мечась в кошмарах. К уже привычным прибавился еще один – в конце сна отец неизменно убивал меня, раскрыв обман.

«Ты знаешь, где они! Ты знаешь мой секрет!» – кричал отец, раз за разом вспарывая мой живот. А я, хватая еще дымящиеся кишки, захлебывался в крови.

* * *

Толпа скандировала имена: мое и Дагадар. Скоро двери дворца распахнут слуги, одетые в белые и зеленые одежды, и я степенно, неторопливо поведу вниз по парадной лестнице прекрасную чужеземную принцессу. Слуги усеют наш путь цветами, народ в восхищении расступится перед дитто белого дракона, ведущим невесту к алтарю. Позади нас понесут дары от королевства Исметр – золото, которое будут рассыпать на всем пути к храму Кеола, белого богодракона.

Все-таки свадьба состоится. Пусть и не такая, какой ее хотел увидеть Сенат, не такая, какой ее представлял отец.

Или это тоже часть его плана?

Я стоял у колонны и ждал, когда Густаво подаст знак – выйти на открытый балкон, с которого вещал император. Четверть оборота назад отец начал речь. Блестящую, разумеется, как и всё, что он делал. Сперва люди не хотели его слушать. Кидали обвинения: в засухе, уничтожающей посевы. В гибели скота от рук некромантов. В пожаре, который с трудом удалось затушить…

Собравшиеся не боялись ни солдат, ни драконов. Настолько велико было их отчаяние.

Уставшая от едва закончившейся войны страна нуждалась в отдыхе. И отец это понимал. Однако речь его, искусно сплетенная из правды и лжи, опутывала народ незримой сетью. Сенат распущен, заявлял император. Алчные дома наказаны, говорил он. Предателей нашли, их тела повешены на стенах, вещал он. Люди слушали, затаив дыхание. Отложив в сторону корзинки, закончив пересуды, шикая на соседей, вздумавших что-то сказать вполголоса.

– Но кто же на самом деле виновен в бедах, постигших Таррванию? – вопрошал отец. – Кто, как зараза, проник на наши земли и запутал честный и добрый народ? – Из толпы послышались одиночные выкрики. Они хотели знать имена. Жаждали! Я усмехнулся. Отец в очередной раз смог завладеть их вниманием. Они уставились на него, как жертва, следящая за артамом, пока второй из пары стоит у несчастной за спиной. – Их имена известны вам! Предатели, чьи стрелы и мечи залили кровью утро империи тысячу лет назад. Предатели, чьи алчность и жажда власти чуть не уничтожили Таррванию.

По толпе прошел гул. Искра высечена, и люди, иссушенные войной и лишениями, готовы вспыхнуть в любой момент.

– Близнецы Корс! – возвысив голос, проговорил с неподдельной печалью отец. Толпа ахнула. Много веков не слышали этих имен в столице. Я покачал головой. Змееросовы игры… – Аниса и Александр вновь вместе! Одна подстроила резню в храме, другой в сговоре с принцем Костералем! А принц Рейн, желая власти, наслал беды на побережье Арридтского моря. Глубинный народ осмелился топить наши суда и уничтожать деревни. – Возгласы ужаса и гнева. Толпа яростно кричала, проклиная принца Рейна. Только несколько дней назад они превозносили его, требуя справедливости, а сегодня уже ненавидели. Вот так легко… – Но мы уничтожим их! Ибо Свет не померк на землях Таррвании, и новая звезда воссияла на темном небе.

Густаво подал мне знак. Я, подавив непроизвольное желание развернуться и уйти, прокашлялся и шагнул из тени колонны туда, где разразилась криками толпа.

Полуденное солнце освещало фигуру, окутанную зеленым плащом. Отец повернулся ко мне с улыбкой, с лицом, полным восхищения и одобрения. С лицом по-отечески мягким, но при этом с суровым, твердым взглядом. Здоровой рукой он указал на место подле себя.

Я раскрыл ладонь в приветственном жесте, толпа взревела, но среди криков одобрения были слышны и другие: «ублюдок», «убирайся, бастард», «грязное отродье». Не такие громкие, но четко различимые для моего острого слуха.

Давайте, кричите, только не переусердствуйте, срывая глотки. Будто мне неизвестна тайна собственного происхождения. Я подошел к белоснежному парапету и, щедро расточая улыбки направо и налево, до боли сжал перила.

Перед глазами явственно встал его образ. И взгляд, с мольбой обращенный ко мне. Да, я не должен бежать. Все это – ради него и ради них. Все это – ради свободы и справедливости.

Правды, теперь известной мне.

Густаво, прошедший мимо, незаметно подал знак. Десять стрелков, стоящих тут же, по бокам от нас с отцом, подняли арбалеты. Люди мгновенно утихли. Теперь угрозы действовали на них. Я сглотнул. Ладони вспотели. Несмотря на мои зрелые, по человеческим меркам, годы, по сравнению с остальными дитто я был всего лишь неразумным дитя. И ощущал себя так же. Но теперь мне стала ясна причина моего существования.

Зачем и для чего я рожден. Да, отец, все до невозможности просто.

Император поднял руку, призывая толпу к тишине.

– Кеол даровал нам надежду. Вот ваш свет! Своим величайшим указом я объявляю Винсента Фуркаго наследным принцем – по праву крови Фуркаго, текущей в нем, и по желанию Кеола, ниспославшего дар дитто белого дракона на моего сына.

Сердце лихорадочно забилось.

Позади меня появился драконий жрец. Я почувствовал его шаги раньше, чем он ступил на каменный пол длинного балкона. Почувствовал жизнь, текущую горячим потоком. Затем это ощущение пропало так же быстро, как и появилось. Я облизнул пересохшие губы и глубоко вдохнул. Тяжело, очень тяжело тело привыкало к силе.

Обойдя нас с отцом, жрец почтительно склонил голову и протянул подушку, на которой лежала искусно выполненная корона. Драконьи когти поднимались пиками, листья обрамляли ободок по всей длине. Люди молчали. Молчал отец. Молчал жрец.

Молчал и я. Но напряжение, разлившееся в воздухе, не могло продолжаться бесконечно. Будто натянутая тетива, оно выстрелило сварливым вопросом оборванца, стоявшего почти подле балкона. Так близко, что я мог разглядеть шрамы, покрывавшие лицо нищего, тонкую сетку морщин и сломанные зубы, когда он закричал:

– Где твой дракон?!

По толпе прошла рябь, словно лягушка всколыхнула гладкую поверхность воды.

Отец, не обращая внимания на крик, поднял корону.

– Где дракон?! – раздался еще один крик, уже глубже в толпе. Невозможно было понять, откуда именно.

Отец кивнул и произнес, когда я склонил голову:

– Властью, данной мне Кеолом и Эартом, возлагаю корону на сына моего, Винсента Фуркаго. Отныне ты поведешь за собой армию, а я буду стоять позади тебя. Ты протянешь руку к врагам и покараешь их мечом своим, а я благословлю тебя.

Когда-то я мечтал, чтобы отец произнес эти слова. Наследник являл собой образец достоинства и чести, с титулом приходили и особые привилегии: принц назначался главнокомандующим армии. Ранее этот же пост занимал отец. До Кровавого утра титул принадлежал бастарду Костералю – это была милость со стороны отца. Но времена изменились. Место пустовало – отец лично управлял армией, а в его отсутствие это делал Вариус.

И сейчас император намеренно показывал домам и народу, что я достоин.

Но ты опоздал, отец.

Корона легла мне на голову. Я ощутил, как железо холодом коснулось кожи. И что-то… Виски словно сдавило, но дело было не в короне.

Я прислушался. Тонкая-тонкая нить силы заструилась, протянулась в воздухе…

Возле моста, словно мыльный пузырь, толпа разбегалась. Крики становились громче, приближаясь к нам. И вот появился страж. Их всегда легко было узнать по форме, черной, как ночь, и драконьему знаку, приколотому к левой стороне груди.

В руке этого человека звенела цепь… гибкая, подвижная цепь из металла.

А позади стража покорно шел белоснежный дракон. Его морда была крепко обвязана веревкой, крылья сложены и плотно прижаты к телу. Хвост вяло тащился по дороге, поднимая пыль.

Я вцепился в парапет, подался вперед. И забыл, как дышать. Больно… больно!..

…мучительно больно смотреть на вас. Их ноги, смех, расплывающиеся пятна. Двуногие! Простые! Нет силы. Нет источника. Нет никого, чужие, чужие! Страшно. Где хозяйка? Где? Где?! Мне хочется туда, где она. Я голоден. Мне страшно. Крылья болят. Больно! Я… но что это? Сила. Сила!

Я взглянул на дракона. Он вскинул морду, резко остановившись. Его глаза смотрели на меня. Мои глаза смотрели на меня.

Со стоном я поднял руку, отчетливо ощущая чешую на своей коже, и сжал корону.

– Что это… – прошептал я. – Что происходит?

– Вот ваш дракон! Узрите силу дитто! – взревел отец.

Все расплывалось перед глазами, а грудь пылала.

«Они слабы,– тихо прозвучал его голос в голове. – Они не смогут дать тебе силы. Но когда они вновь смогут летать, ты почувствуешь, что значит быть дитто».

«Они слабы».

Милинаф, скользнуло в сознание. Милинаф, меня зовут так. Я знал. Я знал!

Боль пульсировала. Боль множилась. Боль была рядом со мной. Не понимая, что делаю, я протянул руку и коснулся боли, забирая ее, рассеивая. Так правильно. Да, так правильно. Теперь точно…

Толпа взревела.

Отец ликовал.

А я, придя в себя, смотрел на свои трясущиеся ладони, смотрел…

Император махал людям здоровой рукой. Теперь здоровой.

Сила дитто белого дракона полностью исцелила ее.

И этим дитто был я.