Читать книгу Туман над Лилиан-Шор - - Страница 7

Я сидела за кухонным столом уже почти час. Передо мной лежала кучка пожелтевших страниц – медицинские выписки, карточки, несколько радиограмм и пара аккуратно проштампованных справок с гербом клиники «Сент-Ридемер». Бумага пахла затхло – точно так же пахли когда-то старые рулоны обоев на первой моей дизайнерской работе. Запах прошлого, в котором давно обветрились и краска, и клей, но от которого всё равно щекотало в носу неясной щемящей ностальгией.

Ингрид молча стояла у плиты, помешивая суп. Лёгкий запах лаврового листа и укропа вился по кухне, смешиваясь с холодной сыростью, которую туман принёс в дом через плохо прикрытое окно над раковиной. Она не задавала вопросов; казалось, каждая её клеточка понимала без слов, что мне нужно время.

Я глубоко вдохнула и разложила бумаги, как образцы ткани: слева рентгеновский снимок маленькой грудной клетки, посередине – таблица с множеством аккуратных отметок, справа – длинная плёнка ЭКГ, где тонкая чёрная линия прыгала в неровном, беспокойном ритме.

Выписка № 1482 «St. Redeemer Children’s Clinic»

Пациент: Адам Мартен Рид

Возраст: 9 лет 3 месяца

Дата: 14 марта 1999

Диагноз (основной): Нарушение ритма сердца (эпизодическая пароксизмальная тахикардия, подозрение на AV-диссоциацию, редкие атриовентрикулярные блокады II типа).

Клинические проявления: обмороки при физической нагрузке, ночные апноэ, жалобы на «шум в ушах», приступы внезапного панического страха без внешних триггеров.

Рекомендации: строгий режим покоя; динамический контроль ЭКГ 1 раз в 14 дней; мониторинг частоты пульса 2 раза в сутки; избегать кофеина; при учащении приступов – госпитализация.

Слово «панический» обожгло мне глаза. Так вот откуда эти его странные ночные вздрагивания… Я вспомнила многочисленные командировки Адама, после которых он возвращался бледный, напряжённый; он никогда не говорил, что именно случалось в поездах, просто отмахивался: _«Это всё стресс, Ли, я справлюсь». _

Следующий лист был не выпиской, а каким-то дневником – таблицей с тремя графами: дата, утренний пульс, вечерний пульс. Почерк принадлежал Ингрид: идеальные остроконечные литеры, ровный наклон, ни одного зачёркнутого знака.

28 мая 1999 – 78 / 62

29 мая 1999 – 102 / 70 (заметка сбоку: легкая одышка после пробежки, без обморока)

…

12 июня 1999 – 58 / 54 (ночь: эпизод апноэ – 11 сек.)

Записи охватывали период в полтора года. Чёткая, ежедневная рутина, как будто Ингрид вшила в ткань семьи особый метроном и каждый день отсчитывала, не сбился ли мальчик с заданного курса.

Я подняла глаза на свекровь. Она всё так же стояла у плиты, но теперь я заметила: рука, державшая деревянную ложку, едва заметно дрожала. Наконечник ложки тихо стучал о бортик кастрюли – ритмично, настойчиво, тук-тук-тук, словно вторил строчкам таблицы.

– Это… – я сглотнула, горло разболелось, как после долгого крика. – Почему Адам мне ничего не говорил?

– Ему сложно об этом говорить. – Ингрид поставила ложку, вытерла пальцы. Глаза её были спокойны, но я видела там усталость, такую глубокую, что она казалась бездонной. – Он детство провёл между врачами и домашним контролем. Ему хотелось забыть, что сердце, – она подняла руку, коснувшись пальцами собственной ключицы. – может однажды подвести.

Я вернулась к бумагам. Ниже была запись, датированная 2007 годом, когда Адаму исполнилось семнадцать:

"Заключение кардиолога: состояние стабилизировалось, явных противопоказаний для умеренной физической активности нет, при контроле пульса. Рекомендован непрерывный холтер-мониторинг во время стресса (экзамены, спортивные нагрузки)."

Я вспомнила спортивные кубки Адама – он говорил, что увлекался бегом, хотя терпеть не мог марафонские забеги. «Короткий спринт – вот моё», смущённо признавался он. Теперь это объяснялось иначе: длинные дистанции были опасны, а короткие рывки – именно они позволяли чувствовать себя «нормальным».

Последний листок оказался самым странным. Это была не медицинская справка, а нечто вроде терапевтической карточки наблюдения за… поведением.

Пациент: A. M. R.

Наблюдение: Материнско-домашний протокол № 3

Симптомы тревоги: беспокойный сон, кошмары, повышенная реакция на неожиданные звуки, приступы тахикардии после эмоционального стресса, выраженный страх потери контроля.

Рекомендация: при учащённом пульсе > 120 в покое – подъязычный верапамил 40 мг, либо успокоительный фитосбор по рецепту.

Подпись: И. Рид, RN, cardiac pediatrics

Ингрид подписывала протоколы сама. Медсестра, и мать, и главный страж сердечного ритма собственного сына.

Я опустила листы, чувствуя, как внутренний мир расшатывается, как дом на скале под напором шторма. С одной стороны – было больно видеть, через что им пришлось пройти. С другой – я вдруг осознала, что все странности Ингрид: её охота за пульсом Лео, её настойчивость в плане идеального режима, её флакончики с загадочными настойками – это попытка держать под контролем ту самую тонкую нить между ударами сердца, которую она однажды чуть не упустила у собственного ребёнка.

Но почему всё это повторяется теперь, почему такие странности? И главное – если у Адама была проблема, может ли она вернуться? В моих висках громко стучало. Я поднялась и медленно подошла к раковине, открыла кран. Поток холодной воды хлестнул в раковину, разбивая отражение лампочки на тысячу дрожащих осколков.

– Он здоров сейчас? – спросила я ровнее, чем ожидала.

– Судя по последним анализам – да. – Ингрид сделала шаг ближе. – Но стресс, бессонница, кофеин, энергетики… Всё может вернуться. Я не вмешиваюсь в вашу жизнь, Лина, я лишь…

– Вы вмешиваетесь, – перебила я, обернувшись. Голос дрогнул, но я не смогла остановиться. – Вы записываете на плёнку каждый вдох Лео, проверяете влажность, поправляете мой распорядок дня… Я не ваш пациент. И мой сын – тоже не ваш пациент!