Читать книгу Пусть она вернется - - Страница 6

После традиционного воскресного обеда я возвращаюсь в тишину моей студии. Наконец-то. Я переехала сюда около года назад, и каждый раз, приходя и закрывая за собой дверь, я испытываю одно и то же чувство удовлетворения. Я у себя дома, и это только мой дом. Крошечный, это да, но очень миленький. Сколоченный из контейнеров, но такой уютный. Я вдыхаю ароматы хлопка и иланг-иланга от свечки, сделанной специально для моего домика. Мне нравится, что моя тихая пристань имеет свой собственный запах. Я лелею свой дом, потому что это мое первое собственное жилье в почти тридцать лет. Злые языки могут сказать, что моя независимость – одна лишь видимость; конечно, ведь домик расположился в глубине сада моего отца – но все-таки я стала до некоторой степени свободнее. Чуточку. А хоть чуточку стать свободнее – это лучше, чем продолжать жить в своей детской.

Тем не менее мне так и не удалось отдалиться от отца. Я почти всю неделю ем у него. Все мои планы прилеплены магнитом к его холодильнику, а поскольку я не проявляла особого интереса к перемене места жительства, моя почта тоже вся пересылалась к папе. С понедельника по пятницу наша жизнь катится как по хорошо смазанной колее. Да и в выходные тоже. Селия, моя младшая сестренка, приезжая из школы, освежает атмосферу в доме. Субботы мы проводим вдвоем. Шопинг, стирка, сериалы… Да неважно что, главное – вместе. А в воскресенье папа приносит жареного цыпленка из магазинчика за углом, и мы обедаем всей семьей – Селия, он и я. После десерта и загрузки посуды в посудомойку я обнимаю сестру так крепко, что она в конце концов просит ее отпустить, а затем мама ее подружки отвозит девочек в лицей. Я прощаюсь с папой, вежливо отказываюсь от предложенных им остатков еды и удаляюсь к себе. Тим не заставляет себя ждать.

Мой отец не слишком навязчив, только очень любит разгадывать головоломки. А еще эти его бесконечные смс с вопросами, вернулась я или нет, хотя ему прекрасно видно в окно, как я вставляю ключ в замочную скважину, возвращаясь домой.

На его вопрос «Все нормально?» я, как всегда, отправляю в ответ эмоджи поднятого большого пальца и прибавляю, что мне повезло не попасть в пробку, а затем бросаю телефон на диван и хватаю пульт. Я не знаю, что выб-рать – приключенческий сериал или романтический фильм, когда звонок прерывает мои колебания. Тимоте втискивает свои метр восемьдесят в мой кукольный домик, даже не дожидаясь, когда я открою дверь нараспашку. Мой лучший друг занимает собой все пространство, и рост тут ни при чем: он заполняет его хорошим настроением и сиянием своей улыбки. В другой жизни он точно был уличным фонарем, но в этой он мой маяк.

Однако главной привычкой Тимоте стало никогда не предупреждать меня перед своим появлением. И хотя его визиты стали частью нашей повседневности, я не могу отказать себе в удовольствии упрекнуть друга.

На самом деле я ворчу лишь для вида, пока он целует меня в макушку. Эту привычку он приобрел в тот же день, когда обнаружил, что в течение всего нескольких недель вытянулся как сорняк на двадцать сантиметров выше меня.

– Ну, надо ж было предупредить.

– Да я же послал почтового голубя с запиской, что скоро буду, ты не получила?

Это замечание вызывает невольную улыбку на моих губах.

– Он, наверное, ломился в другое окно, несчастный, – продолжает Тимоте с наигранным беспокойством.

– О, черт, а не его ли мы съели вместо курицы сегодня на обед?

– Бедный голубь Рауль! Надеюсь, Поль хотя бы подал его с горошком?

И мы смеемся как два подростка, потому что превращаемся в них всякий раз, когда встречаемся.

– Чем бы ты хотел заняться? – спрашиваю я, хотя наше расписание ни разу не менялось с тех пор, как я живу здесь.

– Да я думаю пойти грабануть банк, прыгнуть на тарзанке в пропасть или открыть модный бутик в городе По. Там можно было бы продавать головные уборы, а назвать его «Шапо». Но если ты считаешь, что у меня нереальные запросы, то посмотреть сериал тоже было бы прекрасно.

– Мне больше нравится бутик в городе Мо, продавать там купальники и назвать «Морж». Круто, правда?

– Давай, переезжаем завтра, – соглашается он и бросает взгляд на свой телефон, который разрывается от сообщений.

– Ну если кто-то готов предложить тебе что-то получше, то я не претендую. Можно спокойно поменять планы, о’кей?

Отключив звук, Тим убирает телефон в карман.

– Я планирую развалиться на вот этом диване.

Я сдерживаю вздох.

– Ну, я серьезно… Синди небось мечтает провести выходной с тобой.

– Ты меня выгоняешь?

– Нет, конечно, я просто напоминаю, что тебя ждет кто-то поинтереснее…

– Ты – самая интересная, – возражает Тимоте, и я закатываю глаза. В отличие от меня, Тимоте окружен друзьями, с которыми он занимается всякими экстремальными видами спорта, и уже месяц встречается с новой подружкой, Синди, не сводящей с него преданных глаз. Он не сидит на месте ни секунды. А я наоборот – ужасная занудная домоседка. Но мы можем проводить вместе дни и ночи, и я не исключаю, что во многом это его инициатива. Если бы на свете существовала награда «За верную дружбу», стены квартиры Тимоте были бы увешаны грамотами. И, хотя я стесняюсь ему об этом сказать, я очень благодарна за поддержку, идущую еще с детства. Он – мой глоток воздуха. С ним я ощущаю себя наконец почти свободной и не боюсь его суждений.

Однако меня регулярно мучает одна и та же мысль: а не будет ли ему лучше без меня? А вдруг он тоже об этом думает?

– А вот и закуски! – радостно восклицает Тим при виде салатницы с конфетами и печеньками на столике.

Он перепрыгивает через спинку дивана прямо на подушки и похлопывает по ним, приглашая меня присоединиться.

Я зажигаю свечку и с легким сердцем тоже плюхаюсь на диван.

Первые три серии мы смотрим в молчании. Нам не нужно разговаривать, чтобы чувствовать себя уютно вместе. На мой взгляд, это одно из замечательных преимуществ дружбы – нет нужды судорожно искать тему для беседы. Дружба расслабляет, она не требует подзарядки после встречи – друзьям не нужно притворяться.

Когда стриминговая платформа предлагает перейти к очередной серии, Тим берет пульт и переключает на новости. С серьезным видом он убирает звук и поворачивается ко мне. Я подавляю зевок.

– Ну, ты успокоилась? Надо поговорить.

Мое тело резко сжимается. Я откладываю надкушенную конфету на столик.

– Была спокойна, пока ты не задал этот вопрос. И что случилось?

– Твой день рождения, – заявляет он небрежным тоном. – Через две недели, и я давно хотел тебе сказать, что надо отметить это событие. С нашими.

«Наши» – это его компания, а не моя. Они меня терпят, без всякого сомнения, только потому, что Тим таскает меня за собой как группу поддержки. Я готова иногда проводить вечер с ними, чтобы сделать приятно другу детства. Но праздновать день рождения…

– Без меня, – заявляю я твердо и откусываю конфету, чтобы поставить точку в обсуждении. Но только тот, кто плохо знает Тимоте, решит, что на этом обсуждение вопроса закончилось.

– Ты ничего не поняла, Марго. Без тебя день рождения не имеет смысла. Вдобавок тебе же исполняется тридцать…

Он делает умоляющее лицо, рассчитывая на свою неотразимость, – обычно это срабатывает, но не в этот раз.

– Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу этот день.

– Неправда, ты его любила, тогда, раньше…

Тут он осекается, словно обжегшись, но уже слишком поздно. Мои щеки начинают гореть. Я прямо чувствую, как это «раньше» пульсирует болью. Оно горит светящейся жирной надписью. Раньше. Когда это было, раньше? Раньше я была моложе. Беззаботнее. Будущее представлялось счастливым и беспроблемным, и мне не было страшно стремиться к нему. А сейчас мне кажется, что это было давным-давно. Теперь все надежды умерли и похоронены.

– Ой, извини. Я не хотел…

– Напоминать о плохом? Ну исчезла и исчезла, проехали.

Я произнесла это жестче, чем хотела. Тим повесил голову со скорбным видом.

Конечно, я чувствую себя виноватой, глядя на него, Тимоте этого не заслуживает. Я бы хотела стереть свою первую реакцию, заменить на «хорошо, давай устроим праздник». Даже согласилась заняться чем-нибудь вне зоны моего комфорта, лишь бы он улыбнулся. И больше всего мне хотелось бы, чтобы исчезновение моей матери осталось в прошлом, чтобы она не возвращалась ко мне бумерангом, как только кто-то заговорит о ней, о пропаже или дне рождения. Я бы хотела и правда стать такой равнодушной, но пока только делаю вид. А еще мне ужасно хотелось признаться в этом другу, единственному, кто оставался со мной все эти годы и кто мог бы меня понять. Но я не в силах, особенно сегодня, после того, как утром мой гнев стал сильнее горя. Я твердо решила, что раз мы никто для моей матери, то и она больше для меня не существует.

На мгновение я смыкаю веки и медленно считаю в уме. Один. Два. Три. Этот способ я использую для того, чтобы успокоить навязчивые мысли. Чтобы закопать прошлое как можно глубже и сделать счастливый вид. Словно песня в моем внутреннем плейлисте оказалась вдруг слишком грустной, поэтому я «жму» на следующую и концентрируюсь на друге.

– Знаешь, чего бы я на самом деле хотела на день рождения? – спрашиваю я, изображая радостное настроение в попытке вернуть прежнюю легкость.

Тимоте смотрит на меня с интересом. Мне нужно предложить идею, которая захватила бы и его. Я же его должник. Все годы нашей дружбы 27 сентября он проводил с нами – Селией, папой и мной. Смирялся с днем Тоски, когда я старалась всячески не думать о матери, но каждый мой вздох был для нее, где бы она ни была и что бы ни делала. В этот день не было и минуты, чтобы я не спрашивала себя, помнит ли мама об этой дате, ненавидя ее за все, что она сделала. Все, что она сделала со мной.

– Нет, но сгораю от нетерпения узнать.

Я поворачиваюсь к экрану телевизора, поджав губы и изо всех сил стараясь придумать хоть что-нибудь. По телевизору показывают фильм про альпинистов. А вдруг мне понравилось бы это занятие? Упорно двигаться вперед, преодолевать себя, чтобы забыть, чтобы возродиться. Отбросить страхи в пропасть и оставить на вершине все принципы, что портят мою жизнь. Жить по-настоящему, без страха. Сказать себе, что жизнь одна, и воплотить эту теорию на практике.

Я приставляю палец ко лбу, и Тим копирует мой жест, смеясь.

– Включаешь особый режим?

Он заражает меня своим весельем, и я улыбаюсь. Мой взгляд по-прежнему прикован к экрану, на котором теперь показывают выставку корсиканских художников – я ищу способ окончательного примирения, когда вдруг мое сердце пропускает удар. Нет, даже не так. Оно замирает.

Я падаю в пропасть без дна, мне не за что ухватиться. Завороженно смотрю на экран.

Я только что встретилась взглядом с матерью.