Читать книгу Короны Ниаксии. Шесть опаленных роз - - Страница 3

Свое рабочее место я всегда содержала в чистоте, но в тот вечер прибиралась особенно тщательно. Я тщательно рассортировала все заметки и инструменты в угасающем кроваво-розовом свете вечера, что заливал мой стол. Когда я закончила, все было разложено по местам. Кто угодно мог бы сесть сюда и спокойно продолжить работу. Я сочла это весьма практичным – вдруг я не вернусь? Потерю меня самой можно было легко восполнить, моих трудов – нет.

Я критически осмотрела свою работу, после чего прошла в теплицу. Это было не самое красивое место – здесь произрастали не яркие цветы, а колючие листья и лозы в стеклянных банках. В такое время мало кому хотелось что-нибудь выращивать. И лишь за дверью в конце помещения, что выходила в поля, можно было найти проблеск красоты. Когда я была крохой, поля давали обильный урожай. Теперь пышная растительность виднелась всего на одном небольшом участке, где находились несколько розовых кустов: черные цветы среди изумрудных листьев, с красной каймой по краям лепестков.

Я аккуратно срезала один цветок, очень осторожно уложила его в сумку, затем вышла во двор.

Мина грелась на солнце. Было тепло, но она все равно укрыла колени одеялом. Она повернулась ко мне, прищурилась, глядя против закатных лучей, заметила, что я с сумкой.

– Куда ты собралась?

– По делам, – сказала я.

Мина нахмурилась, явно почуяв ложь.

На мгновение я замерла, стоя подле Мины, разглядывая темную кайму под ее ногтями, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию. Внимание привлекал в первую очередь тонкий слой телесной пыли, осевшей на стуле и одеяле. Смерть подкрадывалась все ближе, и кожа Мины уже начала сходить.

Я положила руку на плечо сестры и на мгновение ощутила желание сказать ей, что я ее люблю.

Конечно же, я промолчала.

Если бы признание прозвучало, она бы сразу поняла, куда я иду, и попыталась бы меня остановить. Вдобавок никакие слова не могли сравниться с тем, что я собиралась совершить. Любовь к Мине, ко всем людям я могла показать, пользуясь своими познаниями в медицине и математике. Но не через объятия – да и какой в них толк?

И потом, если бы я обняла ее, то, наверное, уже не отпустила бы.

– Лилит… – начала она.

– Я скоро вернусь.

* * *

Я стояла перед дверями, запыхавшаяся и вспотевшая, и собиралась с мыслями. Не хотелось показаться паршивой шавкой тому, что должно было меня встретить. Я бросила через плечо взгляд на десятки мраморных ступеней, по которым только что поднялась, и на лес позади них. Моего городка видно не было. Долгое, долгое путешествие.

В следующий раз возьму лошадь.

Я вытянула шею, чтобы как следует рассмотреть дом. Странное нагромождение архитектурных деталей – аркбутаны, арочные окна, мраморные колонны – должно было придавать ему нелепый вид, но вместо этого он казался неприступным, пугающим, безразличным ко мне.

Я глубоко вдохнула и выдохнула.

Затем постучала и стала ждать.

Я ждала и ждала.

Никакого ответа.

Через пару минут я постучала снова, уже громче.

Подождала.

Тишина.

Я постучала в третий раз, в четвертый… Наконец я подумала: «Что ж, ничего глупее этого я уже точно не сделаю» – и попыталась выбить дверь.

К моему счастью – или несчастью, – та была не заперта. Петли скрипели так, словно ее не распахивали очень, очень давно. Пришлось навалиться плечом на створку из красного дерева.

Меня встретила тишина. Повсюду лежала пыль. Глазам потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте; внутри царила такая же странная пестрота стилей, как и снаружи. Единственным источником света была луна в окне за моей спиной. В ее серебряном сиянии я различала очертания бесчисленных предметов – скульптур, картин, безделушек: их было так много, что глаза разбегались. Боги, до чего завораживающее зрелище!

– Эй! – позвала я.

Ни единого звука. И ни единого движения, кроме тихого шелеста полупрозрачных, поеденных молью занавесок.

Возможно, он умер. Никто не видел его десятилетиями. Вот досада – проделать весь этот путь только для того, чтобы найти гниющий труп. Интересно, он и его сородичи способны гнить? Или они просто…

– Похоже, – раздался глубокий голос, – в мой дом прокралась маленькая мышка.