Читать книгу Вселенские дыры души - - Страница 6

Лето 2004 года

Солнце превратило небо в земляничное мороженое, облака стали напоминать сахарную вату, когда мы наконец-то приехали в деревню и зашли за ворота. Нерасторопные курицы неуверенно перебегали через двор, который был сплошь и всюду усеян их помётом. Шелестя цепью по нагретой земле, пёс Барсик вставал на задние лапы и радостно ворчал. Было приятно, что за год, который прошёл в разлуке, он ещё не успел нас забыть.

Аккуратные горы дров – первое, что бросилось мне в глаза. У дверей валялось несколько галош и пахло так, как пахнет в деревне. Это запах свежих коровьих лепёшек, нежного сена и впитавшей дневное тепло земли. Иногда пахнет ещё и псиной, парным молоком и полынью….

Пришла бабушка, которая была у соседей и начала ругать дедушку, который смотрел сериал и даже не слышал, что мы приехали. Я поднялась по коротенькой лесенке, таща пакет с недоеденным в машине обедом. Мама с дедом заносили чемодан. Прохладный пол, кое-где застеленный самодельными ковриками-косичками, сразу снял усталость с ног, уютные комнаты подняли настроение. На неоштукатуренных стенах висели фотографии многочисленной родни, вышитые полотенца и иконы. Деревянные, аккуратно побелённые известью, с видимыми балками потолки казались выдыхающими свежий воздух. В зале стоял вместительный диван с ярким, пёстрым покрывалом, несколько стульев с подушками и простенькая лавка у стены, рядом с ней – старенький буфет с прозрачными дверцами, где пылились фарфоровые сервизы и хрустальные фужеры. Массивный круглый стол в углу кухни был весь уставлен свежеприготовленной простой едой, как это обычно принято в деревне. Отварной картофель в миске, половинки яиц на широком блюде, присыпанные консервированным горошком, нарезанные дольками огурцы и помидоры с пучком зелени в обнимку, горка жареных карасей и кастрюля с окрошкой, из которой торчала расписная ложка. Напротив стола белела та самая – настоящая русская печь, которую теперь редко кто сложить сумеет. На ней сушились травы и развалившись лежали буханки дарницкого и белого хлеба.

Но, казалось, я не замечала того чуда, которое происходит с людьми, сменившими хоть ненадолго привычную обстановку и встретившими далеко живущих родственников. Дедушка был родным братом маминого отца, но, если честно, мне он всегда казался каким-то чужим. Мы не так уж много времени проводили вместе, чтобы скучать друг по другу. Да, забавный старик, есть о чём с ним поговорить, он всегда отличался приподнятым настроением и весёлым нравом, особенно на фоне своей серьёзной жены, но…. Я думала только о том, как бы мне ненароком позвонить своему другу и незаметно для всех уйти погулять. Чувство, что нужно хоть немного посидеть и поболтать со стариками, угнетало меня. Мне не терпелось увидеть старых знакомых и узнать последние деревенские новости.

Бабушка, весело переговариваясь с мамой, выкладывала на стол тарелки и вилки, мама доставала привезённые из города гостинцы – копчёную колбасу, консервы, кофе, сыр и биттер. Я спросила у деда можно ли мне позвонить Витальке. Он, ответив, что можно, начал спорить со мной, утверждая, что я набираю неправильный номер телефона. Как такое могло быть? Пальцы помнили эти циферки наизусть. Задиристый дедуля по ходу просто забавлялся, сводя меня с ума.

На заднем фоне моего негодования неугомонный Барсик тявкал почти каждую минуту. Он рычал на всех, кто проходил мимо дома, на всех, кто нечаянно вскрикивал в соседнем дворе. Он даже не мог простить курице то, что та из-за своей неповоротливости запнулась об его миску и стукнулась клювом о полено. Его визг распространялся на всю округу. Четвероногий явно привлекал к себе внимание, чтобы к нему хоть кто-то вышел пообщаться.

– Привет! Это я, Маша!

– Приехала что ли? А я тебе весь вечер домой звоню! А ты здесь уже….

– Ну, да.

– Я тогда через полчасика приду, ладно?

– Давай! До встречи!

– Ну, пока.

Виталька приходился мне троюродным дядей. Конечно, ему это нравилось, но мне было бы проще, если бы он называл меня сестрой, а не племянницей. Он был невысокого роста, но широкий в плечах. Упорные занятия спортом сделали его очень сильным, школьные соревнования – известным в районе спортсменом, а романтическое мировоззрение – любимцем девчонок.

На улице быстро темнело. В сумерках жутко стрекотали взбесившиеся кузнечики. Их громкие звуки вываливались беспардонным ансамблем во все форточки. Освещавшие дорогу за окном фонари жужжаще подмигивали.

Барсик взвыл через час после моего звонка Витальке – точностью мой дядька не отличался. Я уже сидела за столом и уплетала жаркое. Когда Виталька присоединился к моему нехитрому занятию, на часах уже было около десяти.

– Бабка, налей Витальке самогонки!

– Ты, старый, молодёжь не спаивай….

– Да не надо мне самогонки! – с явным сожалением произносил Виталька.

– Какой вкусный хлеб печёт бабушка!

Мама перевела разговор в другое русло. И все сидящие за столом принялись обсуждать нелёгкую деревенскую жизнь, в которой многое приходится делать своими руками.

– Гляди, что у меня есть!

Я заглянула под стол и увидела в руках у Витальки здоровущий нож.

– Это зачем он тебе?

– Да как без него-то?

Виталька хищно оскалился, доел картошку, и печально посмотрев, как дед, крякая, пьёт самогонку, сказал:

– Спасибо, тётя Света, мы с Машкой пойдём уже, погуляем немного. Во сколько мне её обратно привести?

Мама начала настаивать на половине двенадцатого, старики отпускали до двенадцати, а Виталька улыбался и не знал, кого слушать.

– Пока! – прощание вырвалось почти на бегу и я, не успев в полной мере ощутить, как похолодало на улице, уже думала о том, как начать свою болтовню, чтобы не перебить Витальку, начавшего рассказ о своей девушке.

Угольное небо на фоне реденького вблизи дома леса низко наклонялось и затемняло горизонт. На берёзах сидели жирные бородавки, трава была противно мокрой от ночной росы, вся дорога была смачно, то есть от души, заминирована коровами.

– Хочешь, я тебе что-то покажу?

– Давай!

Виталька повёл меня в сторону леса и начал шутить, что утащит в глушь и там, сообразите сами, что он со мной сделает. Я, держа его за руку, спотыкалась о кочки, но шла, даже не пикнув от том, что неохота мне так напрягаться из-за какого-то деревенского чуда.

– Вот оно!

Виталька отвернул кору на лохматой берёзе и там, на коричневой древесине было вырезано, видимо тем ножом, которым он так хвастался, два имени – его и его девушки.

– Ты её так любишь, что даже дерева не жалко?

Меня брала досада на то, что у него всё так просто – сентиментально и непоколебимо. «Любит, когда всё как в дешёвом романе», – пронеслось у меня в голове.

– Да брось ты! Подумаешь дерево! Их тут до фига, а вот такой, как она больше нет!

– Действительно, подумаешь….

– Зануда ты.

Виталька сделал обиженный вид, но долгая разлука пошла на пользу, и уже через минуту он весело тарахтел о том, как у него прошёл выпускной.

– Представляешь, а утром после всего экшена я ехал в чудесным образом оставшейся чистой белой рубашечке за рулём уазика! Не знаю, как вообще это у меня получилось. Столько выпил… Потом упал дома на подушку и, хоть парни и звали, отмечать дальше не пошёл.

– Ничего себе!

Я восхищалась тому, насколько все люди в деревне дружные, тому, как весело у них проходят гулянки и сколько всего случается интересного и смешного. Мне с грустью вспомнился мой выпускной – дома я была уже в два часа ночи, потому что все одноклассники разошлись кто куда, в основном домой, а на следующий день даже никто не захотел встретиться. Подруга послала моего одноклассника, с которым я рассчитывала замутить, сами знаете куда. И, естественно, он свалил. Половина класса ушла со своими знакомыми гулять по пешеходному мосту и не позвала с собой…. Да что тут говорить, если двое парней, которые, пока мы учились, всегда были в центре внимания, вообще не пришли на выпускной вечер.

– Ну, вот мы и добрались.

Мы с Виталькой зашли к нему домой. Он долго переодевался перед зеркалом. Я сидела на диване с врученными мне для одобрения подарками от его девушки ему и думала, что он наивный до безобразия и такой же сентиментальный, как я. На фотографии его девушка казалась мне обычной и ничем не отличающейся от других.

– Жаль, сегодня танцев нет, но завтра я отведу тебя на них…. Парни должны торчать у клуба или около остановки. Так что сейчас со всеми повидаешься.

– Ты прямо как девчонка – весь перед зеркалом искрутился!

– Смотри у меня… досмеёшься над дядькой!

Хохоча, мы покинули его громадный по деревенским меркам дом. В общем, это был лучший дом в деревне, ведь наши родственники активно занимались животноводством и чем-то ещё. И поэтому могли себе позволить жить в такой, по мнению многих, роскоши.

Фонари казались великанами—циклопами, их светящиеся яблоки ослепляли, и перед глазами бегали белые пятна. На дороге стояла кучка народу. Подойдя поближе, я увидела знакомые лица.

– Привет!

– Привет! Давно приехала? Сегодня? Поступила в свою медакадемию? Молодец!

Вопросы сыпались недолго. В прошлом году эти люди узнали меня основательно, да и я их. Год назад умер мамин отчим, и мы с мамой пробыли в деревне достаточно долго – продавали дом и имущество.

Парни тогда сидели у нас в огороде, на диване на кухне и во дворе начиная с утра, когда я ещё видела седьмой сон, и расходились по домам под утренние крики петухов. Короче, их пребывание, действительно, длилось сутками. Мама даже боялась, что деревенские девчонки будут на меня наезжать. Всё внимание было на меня, но я знала, что со мной им интересно только потому, что я для них новый человек, ну, и место для тусовки было вполне себе комфортное – это вам не автобусная остановка или лавка у клуба. Целый дом с двумя дворами, кучей построек и цветущим огородом. А нынче-то я без дома и просто старая знакомая!

Постояв минут десять от силы, я поняла, что они действительно как-то холодно меня встретили. Да чего там – никто вообще не был рад меня видеть, и моя радость тоже сразу растворилась в чистом деревенском воздухе. Самое интересное, что после успешной сдачи экзаменов, я не испытывала шибко уж отрицательных эмоций, поэтому особо не расстроилась. И это ощущение затишья не волновало меня. Это на самом деле было чем-то даже непривычно хорошим.

– Пойдём, там, где-то нам на встречу шёл один товарищ да, увы, не встретился! – посмотрев на моё скучное выражение лица, сказал Виталька.

– Пока!

Я взяла Витальку за его большую лапу и потопала по бугристой дороге. Никто и не огорчился моему уходу. Это я почувствовала спинным мозгом.

Этот Виталькин товарищ в прошлом году влюбился в меня, но старался мне об этом не намекать, а о его чувствах я, конечно же, знала от Витальки. Но эта влюблённость осталась незамеченной мной. Я же не бегаю за парнями. Я так решила и не нарушу своих правил. В общем, этот товарищ нам почти сразу встретился на перекрёстке.

– Здорово!

Его смуглые ладони пожали мою пухлую ручонку. Через пять минут я уже не существовала для него. Они обсуждали с Виталькой какие-то события, и я отключилась от реальности. Помню, как я возвратилась в неё: мы сидели с парнями, к которым вернулись, на лавочке, они требовали поставить им бухло за прибытие. Вдруг подошла какая-то девчонка, и Виталька представил меня ей. Я подняла глаза и увидела взрослую девушку с короткой стрижкой, курящую сигарету, пуская дым между зубов. В этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд и отвернулась. Впрочем, не «чей-то», а Андрея. Тогда же, год назад у нас был лёгкий флирт, о котором я почти сразу забыла. Когда он на пару дней приезжал в город, и мы пересекались повидаться, его образ как-то сразу потускнел на фоне городских парней. И я, вообще, выкинула его из головы, да и он меня тоже. И это точно – он за год с двумя девчонками передружил.

Отведя глаза, я посмотрела на часы и сказала Витальке, что уже пора идти домой.

Он беспрекословно встал и со всеми распрощался.

Мы долго стояли потом с ним у ворот, не могли расстаться. Так много было того, что хотелось рассказать….

Дома я почти сразу улеглась на мягкую перину. Дед давно храпел, а мама с бабушкой, лёжа на соседних кроватях, болтали о целебных травах, лекарственных препаратах, о детях бабушки…. Дети, по словам бабушки, были самые, какие только бывают, никудышные, не в смысле жизненных достижений, а по отношению к ней и деду.

Старший сын, получив образование ветеринара, жил вблизи Тюмени, в какой-то деревеньке, потом, спекулируя и хитро умничая, набрался деньжищ. Вскоре заимел свою фирму и разбогател конкретно. Когда моя мама, его двоюродная сестра, в трудной ситуации попросила у него денег взаймы, он отказал, а вскоре на вопрос маминой сослуживицы об их взаимоотношениях, ответил: «Когда мне понадобится сестра, я её найду». Детей у него появилось на свет двое, но и дети не укорили его в том, что он отказался дать денег в долг даже их бабушке – его родной матери – на покупку цветного телевизора. Последний раз дома у бабы и деда он был три года назад. Вот так-то бывает на свете….

Младший сын во время службы в армии сбежал оттуда, и потом скрывался от трибунала восемь лет. Все деньги его родителей ушли на поддельные документы, на его проживание в Казахстане и на прочие его материальные трудности. Женился младший на какой-то сердобольной девчонке, которая вскоре родила ему дочку. Он начал пить и погуливать. Его поймали и посадили в тюрьму на два года. Жена ждать его отказалась. В то время, помню, у бабушки отнимались ноги.

Дочь поначалу жила в одной деревне с родителями. Вышла замуж за парня с плохой репутацией. От позора ей пришлось вместе с ним и двумя сыновьями уехать в соседний маленький город. Теперь она навещала родителей зимой раз в месяц, а летом – каждую неделю приезжает на два часа и, набивая чемоданы продуктами, уезжает обратно.

Бабушка обсуждала их безобидно, в её голосе не было ни злости, ни гнева. Возможно, чувствовала, что в чём-то виновата сама, ведь она их воспитывала. Может, даже и знала, в чём именно.

Наутро мы с мамой проснулись от звона будильника. Бабушка вставала в пол пятого утра, чтобы управиться с коровами, которым предстояло целый день на жаре быть пищей для слепней и паутов. Счастливо зевнув, что ещё есть время на сон, я окунулась в него и увидела, как возвращаюсь домой и иду гулять вместе с друзьями, после чего почему-то вижу себя со стороны, и мне не понятно то, как я выгляжу. Это же не я! Это моя мама…. И вправду, я уже не сплю. Мама разбудила меня и, позавтракав, мы собрались ехать на кладбище, чтобы покрасить надгробья могил маминых родителей.

Год назад я вообще не имела представления, как залазить в это яйцеобразное корыто под названием «люлька», но парни меня научили. В этот раз гордилась собой, что села самостоятельно… но всё равно я чувствовала себя лишней деталью мотоцикла. Но деваться было некуда, взяла на руки корзинку с едой и приготовилась к «американским горкам» по чернющей от грязи дороге. Мама села позади деда, который, оказавшись за рулем мотоцикла, стал выглядеть на двадцать лет моложе. Он гнал на нём, как и Шумахеру не снилось. Кепка со лба закрывала мне глаза, ещё немного и… мне казалось, что открою я свои глаза, уже находясь в канаве. Прямо дорожка в ад, так как рай с такой скоростью можно пропустить и не заметить, хотя особенное удовольствие у меня появилось. Скорость – это же единственное, что даёт ощущение полёта на земле… даже не столько тела, сколько души.

И вот, когда душа уже прочно засела в пятках, наконец-то показались и высокая облезшая оградка, и знакомые могилы – моих бабушки, прабабушки и деда с маминой стороны. А пауты совсем потеряли совесть от счастья. Иногда они кусали не больно (это большие и рыжие), иногда – совсем невыносимо (маленькие и серые).

Начинался самый разгар дня – начиналась жара. Надев перчатки, я стала рвать траву и бросать её за оградку. Дед уносил маленькие стожки и бросал в канаву. Много – много подорожника, лебеды и осоки довелось мне выдернуть с корнем, поранив при этом три пальца и потеряв свой и без того многострадальный маникюр.

Мама красила памятники, потом, увидев, что я закончила, поручила мне освежить краску на надгробьях. Занимательное дело наблюдать, как маленькие букашки прилипают к ярко-голубым доскам и, вымазавшись окончательно, остаются на них навсегда. При всех этих наблюдениях казалось очень важным самой не замарать трико и выходную бабушкину фуражку. Заскучавший дед, когда таскать стало нечего, оседлал свой мотоцикл и унёсся по засохшим кочкам дороги за железнодорожную линию на соседнюю улицу. Вернувшись через полчаса с бутылками холодной воды, он долго рассказывал, как добыл их:

– У них там лишь одна колонка на всю улицу работает! Мне прохожий паренёк её показал, когда я уже хотел к своей ехать….

– Деда, мы почти закончили, может, через часик приедешь? Зачем тебе на жаре париться? Отдохни пока дома….

– Не-не, я подожду. Ничего страшного. Вам совсем маленько осталось. Оградку на следующий год покрасите…

После этих слов мне сразу же вспомнилось, как два года назад мы красили эту оградку. Целый день на жаре с паутами. Хоть нам и помогал знакомый парнишка, всё равно действие так затянулось из-за частых прутьев, что я совсем не рада была этой поездке и постоянно приговаривала сквозь зубы, что больше я никогда на такое не соглашусь. И теперь мне представилось, как на следующий год повторится этот кошмар. Честно – стало не по себе.

Приехав домой с кладбища, мы сразу же пошли в баню. Было со мной такое, что после знойной деревенской бани я падала в обморок. И если не падала, то очухаться долго не могла. В глазах темнело, начинало тошнить, и весь мир становился не мил. Но у стариков баня оказалась не угарной, и я с удовольствием плескалась в тазиках, только попариться мама меня так и не уговорила.

Когда я уже вытерлась полотенцем и накинула халат, я услышала, как к дому подъехала машина, потом дедушкин голос отвечал на Виталькино приветствие и объяснял, что я не смогу поехать с ним на котлован, так как очень устала и нанюхалась краски.

Я выскочила во двор, дед как-то умильно посмотрел на меня и зашёл в дом.

– Привет! Машка, ты чё, поехали давай! Да не купайся, если не хочешь, так, в машине посидишь!

– Не, неохота уже. Вечером на танцы за мной заходи.

– Ну, как хочешь. Пока!

После бани приятно пообедав, я, читая «Поднятую целину» Шолохова, уснула. Надо отметить, что читать Шолохова, находясь в деревне – необычайное удовольствие. Слова классика проникают прямо в душу и вызывают различные эмоции – от смеха до слёз. Так описывать деревенскую жизнь, как он, больше не умеет никто!

Около восьми часов вечера мы с мамой отправились к родственникам, которых, если посчитать в деревне было у нас немало. Тёти и дяди встретили нас поначалу не очень дружелюбно, но, когда дело дошло до ужина и, естественно, самогоночки, неприязнь быстро улетучилась. За столом все забыли обо всех тревогах и стали просто болтать о жизни.

Около одиннадцати залаяла собака, и кто-то постучал в окно.

– Машка, выходи!

– Мама, я пойду, это Виталька…

– В час чтобы была уже дома.

– Ладно, и ты тоже. Пока!

Рядом с Виталькой стоял мой какой-то юродный братец. Мы пожали друг другу руки, и пошли к клубу. По дороге мы встретили и других парней. Некоторые уже были квакнутыми.

– Привет!

Я подняла голову и увидела Вадима. Он был изрядно пьян, и от него несло бражкой. Если говорить о красоте, то можно в нём её и не заметить, а если о мужской красоте, то её у него оказалось через край. То есть я хочу сказать, что было в его поведении что-то такое особенное. Мне всегда хотелось, чтобы именно этот молодой человек обращал на меня внимание больше, чем другие. Но, увы, он оставался холоден и беспристрастен, несмотря на все мои чисто женские уловки. Может быть, он был бы хотя бы другом для меня, если бы мы виделись чаще, чем раз в год.

В клубе играла не самая терпимая мной попсовая песенка, но, стиснув зубы, я слушала её, даже не сморщив нос. Парни постоянно выходили покурить. Их глаза бегали в поисках девчонки для пятиминутного удовольствия. Может я пишу и непонятно, но эта тема – деревенские шлюхи – мне очень неприятна. Я всегда болею душой за независимость женщин, в общем, за равноправие и всё в этом духе. Но я, конечно же, не мужененавистница, хотя доля здорового феминизма во мне есть. Поэтому сами можете догадаться о деревенских развлечениях, ведь о чём же ещё думают парни в 17, 18 или в 19 лет? Им не важны отношения и их общая продолжительность, главное для них – найти лакомый кусочек. Таким кусочком для Миши – самого красивого и интересного парня в деревне – стала одна прожжённая жизнью «девочка», сестрица Андрея (того, с которым мы мутили в прошлом году). Не помню, откуда она приехала, но, увидев впервые её лицо, мне стало понятно, что этим лакомым кусочком лакомились не раз. Конечно же, по внешнему виду судить о человеке нельзя, но я же видела все её дальнейшие ужимки!

Кстати, Миша мне тоже всегда нравился. Он был очень высокого роста, стоял крепко на своих длинных и стройных ногах. Была в нём изюминка. За словом в карман он не лез от слова совсем. И самое важное, он был умён и мог поддержать любой разговор.

Заиграла медленная композиция. Виталька, видя, что ко мне никто подходить не торопится, пригласил меня. Пока мы танцевали, я объяснила ему, насколько не люблю это времяпрепровождение. Я всегда отличалась какой-то неподвижностью, негибкостью. Музыка радовала меня, если я пела вместе с исполнительницей, но двигаться в такт для меня всегда было наказанием. Конечности цепенеют, а когда не можешь расслабиться и окунуться в ритм, какое же может быть тут желание танцевать?

– Посмотри, Машка, когда Мишка танцует, он всегда закрывает глаза от удовольствия! Забавно, да?

– И вправду, смешно смотрится….

После танца я присела на корточки к стене рядом с Вадимом. Он сидел, опустив свою голову, разглядывал пол и шевелил губами.

– Тебе нехорошо? – осведомилась я.

– Не-не, всё нормально. Но только чисто в физиологическом плане, а вот душа болит.

– Что же случилось?

Запах перегара не смущал меня, я давно привыкла к этому «аромату». Тем более что исходил он от человека, к которому я давно была неравнодушна.

– Да, понял я, что никогда не буду вместе со своею любимой девушкой. Никогда.

– Но не стоит из-за этого так переживать – живи дальше. У тебя ещё всё впереди.

– Знаю, но не легче мне.

– Сочувствую….

В этот самый миг к нам подошёл один паренёк и начал рассказывать недалеко стоящему Витальке про то, что только что случилось.

– Участковый пришёл! Всех почти, кто бухал, запалил! Пятерых схватил!

– Кого?

– Ёжу, Петьку, Пику, да сам иди, посмотри, мне некогда – надо смываться потихоньку, пока он меня не увидел….

Деревенский участковый взял с каждого провинившегося штраф в размере 300 рублей. Хорошо, что эти черти меня не уговорили поставить им бухло. Вот бы опозорилась на всю деревню! Городская спаивать приехала. Кошмар.

После полуночи моё время убегало сквозь ресницы деревенского бытия, и немного погодя нужно было возвращаться домой. Дискотека потихонечку продолжалась, несмотря на неприятное событие. Голос Юры Шатунова уже приелся и навязчиво булькал в ушах, как мочевой пузырь после пива.

Виталька огорчённо сочувствовал своим товарищам всю дорогу пока провожал меня.

– Вот мы и пришли, Машк. В Тюмень-то, когда уезжаешь?

– Да скоро, Виталь. Ещё к родственникам некоторым заглянем, и останется лишь купить билеты.

– Это в деревне сделать сложно. Кассу у нас закрыли. Нужно ехать в соседнюю деревню или вообще до Ишима.

Разглядывая испуганные тучами звёзды, мы стояли, обнявшись под ночным небом, и разговаривали, не спеша расстаться. У нас с Виталькой такое прощание было в порядке вещей, а вот тому, кто бы проходил мимо, мы бы показались влюблённой парочкой.

– Нынче, как приеду в Тюмень, позвоню тебе, Маш.

Виталька поступил в сельхозакадемию и собирался жить в Тюмени.

– Конечно. Встретимся – погуляем. Я тебя со своими подругами познакомлю. Быстро свою девушку забудешь.

– Нет. Я её никогда не забуду.

– Глупости! Городская жизнь тебя вообще обо всём забыть заставит. Даже то, с какой стороны к коровам лучше подходить, чтобы не обдристали.

– Ха-ха… скажешь тоже.

– Вот увидишь.

Как бы ни кусались комарики, как бы ни выли недружелюбно настроенные к шарахающейся по темну молодёжи собачки, как бы ни была прекрасна деревенская ночь всеми этими неудобствами, нам пора было расходиться по домам.

Зайдя в хату, я увидела, что мама до сих пор не вернулась от родни.

– Ну, вот. Я и то не опаздываю.

– Да ладно, Маш. Сейчас придёт, – прошептала сонным голосом бабушка.

Через полчаса пришла мама, и мы легли спать. Только мне не спалось. Мой нос болел аллергическим ринитом и не желал дышать по нормальному. Всякие травы и пух в подушках превратились для меня в наказание. Я просто лежала и о чём-то мечтала. И я даже помню о чём! Я ведь всегда мечтаю об одном и том же – чтобы меня полюбил мой бывший одноклассник, которого я уже очень давно безответно люблю. Не буду называть его имени. Оно и так уже у меня на лбу написано.

Проснувшись, я выглянула в окно и увидела, как моя мама полет грядки. Уже давно был день. А у меня как обычно – любой день превращается в утро.

Зайдя на кухню, пока я с аппетитом ела пироги со сметаной, мама рассказала мне, как увидела огромную лягушку в огороде. Лягушка обописалась у неё на глазах. Целых два раза. Очень интересно. Чего только не бывает в природе! Даже лягушки могут описаться прилюдно.

Потом мы опять пошли в гости. Через огороды по грязи до колен, утопая на каждом повороте. И тут я подметила:

– Знаешь, мама, как полезно ходить в сапогах по такой грязище! Это же профилактика целлюлита!

– Точно…. Смотри, это гусятки!

Маленькие жёлтые комочки бродили по зелёной травке.

– А курица может высидеть гусят? – спросила я.

– Ну да. Моя бабушка подкладывала курице гусиные яйца. Как же волновалась потом курица, когда гусята плавали в канаве! Бегает по берегу, крылья растопырит…. Кричит.

– Бедная….

– Вон тот дом с того краю, видишь? Нам туда.

– Ещё так далеко!

Шли мы к маминой крёстной, которая, увидев нас, сразу же повела на кухню. Так я встретилась со своим вторым завтраком, а мама с одной бабушкой, которая рассказала нам про маленькое чудо.

Эта бабушка сидела на табуретке и медленно чистила себе варёное яйцо. Ей было 80 лет. Ну, надо сказать, что она и выглядела на все 80. Рядом с ней сидел дед. То, что это – дед, я поняла только по разговору. В свои 70, он выглядел на неполные 50. А глаза его вообще были как у малого ребёнка. Голубые, наивно широко распахнутые. Он сидел в футболке, на которой была какая-то надпись на английском языке. Такой вот парадокс современности: деревня, навоз, глушь вроде бы и тут на тебе – на каждом втором футболка китайского пошива с надписями «Chicago bools» или «Kiss me». Так смешно и глупо смотрится, что плюнуть от досады охота за калитку.

И вот, эта бабушка, которая, казалось бы, и читать-то не умеет, пачками прочитывает газеты без очков. Без очков, представляете? Это в 80-то лет!

А всё почему?

– Вижу, дочь у тебя в очках ходит. Ты лечи её пока не поздно. Вот я ничего не видела, и мне посоветовали пить одну настойку из лимона, мёда, алоэ и самогона в равных количествах. Перед употреблением её пару недель нужно держать в темноте. Потом до еды по столовой ложке три раза в день.

– Большое спасибо, обязательно попробуем.

«Так и спиться недолго», – подумала я.

Пока все дружно болтали о всяческих вещах, не относящихся ни коем образом ко мне и не интересных, наверное, никому в принципе, я унеслась в своих мыслях так далеко, что не слышала ни слова. Мне думалось о том, что как это тяжело, прожить эти дни без моей любимой музыки. В деревне не то, что «Максимум» не ловит, даже MTV не показывает! Всего четыре канала – первый, «Россия», «СТС» и «REN—TV». Кошмарище неописуемый! Все смотрят отстой и слушают попсу. Но…. На то это и деревня. Правильно? Хотя… мне попадались и тут такие перцы, которые знают, кто такие «Король и шут». Знают. Но не больше.

Жареная картошка в яйцах с жёлтыми-жёлтыми желтками – объедение. Малосольные огурчики и много-много зелени на закуску вызывали неописуемый восторг. Самогонка пахла самогонкой. Всё, как всегда.

Только я уже заскучала. Мне-то, по сути, какое дело до того, что кто-то женился, умер, уехал из деревни? Это маме интересно. А я сидела и болтала под столом ногами, пытаясь задеть её за пятку, дескать, всё – пора идти к другим.

Другие были детьми сестры прабабушки. Они, впрочем, как и все, встретили нас достаточно радушно. И футболки были на тот же манер, и огурцы. Только ещё добавились несказанно вкусные булочки с маком и маленький ребёнок.

Мой третий завтрак плавно становился ужином. Количество выпитого молока просилось на волю. Я пошла в туалет. О, деревенский туалет! С какой охотою я сочиняла бы тебе оды и поэмы! А ты, моя Муза, лишь недоверчиво косишься и нагоняешь на меня страшную шуточку про то, как «старенький дед пошёл в туалет…». Такие дела. И мухи. А вместо туалетной бумаги – книжечка советских времён с речами какого-то празднословного политика. Замечательное ко всему дополнение – это большие жирные пауки. Везде, на стенах, вверху и внизу. Гадость, надо сказать, неописуемая эта их паутина. Висят они на ней такими чёрными пузырьками и хищно пялятся на тебя всеми своими глазищами. Да уж. А знаете, что самое главное? Это не шагнуть в дырку. Особенно ночью, ведь ничегошеньки не видать. Про пользование в зимнее время этой чудо-конструкцией я даже вспоминать не хочу. Однажды, когда мы приезжали к деду в лютый мороз, казалось, что писаешь уже колючими сосульками, а не мочой в агрегатном состоянии «жидкость». Про дела большие – вообще промолчу. Как камешками сходил. Причём всего секунд за тридцать уложился, но при этом умудрился превратить свои булки в мороженки.

Вернувшись к столу, я тут же была обделана какой-то пакостью. Маленький ребёнок! Теперь я знаю, почему я не шибко то люблю детей. Хотя и это – спорный вопрос. Иногда меня забавляет то, что они липнут ко мне как жвачка. Почему? Да я ведь с ними не сюсюкаюсь! Мы по-взрослому беседуем, и им это очень нравится. Даже самые маленькие хотят, чтобы их воспринимали как равных взрослым. Истина.

Пока я играла с девочкой во дворе – мы рылись в песочнице – незаметно стемнело. Непородистый щенок изжевал мою калошу и пару раз укусил меня за палец на ноге. В промежутках между построением домиков и тут же сравнением их с землёй, я успела пролистать валявшуюся на крыльце районную газетку из 4 листов. В ней были написаны рассуждения местных властей об урожае, прошедшем ЕГЭ и ещё не помню о чём. Абсолютно неинтересная газета.

После того, как появилась череда сериалов по первому и второму каналу, жители всей деревни прилипли к экранам своих телевизоров, и такие газеты для них стали просто упаковочной бумагой. Начиная с «Хозяйки судьбы», «Кармелиты», «Исцеления любовью» и заканчивая «Славянским базаром» – весь вечер эти люди смотрели всё подряд. Конечно же, в основном это старики, молодёжь после девяти шла гулять и пить бражку.

Вот и вернувшись домой, мы застали бабушку и дедушку за каким-то сериалом про наше правосудие. Бабушка взбивала масло в самодельной ступе, а дед время от времени предлагал ей свою помощь. В рекламу он пролистывал новый номер газеты «Жизнь». Кстати, самое интересное, что я, всегда пристально читая свежие номера «Ровесника», «Bravo», «Glamour», только из газеты «Жизнь» узнала, что Горшок женился. Рядом с заметкой даже была фотография его избранницы. Крашеная блондиночка с безупречным макияжем в светло-голубом платьице. Не подумайте, что я не одобряю его выбор – меня это вообще не касается – но как же так? А говорил, что он – последний панк и терпеть не может попсовиков, что его девушка – точно такая же, как он сам. Я ожидала увидеть кого-то похожего хотя бы на Аврил Лавинь.

Я плюхнулась в кресло и до самой ночи смотрела вместе со всеми всякую фигню. Потом бабушка рассказала мне про целебные свойства золотого уса. Настойкой из него она натирала ноги. А я протёрла лицо. Перед отъездом я взяла себе отросток этого растения и до сих пор пользуюсь этой настойкой. Надо сказать, кожа после неё чудесная. Пока я расспрашивала бабушку про золотой ус, дед нашёл мне заметку про это растение в вестнике «ЗОЖ». Я прочитала эту газету целиком и решила тоже её покупать. Уж очень познавательно в ней писали, что и чем лечить. Тем более, будущая профессия обязывала вникать и в народные рецепты.

– Вот, съездил в соседнее село и купил вам два билета на экспресс. Москва – Хельсинки.

Бабушка прыснула в ладошку, а дед продолжал:

– Еле додумался до этого. Купе стоит дорого, на плацкартный билетов нет. Поедете первым классом, все удобства и очень быстро.

– Спасибо. Во сколько завтра вставать?

– В пять утра. Пол шестого от деревни идёт поезд из двух вагонов до Ишима. Оттуда через два часа после прибытия сядете на экспресс. Москва – Хельсинки.

Мама с бабушкой засмеялись, а я понятия не имела почему. Утром, проснувшись, я мысленно попрощалась со всей деревней, с «драгоценным» туалетом и хромым цыплёнком большой нервной курицы. Выйдя во двор, я похлопала Барсика по широкой спине и почесала за ухом беременной кошке, раздувшейся как воздушный шарик. Она так потешно сидела на попе, вывалив своё пузо, и сложив на него свои лапки, что даже Барсик разглядывал её с умилением.

Дед снова посадил нас в свой сумасшедший мотоцикл. Мы попрощались с бабушкой и приготовились к экстремальной поездке. Дедушкина спина задерживала ветер, и маму не сносило так, как меня в люльке. Примчавшись раньше времени, мы стояли на вокзале и разглядывали своих попутчиков. Среди них оказались деловитые таджики с большими кулями, парочка пареньков, сонная, плохо накрашенная девушка и несколько мужиков с пропитыми лицами.

Попрощавшись с дедом, мы залезли в вагон и увидели, что внутри такие же сидения, как в электричке. Жёлтого цвета, расписанные фломастерами и маркерами различными ёмкими словечками, холодные и жёсткие до попопомрачения.

Ехали мы часа два, и за это время успели ужасно замёрзнуть и устать. К нам подсел бывший мамин одноклассник, который рассказал нам, что рядом с деревней теперь живут пеликаны, так как климат очень резко меняется. И действительно, буквально через минуту мы увидели в окне пеликана. Эта птица летела над водой, и издали её можно было принять за кого угодно, если бы не её клюв.

Выйдя в Ишиме, мы читали газеты и кушали пироги, пока ждали экспресс. Как бы я ни хотела избежать очередного потрясения, но всё-таки мне пришлось посетить привокзальный туалет. Мама осталась сторожить вещи в зале ожидания, а я отправилась искать местную достопримечательность. О, я никогда этого не забуду! Войдя в это пристанище необыкновенного запаха, я увидела три дырки в полу, отгороженные друг от друга маленькими стенками. Над одной сидела девушка, которая приглушённым голосом выдала мне, не понятно зачем:

– Мм, не получается что-то…. Не могу.

Я молча подошла к соседней дырке. Рядом с ней было много белых комочков по углам. Присев, я распознала, что это. Вернее, кто это. Да-да, они самые – копошились и расползались во все стороны. Наверное, так быстро, как в этот раз, я ещё никогда в жизни свои дела не делала.

Вот вам и городской ишимский привокзальный туалет. В деревне и то – он был покультурнее.

Солнце было уже высоко в небе, когда мы садились в экспресс, который потом на большой скорости уносил нас далеко от родной деревни.

– Мама, а он, правда, в Хельсинки идёт?

Все пассажиры с усмешкой покосились на меня

– Маш, дедушка пошутил. Маршрут экспресса Омск – Тюмень.

Ладно, хоть мама смеяться не стала. Я разлеглась в кресле и задремала, изредка открывая глаза. В окнах мелькали маленькие деревушки и озёра. Но в основном и слева, и справа был лес, который то возвышался над нами, то раскидывался в низине.

Мне совсем не хватает слов, чтобы передать все мои впечатления о деревенской жизни. Я ведь с малых лет езжу в деревню каждый год и узнаю там много всего интересного. Чего только стоит обыкновенная встреча коров, когда целое стадо появляется на горизонте и каждая корова ещё издали узнаёт своего хозяина. А он – свою корову. Можно долго писать, но всё равно будет невозможно рассказать обо всём. Это словно побывать в другом мире, где всё вроде бы точно такое же, но абсолютно другое.

Кремообразные пылинки

Из жгуче белых облаков

В прозрачной тонкой паутинке

Из солнечно счастливых снов…

Играли ветвями берёзы

Два сонных летних ветерка,

Малина скидывала слёзы

Дождя, что шёл издалека….

Весь мир, казалось, был прекрасен,

Как дети ласточек в гнезде,

Погожий день был в редкость ясен

И воздух чист был как нигде….

Но в эти чудные мгновенья

Селенье было мне чужим

Ведь я ждала всё приключенья,

Мне в тягость здешний был режим:

Так мало смеха, нет печали,

Копёнки сена – всё пучком,

Пахать меня не заставляли

И развлеченьем был лишь сон….

Картинно грязь спит на дороге,

И гуси чинно лезут в пруд,

А в доме сразу на пороге

Лежат галоши, тапки ждут….

Где молодой душе отрада?

Не в пьяных танцах по углам,

Не в огороде, за оградой,

Где приключенья, только там!