Читать книгу Вселенские дыры души - - Страница 8

«Мы познакомились в одной тусовке, в которой я частенько бывала. Сначала он наговорил мне каких-то гадостей, но со временем мы нашли общий язык. Сидели мы с ним однажды как-то на кухне, в какой-то задрипанной общаге, когда народ уже вырубился, и болтали о том, да о сём.

Он был весь такой с иголочки – моднее просто не бывает. Крутая причёска, запах чего-то сладкого к кофе, исходивший от одежды, бритая небритость на лице без единого косяка. Я же рядом выглядела, как замухрышка, – с растрёпанными волосами, в мятой футболке и облупившимся лаком на ногтях. Он восхищался фильмами Жан-Люка Годара и Франсуа Трюффо, обсуждал работы Педро Альмодовара, Франсуа Озона и Ксавье Долана. Я могла часами погружаться с ним в кинематографический мир, оставаясь, в роли случайной прохожей и чувствуя себя хамелеоном, от страха поджимающим свой хвост.

– Представляешь, когда Годар снимал «На последнем дыхании», он постоянно импровизировал – останавливал съемку, затем за столиком в кафе писал диалоги и передавал их актерам! А оператора он усадил в инвалидную коляску, и тот ручной камерой снимал движения персонажей!

Я изображала удивление и не знала, что говорить в ответ. Но мои ответы ему и не требовались. Он взахлёб продолжал просвещать меня о бунтарских выходках режиссёров «новой волны» французского кино, и почему их преемниками считает постановщиков современного артхауса.

«А вдруг всё всплывёт наружу? – думала я, прислонясь к холодной стене общежития, пока он ходил в туалет. – Вдруг станет понятно, что ни черта я не разбираюсь и не понимаю в этом перемудрённом авторском кино». Я же не знала тогда, что на самом деле никто ни хрена не понимает. И все транслируют свои однобокие суждения сквозь призму собственного опыта и всё.

А больше всего меня удручало то, что я понятия не имела, что он здесь и сейчас со мной тут забыл? Чего ему не хватает в его прилизанной жизни из молескинов, конверсов и маршмеллоу? Почему тянет на бесконечные разговоры со мной?

Мы проболтали с ним до утра, а потом он стал ежедневно закидывать меня сообщениями и письмами, суть которых сводилась опять же к перебиранию творческих продуктов человечества – книги, картины, музыка, фильмы… факты, цитаты, изображения и так далее. Голова моя пухла, но было стрёмно не отвечать. Не хотелось показаться невоспитанной что ли. Не знаю….

И через неделю на этой же обшарпанной кухне он сказал:

– Может, сходим куда-нибудь? Ну, в смысле только ты и я. Как бы… без всех…

Без всех – это без тех, с кем мы каждые выходные собирались в этом пристанище творческого неадеквата: людей искусства, как сейчас говорят. «Богемы» – так бы сказали наши родители. В общем-то, друзей, если не просить их помощи и не рассчитывать на поддержку. По факту – компании побухать, задвинуть за культурные артефакты и продемонстрировать собственные успехи в завоевании творческого Олимпа.

– Да. Пойдём. Конечно.

Сказала ему, как будто проскандировала на митинге, я. И тем самым – вызвала неловкое молчание в ответ. Надо было как-то выдержать паузу, но от боязни обидеть человека, не смогла. Резко, зажмурившись, как принято идти в бой. Помирать так молодым! С закрытыми глазами. Согласилась. Правда, соглашаться совсем не хотелось. Тут же стрессу на полгода потом и однозначно – потеря новоиспечённого друга. Так как парой мы просто быть не могли. Он – неземное существо из мира шмоток, а я – человек простой, мне лишь бы картошки жареной и глаза каждый день не красить…. Ну и под одеждой у меня – рыхлое тельце с целлюлитом и гусеничными складками. У него же глаза из орбит выпали бы, когда он мои прелести увидел бы.

Настал тот идиотский день. Поход в кино на самый дорогой сеанс. А до него – жратва в фаст-фуде, очередь за мерзким попкорном и замирание сердца в женском туалете у зеркала.

– Господи, как я выгляжу, – всматривалась в свою рожу я, – прыщ надувается, глаза как у макаки срака.... А вдруг полезет ещё… куда мне жир девать? Столько съедено, даже живот не втянуть....

А он стоял и ждал меня в коридоре. Счастливый и довольный, как пёс, которого наконец-то отвели под куст в конце рабочего дня. И вырядился, как на праздник – по ходу специально ходил в свои стильные магазины за новыми тряпками.

– Я тут набрал афишек, почитаем потом. Выберем, на что пойдём в следующий раз…

«Ох, ты ж, блин. В следующий раз. Затянется по ходу наш кинороман, как бы ни накрыло меня от такого развития сюжета», – подумала я.

– Отлично, – говорю ему, – давай устроим марафон. Лишь бы мозги не растеклись, это же всё-таки сплошной мейнстрим.

– Да ладно… не всё же нам смотреть арт-хаус. Спускаться с облаков порою тоже надо.

И так, мы, по-прежнему в капсуле неловкости от нового статуса друг для друга, зашли в кинозал. Там пахло креслами, карамелью и газировкой.

В середине фильма меня обдало ледяной волной прозрения. У него точно была включена стандартная программа по завлеканию женских особей в своё логово. Этот говнюк несколько раз прикасался ко мне именно в те моменты, когда я радовалась происходящему на экране. И всегда – именно к тыльной стороне правого запястья. Получается, якорь мне на руке устанавливал. Вот такие дела….

Я от злости чуть не выронила свою банку с колой прямо ему на джинсы. Но ругаться в полном зале народа – не шибко то хотелось. Решила немного остыть, отключив свой мозг, поедая глазами распиаренную отрыжку режиссёра дебильного кино.

По ходу он как-то смекнул, что я догадалась о том, что он делает. Не знаю, что творилось у него в голове. Но мы за три минуты после окончания фильма перекроили действительность и снова стали типа друзьями без всяких намёков на что-то большее.

Только потом уже дома, перед сном, мне пришла странная смска: «Всё не так, как ты думаешь». Но на что он рассчитывал, когда написал её? Что я ночь проведу в переписке с ним или, размышляя, что имел он в виду? Да ну на фиг. Я просто почитала перед сном рассказы Михаила Зощенко, поржала как слон над «Аристократкой» до первых стуков соседей по батарее и вырубилась без задних ног.

Утро началось с «продолжения банкета». В смысле, за ночь в телефоне скопилась херова туча сообщений от моего неотразимого френда. Короче, накрыло его не хило. Думаю, после нашего беспонтового свидания, он направился в какой-нибудь крутой бар, где продают вишнёвое пиво Belle-Vue, и залил им себе свои глазища по самое не хочу.

В первом послании было: «Неужели ты думаешь, что я ради секса с тобою общаюсь?». В последнем: «Ну и дура. Хрен с тобой». Вот истеричка. Совсем уже крышу снесло – устроил разбор полётов, как малолетка какая. И зачем он мне тогда сдался? Я и до сих пор не знаю. Но такие ведь люди, как он магниты. Или чемоданы без ручки, что вернее в нашем с ним случае. Я не стала ничего ему отвечать. Оправдываться не увидела смысла. А придя на работу, увидела огромный букет синих роз на столе с запиской: «Прости».

Так продолжалось больше недели – он звонил и писал, пытался выловить меня у подъезда, но я прочно не шла на контакт с этим придурком. Не брала трубку телефона, не отвечала на месседжи, выходила из дома раньше обычного, возвращалась – позднее. Но под ложечкой жутко сосало. Вечерами я проглядывала наши фотографии. И мысленно продолжала вести с ним беседы. Конечно, хотелось обольститься – забить на его выкрутасы и, расслабившись, подпустить поближе. Но всё-таки было страшно. Если он не от чистого сердца старается, а обмануть меня хочет – пережить нелегко стало будет такое. И верить ему – особых оснований не было.

Ну, зачем ему – такая, как я? Правда, ведь странно? Я же не красавица, не модница, не под стать ему вовсе….

Всё же хватило меня ненадолго. Найдя в почтовом ящике (!) письмо в дизайнерском конверте с фактурой микровельвет, я принесла его домой и вскрыла. Там было пять листов бумаги цвета слоновой кости с его мыслями о жажде серьёзных отношений с интересным человеком, когда вокруг одни «тупые тёлки», о нашей грядущей свадьбе и знакомстве с родителями. И я, конечно же, сдалась. Растаяла глупой снегурочкой в лучах яркого мартовского солнца. Хотя вопрос: «какая на хер свадьба?» жутко просверливал мне лобные доли, а нутро жалобно урчало, чтоб не велась.

Мы встречались с ним целый месяц, в котором было всё: походы на пьянки к общим друзьям, посещение кинофестивалей, прогулки по магазинам, чтение книг в библиотеках… и, конечно же, секс. Я похудела на 10 килограммов, сменила прическу и гардероб, перестала красить губы помадой и говорить всё, что думаю. Мой уровень самооценки повысился, спина распрямилась, и на других девушек я стала смотреть свысока. Ведь самый красивый парень, на которого многие пускали слюни, был моим. Он забрасывал меня подарками, постоянно звонил, и казалось, куда бы я ни пошла, он следил за мной, даже если был в это время на работе. Почему-то он всегда знал, где я, и что делаю.

Однажды мы попали в компанию каких-то его приятелей. Как обычно, обкуренная хата, пьяные песни под гитару, две бутылки текилы и художница—импрессионистка. В ту ночь мы танцевали и бегали за догоняловом в круглосуточный бар неподалёку. И нахлебались по самые уши. Он вырубился в обнимку с художницей на надувном матраце, валявшемся на полу, а остальной народ – задрыхнул шпалами на двуспальной кровати. Я же никак не могла уснуть полулёжа в раздолбанном мягком кресле, от которого несло кошачьей мочой, поэтому решила пойти налить себе чая на кухню.

В момент, когда я задумчиво макала в чашку пакетик «Принцессы Нури», в дверном проёме появился большеглазый брюнет, тусивший с нами впервые. Увы, но имени его я не запомнила во время нашего шапочного знакомства, а переспрашивать после уже было неудобно. Он молчаливо взял сигарету, чиркнул спичкой, сделал пару затягов, а потом резко сказал: «Надеюсь, ты знаешь, что он – женат». Тут меня словно ошпарило кипятком, но внешне я решила не паниковать, и полушепотом ответила: «Знаю». Прозвучало неубедительно. И этот парень сразу просёк, что открыл мне Америку, которую я не искала. Естественно, мои мозговые извилины подкинули мне парочку умозаключений тут же. И как бы всё на свои места сразу вдруг стало: я не была у него дома, он часто как будто пропадал и всё время контролировал меня, чтобы если что – пресечь на корню шаги влево и вправо.

Наутро я ушла «по-английски». Не знаю, сказал ли ему тот парень, что сдал его с потрохами. Но пару дней мне никто не звонил.

Надо ли объяснять тебе в каком смятении духа я тогда находилась? Понятно и так. Никакие мантры и благовония, мандалы и игрушки в телефоне мне не помогали. Я начисто потеряла покой и перестала есть.

И вот, уснув вечером, читая «Мне тебя обещали» Эльчина Сафарли, я увидела сон о конце света. Всё рушится, падает, а куда бежать – я не знаю. Но вдруг понимаю, что всё это – за окном, а я лежу в обнимку с ним, и меня не касается эта грядущая погибель всего человечества. Он рядом, он – мой, и всё хорошо. И на этом моменте вдруг зазвонил телефон. Я просыпаюсь, хватаю со спросонья трубку, а там – его голос: «Не бойся, я с тобой. Это всего лишь сон». Вот такой вот хернёй он напугал меня так, что мороз по коже пошёл. Это было уже чересчур. Сдавленно проговорив с ним несколько минут ни о чём, я сказала, что мне некогда и положила трубку.

На следующий день он встретил меня после работы. Вид у него был, мягко говоря, не очень. Одежда – мятая, борода торчит, сосуды в глазных яблоках полопались кровавыми звёздочками. Сидя на бордюре и куря одну за другой вонючий «Пётр», он говорил, что любит меня, и чтобы я его не бросала. Мне хотелось жрать, завалиться дома на диван и ничего не делать. Ручки тяжёлого пакета с книжками, урванными в обеденный перерыв на распродаже с дикими скидками, больно врезались в ладонь. «Любит… как же… ничего святого нет, готов врать о чём угодно», – пронеслось в моей голове.

– Ты не знаешь, как я живу на самом деле. И через что прохожу всякий раз, когда прихожу домой, – сказал он, убирая с глаз свою модную чёлку трясущимися руками.

– Мне и не нужно этого знать. Достаточно того, что я уже узнала, чтобы всё это прекратить, – ответила я и хладнокровно пошла в сторону автобусной остановки.

А вслед услышала только одно: «значит, ты и не любила меня вовсе». Ну, как бы да. Наверное, не любила. Так немножко сошла с ума и только. Снесло крышу, но вот – она снова на месте.

Прошло два года. Мы изредка пересекались в компании общих друзей. Пару раз виделись на мероприятиях. Ещё реже – встречали друг друга на улице. Но, кроме «привет» и «пока» ничего друг другу не говорили. За это время я изменилась бесповоротно, и неизменно оставалась одна, хоть и была в отношениях не единожды. Лишь одна беда меня преследовала регулярно – я всё равно думала о нём, общалась с ним мысленно. И это были самые интересные беседы в моей жизни. Со временем его образ во мне обтесался, избавился от всего лишнего. Мне стало казаться, что поговорить вообще больше не с кем – общий язык найти с другими людьми не удавалось.

Я нашла его жену в социальных сетях. И каждый вечер разглядывала их совместные фотографии. Она была вполне себе ничего. Красивая, ухоженная, загорелая, и к тому же – блондинка без чёрных корней. Смотрелась с ним рядом куда лучше, чем я. Модная одежда, голые щиколотки, татуировки – всё это сочеталось с его хипстерской наружностью как нельзя лучше.

Но мне всё равно казалось, что на её месте должна была быть я. И только для того, чтобы разговаривать с ним, как раньше. И поскольку единственное, что мне было нужно – это общаться с ним, то, как только я это осознала после очередных горьких раздумий на фоне своего одиночества, так практически сразу вышла из зоны безопасных выдуманных разговоров.

Я ему позвонила.

– Не бойся, я с тобой. Это всего лишь сон, – сказала я без промедления.

Он засмеялся. Таким добрым светлым радостным смехом…

И ответил: «Я развёлся. Давай завтра сходим в кино».

Но в кино мы так и не сходили. В тот же день я узнала от общих знакомых, что никакого развода не было. Он как жил с женой, так и живёт, сказали они. Я тут же сменила номер телефона и страницы в социальных сетях. Без предупреждения и объяснений».