Читать книгу Магазинчик грехов - - Страница 3

2

Чайник закипел. Мистер Баббингтон неспешно погасил огонь на маленькой плите, подошёл к двери и повесил на неё вывеску "Закрыто на перерыв". После чего он налил себе кипятка в чистую и белую как снег чашку с позолоченной каёмкой и охладил уже приготовленной с утра заваркой вкусного, классического чая "Эрл Грей", который так любил принимать за завтраком. На столике уже красовалась тарелочка с такой же золотой каёмкой и плюшками внутри, аккуратно разложенными из центра по спирали. Стул как бы неожиданно появился у столика и прямо подстать к месту, куда решил присесть Мистер Баббингтон.

На нижней полке столика лежали полотенца, которые Баббингтон каждый вечер выглаживал до идеала и с утра клал обратно на полку. Одно полотенце он положил на колени, а вторым закрыл свой красный пиджак с чёрным галстуком и рубашкой.

Только Баббингтон поднёс чашку с чаем ко рту, как кто-то нарушил его покой:

– Решил устроить себе обеденный перерыв, Баббингтон? – раздался чей-то высокий корявый голосок и Мистер Баббингтон дрогнул, отчего из чашки упала капля чая прямо на полотенце.

– А ты всё так и не научился прилично появляться в обществе, Чертыхтынг?

– Я чёрт, а не сопливая вельможа, – церемонно поднял он подбородок, – мне приличие ни к чему.

– Это точно, – не без усмешки ответил Мистер Баббингтон. – Где Стервелла?

–…гляньте-ка, да меня тут вспоминают, – раздался писклявый голос откуда-то сверху. Размахивая своим красным хвостом и продолжая висеть вниз головой, спустился второй чёрт. – А я уже было подумала, что вы про меня забыли!

– Тебя, Стервелла, забыть просто невозможно, – отпил глоток чая Мистер Баббингтон, – как бы я не пытался…

– Может быть, тебе и работать здесь уже не нужно! Пойдёшь в цирк? Ха-ха-ха! – сам пошутил и сам упал со смеху толстый Чертыхтынг. – Ой, бёдрышком ударился.

– Не шути так, Чертыхтынг, – улыбнулась Стервелла. – Нашему другу Баббингтону и так было несладко.

– Да, – добавил Чертыхтынг, – я видел, как ты погрустнел, когда старик выходил из Магазинчика. Думаешь, он не примет грех до полуночи? – подошёл чёрт к окну и, отдернув штору, провожал взглядом ещё не пропавшего из виду Господина Какискряга.

– Всё ему хочется верить в лучшее, – добавила Стервелла. – Баббингтон, Баббингтон! Века идут, а ты всё так и не меняешься!

– Дайте мне спокойно поесть, маленькие черти! – уже начинал раздражаться Мистер Баббингтон.

– Ах! – показушно обиделась Стервелла. – Я, между прочим, чертовка! Уважайте мои феминитивы, сударь!

– Да забей на него, Стервелла! – отвернулся от окна Чертыхтынг. – Пусть и дальше себе сидит и ест свои плюшки в одиночестве.

– Всё лучше, чем ваше общество.

– Ах, какая низость, – Стервелла преобразилась в французское платье с зонтиком на плече. – Мадам была бы недовольна. Ха-ха-ха!

Мистер Баббингтон сверлил Стервеллу взглядом, но ничего в ответ не сказал, а только отошёл от столика, лишь бы не взаимодействовать с этими чертями. Он подошёл к выдвижной полке у лавки с флаконами и достал оттуда деревянную коробочку, разделённую на двенадцать отсеков. В каждом отсеке была маленькая колбочка с переливающимися жидкостями, которые всё время меняли оттенок, но не меняли цвета. Так, например, одна колбочка светилась красным цветом, но по мере прохождения времени сменялась на малиновый, пурпурный, бордовый, а затем опять красный. Другая также была сначала синего цвета, но потом сменяла цвет на ультрамарин, тёмный ультрамарин, болотный и снова синий. Мистер Баббингтон достал из этой же коробочки пустую колбу и, заручившись чистым обеденным блюдцем, начал над ним смешивать разные компоненты в различных пропорциях.

– О! – удивился Чертыхтынг. – Так значит ты всё-таки не выкинул их? – в его голосе проступила детская любознательность. – Я думал, что после последнего эксперимента ты больше не возьмёшься за них…

– Всему своё время, Чертыхтынг, – не отрываясь от смешивания колбочек, надел очки Баббингтон.

– Что же на этот раз ты решил создать? – также поинтересовалась Стервелла.

– Любопытство… – достал он колбы Радости, Любви, Алчности и Гордыни.

– Ой, фу. Ненавижу положительные эмоции, а вот Алчность и Гордыня мне нравятся!

– Я не удивлён… – начал смешивать в разных пропорциях жидкости Баббингтон.

Тут из-за второго плеча выглянул Чертыхтынг и, внимательно смотря на то, как Баббингтон смешивает жидкости, поинтересовался:

– Как ты понимаешь, какие колбы нужно смешивать?

– А разве вам не нужно спешить вниз? – не захотел отвечать на вопрос Баббингтон. – Наверняка вас там уже ждут.

– Думаю, они не сильно разозлятся, если мы задержимся на пару минут…

После того как Мистер Баббингтон понял, что от них проще отвязаться, просто разъяснив, что и как работает, он решил именно так и сделать и, вздохнув, начал пояснять:

– Любопытство – сложное чувство, которое состоит из нескольких компонентов, – Баббингтон начал активно доставать из отсеков разные колбы, и черти склонились над ними, сев на его плечи. – Первое и самое главное – это интерес к чему-то, а значит, он состоит из Желания, то есть Любви и стремления обладать, – Баббингтон вылил немного жидкости из колбочки и открыл вторую. – В то же время Любопытство – это поиск удовлетворения после того, как неизвестное станет известным, а значит – это ещё и Счастье, – он налил жидкости из другой колбы, – но Счастье в своём чистом виде пассивно и не может быть мотиватором к действию, а лишь только самоцелью, а значит… – Баббингтон открыл третью колбочку, – нам нужна капля Страха, которая вместе с Любовью и происходящим от неё интересом будет рождать Предвкушение, – Баббингтон перемешал все жидкости в колбе, и они заискрились, – и, конечно же, немного Гордыни, но лишь только после добавления Счастья…

– И зачем это всё? – как-то по-простецки спросил Чертыхтынг.

– То есть?

– Разве Счастье нельзя добавить сразу?

– Конечно же нет! – нахмурился Баббингтон. – Это породит пресный гедонизм с присущим ему сиюминутным наслаждением.

– Это Любопытство двигало тобой, когда ты влюбил её в себя? – съязвила Стервелла.

Мистер Баббингтон бросил на Стервеллу красные от гнева глаза. Стервелла опешила от страха и упала с плеча Баббингтона на пол, но в следующую же секунду поднялась и отошла на несколько шагов назад. От неожиданного гнева, который испытал Баббингтон, эмоция попала в колбу, и та, смешав в себе несовместимые компоненты Гнева и Любознательности, лопнула и выплеснула на всех троих фиолетово-чёрные пятна грязи:

– Ладно! Ладно! – выставила две руки перед собой Стервелла. – Я же пошутила. Не серчай, сударь! Пошутила я!

– К Ней, – вновь успокоился Мистер Баббингтон и посмотрел на коробочку, – я испытывал только чистую любовь… – он достал колбу с розовой жидкостью, которая через две секунды сменила розовый на бежевый, а затем на розово-белёсый.

– Но ведь добился её отнюдь не самым праведным путём, – подстегнул Чертыхтынг, но достаточно сдержанно, чтобы не взбесить. – Да и неважно это всё.

– Нам уже пора в Преисподнюю, коллега! – позвала Стервелла. – Работа не ждёт!

– Ох, да я бы эту работу… – нехотя, покачиваясь, пошёл за Стервеллой Чертыхтынг. – Почему во всём мире уже так активно используется «делегирование», но только не в нашей Преисподнее!?

– Пошевеливайся, а то получим оба от Господина, что мама не горюй! – тут Стервелла резко развернулась и обратилась к Мистеру Баббингтону. – И не забывай про собрание, Баббингтон!

– Я помню… помню.

– Вот и хорошо! – тут она дёрнула своей красной юбчонкой, прокрутилась несколько раз вокруг своей оси и исчезла под полом, оставив после себя струйку дыма.

– До скорого, Баббингтон, – лениво и оттого медлительно, но всё же прокрутился вокруг своей оси Чертыхтынг и, исчезнув под полом, оставил после себя почти такую же струйку дыма, но только немного потолще.

«Дьявол! И мне с ними ещё работать век, если не больше!» – разгорячился Мистер Баббингтон и вспомнил, что перерыв уже давно закончился и пора бы открывать Магазинчик для новых посетителей.

Как раз у большинства людей, что ещё утром бежали в своих серых одеждах в серую дождливую погоду, появился аппетит и, конечно же, желание приобрести умеренную дозу Обжорства. Ибо, как гласит поговорка: «Делу время, Обжорству час». Вот и сейчас настал тот самый час, когда к Мистеру Баббингтону выстроилась целая очередь за покупкой колбочек с Умеренным Обжорством.

Бывали, конечно, и такие люди, которые в перерывах приходили за средним флакончиком Гнева, но это были отнюдь не все. Только неугодившие своему начальству сотрудники, прохожие, споткнувшиеся на ступеньках метро, поссорившиеся из-за какой-то мелочи супруги или друзья, что тоже чего-то не поделили, да так сильно не поделили, что даже могло показаться, будто они и друзьями перестали быть вовсе. Короче, немногие приходили за Гневом.

В окне показались господа Реконвотиз, которые даже в обеденный перерыв умудрились прихлестнуть к какой-то привлекательной даме в сереньком пальто, но с торчащей внизу бежевой юбкой-карандаш:

– Ох, ваши ножки так прекрасны, что их красотой любовались бы все посетители Нотр-Дама! – говорил Жерар, на что девушка хихикала и играла с ним глазками.

– Знаете ли! Жерар, конечно, разбрасывается комплиментами, но я куда лучше него могу блеснуть словцом! – Девушка заинтригованно посмотрела на Дюрера, и тот, после десяти секунд молчания, сказал. – Ваши стопы белы… как слоновая кость!

Девушка скорчила гримасу и снова с улыбкой повернулась к Жерару. Так они прошли мимо окна Магазинчика Грехов, откуда их смог заметить Мистер Баббингтон.

Весь последующий день проходил достаточно буднично и особо ничем не отличался от любого другого будничного дня – такого же, как вторник, среда, четверг или пятница. Гости приходили то более активно, то переставали приходить вовсе, позволяя Мистеру Баббингтону насладиться чаем, но без плюшек, ибо плюшки уже закончились. Были среди гостей и молодые посетители, и старые, и бедные, и богатые, и те, кто уже когда-то заходили, но не так часто, чтобы запомнить их имена, и те, которые ещё не заходили вовсе. Короче, гости заходили совершенно разные.

Иной раз Баббингтон подсчитывал выручку и количество посетителей за день и сам от себя удивлялся, как он при такой клиентуре ещё мог успевать перекусывать.

Так и проходил весь рабочий день, пока до этого ещё серое пасмурное небо не начало окрашиваться в синий и ультрамариновый цвета. Лишь на горизонте небо оставалось белесо-голубым, а местами даже отдавало некоторой краснотой. Прохожие при таком освещении переставали отбрасывать и до этого еле заметные тени и сами стали в своих серых нарядах казаться тенями. Только всматриваясь в улицу из окон домов, можно было разглядеть более светлые силуэты, выходившие из метро и медленно, устало бредущие по улицам и переулкам. Один заходил в кафе, чтобы выпить чаю, другой перед сном забегал в Магазинчик грехов, чтобы взять успокоительную порцию Лени.

Даже двери метро как-то подустали злиться. Так много уже через себя пропустили прохожих. Понедельник – день насыщенный, поэтому многие двери даже решили раньше уйти с работы и просто заели в открытом состоянии, «якобы» зацепившись за камушек или какую-нибудь банку из-под мусора, но мы-то знаем, что просто эти двери решили пораньше слинять с работы, оттого и заели в открытом состоянии.

Люди так и продолжали проходить мимо Магазинчика грехов, никак себя не выдавая и даже не приближаясь к нему. В последние часы работы гостей почти не было. Но тут среди всех проходящих появилась одна маленькая тень, которая сначала резко остановилась у входа в магазин, а затем, пару раз хлопнув своими большими глазами, скрылась за левой стеной здания, в котором находился Магазинчик грехов.

Мистер Баббингтон не заметил этой тени, как и того, что она всё это время наблюдала за ним через маленькие форточки в окнах здания, пока он ходил вдоль полок с флаконами и вёл счёт проданного и оставшегося. И если бы Мистер Баббингтон в этот момент посмотрел в одно из окошек наверху, то увидел бы, как тень, продолжая хлопать глазами, пристально смотрит на него. Но Баббингтон всегда очень ответственно относился к ведению бухгалтерии и поэтому ни на секунду не отрывался от листочка.

– Лень, – поднёс Баббингтон ручку к блокноту, – продана одна большая банка и две маленькие… – записал он, – хорошо. Гнев, – Баббингтон призадумался и, пытаясь что-то вспомнить, случайно посмотрел на верхнее окошко, где уже никого не было видно. И в этот же момент с противоположной стороны в окне опять появилась тень. – Гнева взяли много, – Баббингтон прошёлся взглядом по полкам. – Две средние порции и три маленькие… ох, а Обжорство я так и не вспомню…

Тут Мистер Баббингтон поднялся по ступенькам вверх на антресоль и начал считать баночки с жидкостями, которые стояли в шкафчиках со стеклянными дверцами.

Именно там и была тень, но только Мистер Баббингтон прошёл у окна, как она тут же скрылась.

После проведённой в конце рабочего дня ревизии Мистер Баббингтон промыл посуду и чайник с заваркой "Эрл Грей", оставшейся после обеденных посиделок наедине с собой. Очки свои он положил на полку у кассы, куда поместил и блокнот с расчётами. Внимательно проверив, чтобы все окна были заперты, а флакончики плотно закрыты, Мистер Баббингтон взял ключ, надел свой чёрный плащ, выключил свет и, выйдя на улицу, запер дверь Магазинчика Грехов.

Рабочий день подошёл к концу.

Но не успел Мистер Баббингтон сделать и шести шагов от магазина, как тень сзади стала приближаться всё ближе и ближе. Мистер Баббингтон шёл, не оборачиваясь, но тень нагоняла его, и вот-вот казалось, что она схватит нашего героя. Тут из переулка выехало такси и своими фарами осветило силуэт маленькой тени, которая обогнала Мистера Баббингтона и резко произнесла:

– Мистер Баббингтон! Можно вас на минутку?