Читать книгу В плену романа - - Страница 10
Глава 9
Кто будет, тот будет (да начнется игра!)
ОглавлениеКто мог желать Китти смерти? Все ее любят. Да и слуга, который предложил нам бокалы с вином на балу, вряд ли имел что-то против нее; он просто выполнял чей-то приказ.
Я размышляю об этом, пока, уже одевшись, провожаю леди Реммингтон в комнату ее дочери.
За всем произошедшим может стоять главный злодей этой истории, граф Седдон. С другой стороны, хотя у него и есть свои коварные цели, вряд ли он поставит под угрозу свой план покушения на королеву, так грубо отравив дебютантку, до которой ему нет никакого дела.
Может быть, в этой истории есть еще один злодей – тот, кто завидует Кэтрин Реммингтон (я и сама такая, так что могу понять).
Хотя в моей голове зарождается новая теория.
Если я, читатель, проворачиваю здесь свои дела, то кто сказал, что в этой эпохе не может быть еще одного фаната, с гораздо худшими намерениями, чем у меня?
Не задумываясь, я прикладываю палец к родинке рядом с глазом. Она едва заметна, похожа на капельку чернил, но это, бесспорно, метка. Возможно, если я хорошенько присмотрюсь ко всем присутствующим на балу, то смогу найти такую же родинку. Или что-нибудь подобное, что выдаст читателя.
И есть у меня на примете один парень, который очень даже может быть ответственным за случившееся. Заносчивый фигляр, чье имя начинается на букву «С», который назвал меня «идиоткой», пока я умирала (какое дурновкусие), и которому, я уверена, доставляло удовольствие лапать меня…
– Лавиния, ты меня слушаешь?! – Я поворачиваюсь к леди Реммингтон, которая все это время болтала без умолку, идя по коридору. – У тебя есть мнение по поводу платья или нет?
А, черт. Платье.
– Китти должна надеть белое.
Я говорю так решительно и уверенно, что леди Реммингтон на секунду теряет дар речи.
– Что? Белое? Это абсурд! Розовый – это…
– Любимый цвет королевы Шарлотты, – перебиваю я ее.
– А ты откуда это знаешь?
– Я слышала, как ваша мать, баронесса Ричмонд, говорила об этом вчера. – При упоминании баронессы леди Реммингтон изгибает бровь, выражая еще большее удивление. – Сказала, что «даже самая глупая из виконтесс, а к этой категории я отношу туповатую Лили Эллисон, одевает своих трех дочерей словно пышные розовые помпоны – весьма пошлый трюк, который не впечатлит Шарлотту».
Боже, благослови мою хорошую память.
– О. Без сомнения, звучит как слова баронессы… – Она делает паузу, и только тут я понимаю, что мы стоим перед дверью Китти. – Так ты считаешь, что белое платье – хороший выбор?
– Наилучший. – Я выдавливаю из себя улыбку. – А ведь именно этого мы все хотим для Китти, не так ли? Лучшее из лучших.
Леди Реммингтон кивает, убежденная, и тянется к ручке. К счастью, я успеваю сделать шаг вперед и дважды постучать в дверь.
– Китти, это мы! – предупреждаю я. – Можно нам войти?
– О, да, да, да! Только дайте мне секундочку.
Мы слышим шум. Шепот, шаги, сладкий голосок и в конце – фырканье, которое звучит не по-человечески, а по-драконьи.
– Можете войти!
Китти приветствует нас, разумеется, до сих пор не одетая, но на этот раз из камина не вырываются опасные языки пламени, угрожающие спалить комнату. Однако повсюду пепел, в нем испачкано и маленькое тельце Ричарда (свернувшегося калачиком на руке своей хозяйки), и раскрасневшиеся щеки девушки.
– Давай, Китти! Вытри лицо, и начнем сборы. – Леди Реммингтон, не теряя ни минуты, отправляется к гардеробу. – Решено: ты наденешь атласное платье. Белое, с блестящими нитями, вышитыми волчицами из Стоунхенджа…
– Но, мама, разве ты не хотела, чтобы я надела розовое с рюшами?
– Я? Никогда! Все дебютантки будут стараться понравиться королеве, нарядившись в ее любимый цвет, и ты останешься незамеченной! Так что то розовое платье наденет Лавиния. И прежде, чем ты начнешь протестовать, скажу, что она сама это предложила, – объясняет леди Реммингтон, не оборачиваясь. – Я говорила тебе, что взять ее с собой в Лондон было хорошей идеей. Она не такая пустоголовая, как кажется на первый взгляд!
Лицо Китти озаряется, когда она поворачивается ко мне. Подбежав, она хватает меня за руки, и я чувствую ожог на ее большом пальце, как и в прошлый раз.
– О, моя Лала, слава богу, что ты здесь! Ты мой счастливый талисман, у меня даже живот больше не крутит! Ты будешь направлять меня и держать за руку, чтобы я не споткнулась, правда?
Мне требуется пара секунд, чтобы кивнуть в ответ.
– Конечно, – говорю я вместо слов «отличная идея!», которые эхом раздаются в моей голове.
Я чувствую, как что-то еще трется о руку, и, опустив взгляд, замечаю тонкий хвост Ричарда, обвитый вокруг моего запястья. Я не знаю, что означает этот жест, но чувствую, что от него кожу покалывает.
Чертовски скучно проживать один и тот же день в третий раз, но я стараюсь следовать советам своих подруг (которые ежедневно настойчиво напоминают мне, что я порчу все веселье) и получать удовольствие.
Я присматриваюсь к окружающим нас дебютанткам (уставшим от советов своих матерей, как и в реальной жизни), к сопровождающим их гномикам (их костюмы из листьев завораживают меня, а один зеленоволосый малыш даже подмигивает мне) и к роскоши старинного дворца (которая просто впечатляет).
Золотая лепнина колонн сверкает в свете свечей. Облака золотистой пыльцы, созданной феями, парят в воздухе; я вижу, как она блестит, словно танцующие пылинки. Осыпаясь на головные уборы девушек, она заставляет каждое перышко и отполированную драгоценность сверкать, словно те сделаны из звезд.
Ладно, я больше не собираюсь ловить взгляд Джорджа Китинга. Он не улыбнется мне так очаровательно и не потанцует со мной вновь, но, по крайней мере, я проживаю нечто… волшебное.
Да, точно. Буду утешать себя этим.
В любом случае расклад дел таков. Теперь у меня новая миссия. И в глубине души это раззадоривает. Мне нужно поймать убийцу, так что… да начнется игра.
Словно зритель, наблюдающий за достоверным воспроизведением моего любимого романа, я смотрю, как Китти замирает перед королевой и делает изящный поклон. Меркурий II лает и спрыгивает с колен хозяйки, чтобы добраться до девушки.
Китти, конечно же, одаряет его лаской, радуясь, что хоть кто-то ее не осуждает в этом переполненном зале. Она звучит совершенно искренне, когда восклицает:
– Этот прием – большая честь для меня, ваше величество! Я обожаю собак. Признаюсь, зачастую больше, чем людей.
– Вы также предпочитаете своего огненного дракона остальному миру?
– О боже мой! – Китти резко распрямляется. – От-откуда вы знаете?
– Ваше платье ослепительно-белого цвета, мисс Реммингтон, тем заметнее на нем пепел.
Королева тепло улыбается, и Китти, стряхнув сажу как ни в чем не бывало, отвечает с той же неприкрытой жизнерадостностью:
– Я прошу прощения, ваше величество, хотя это послужит мне хорошим уроком. Безупречность или совершенство, увы, недостижимы, и я, конечно же, не являюсь ни тем ни другим.
Шарлотта склоняет голову в ответ. Она не выпускает Китти из виду, даже когда та уходит и настает мой черед.
В этот раз я просто делаю реверанс и, как только королева машет рукой, удаляюсь, чтобы встать в углу со своей подопечной.
– Я сделала что-то не так, Лала? – тихо спрашивает она меня. – Я должна была молчать, не так ли? Как говорила бабушка…
– Ты все сделала безупречно, – заверяю я и, взяв ее под локоть, тяну в большой зал. Пока Китти болтает о еде (и сразу же направляется за ней), я внимательно рассматриваю всех джентльменов и леди вокруг нас.
Здесь уже собрались не просто наивные, застенчивые дебютантки, ослепленные, как и мы, великолепием дворца, а умудренные опытом графы, герцогини с острым язычком и виконтессы с расчетливыми взглядами, которые прячут сплетни за веерами.
Чем старше они, тем больше фальши я улавливаю в их движениях. От некоторых жестов (презрительных, высокомерных, нескромных) у меня стынет кровь.
Очевидно, что Китти – самая красивая дебютантка, а после ее представления королеве – главная соперница для всех, кто стремится к тому, чтобы их дочерей назвали бриллиантом сезона.
Неужели чья-то амбициозная мать хочет убить Китти?
– О, Лала, смотри! Пирожные с кремом.
– Одно из маленьких сохрани в ладошке, – советую я ей, не оборачиваясь, устремив свой взгляд в глубину комнаты. – На всякий случай.
– Какая отличная идея!
Джордж Китинг на месте. Вокруг него, как мотыльки у пламени свечи, вьются девушки. Они красивы, да, но не так, как Китти. Герцог говорит что-то, и все смеются. Кроме Сэмюэля Хаскелла, который снова закатывает глаза.
Отлично. Все происходит так, как и должно быть.
И продолжается в том же духе. Через несколько секунд появляется Джон Китинг. Он что-то шепчет на ухо брату и… вот оно. Джордж оборачивается на нас.
Его голубые глаза устремлены на девушку рядом со мной.
– Китти, стряхни с себя сахар.
– Что?
– С носа. – Я касаюсь кончика своего носа, и она, не задумываясь, повторяет. – Отлично. А теперь приготовься.
– К чему?
– К танцам.
– Простите меня за беспокойство, дамы, но вы… мисс Реммингтон?
И как обычно: бла-бла-бла, желаете ли вы потанцевать, о, вы очень добры, милорд, но вы не из сахара сделаны. Удивление на лице Джорджа, и – бац, он съедает пирожное прямо из ее рук.
Уф-ф, опять этот заторможенный взгляд – неужели он так быстро влюбился в нее в книге?
Когда они с Китти отходят от нас (наконец-то), чтобы занять место в центре комнаты и начать танец, я вздыхаю.
– Вы в порядке, мисс Лабби?
О нет. Я на секунду забылась. Я – тень Китти. Сэмюэль Хаскелл – тень герцога. А это значит, что мне придется терпеть его не один вечер в этом сезоне.
И я не забыла, как он назвал меня перед смертью. Как и то, что он – один из моих главных подозреваемых.
Но я не могу допустить, чтобы он заподозрил меня или догадался об истинных намерениях. Возможно, Сэмюэль не читатель и не злодей. А если все же да, то я ничего не выиграю, сразу раскрыв перед ним свои карты.
– Да, я в порядке, – тихо отвечаю я. – Просто немного устала.
– Я понимаю вас.
Затем, по возможности незаметно, я оглядываю комнату. Минуты идут, никто из нас ничего не говорит, и я ощущаю повисшее напряжение. Не знаю, у кого из нас больше гордости, но если он рассчитывает, что я первой открою рот, то пусть ждет дальше.
Пока пары кружат под звуки финальных тактов, я задаюсь вопросом, что делала Лавиния Лабби, пока Гарден была сосредоточена на главной героине. Скорее всего, ничего. Рассматривала все вокруг.
Черт, меня ждут часы вечной скуки в роли телохранителя.
– Желаете потанцевать под следующее произведение?
Я поворачиваюсь к Сэмюэлю Хаскеллу. Его физиономия все такая же кислая, но на этот раз он соизволил пошевелиться. Точнее, он махнул рукой. Причем в мою сторону.
Я смотрю на его руку. Потом на него самого. Наконец он, кажется, решает, что я оглохла, и снова повторяет вопрос уже громче:
– Я спросил, не хотите ли вы потанцевать.
– С вами?
– Не думал, что вы настолько глупы, – тихо говорит он, раздражаясь. – Да, со мной. Если не хотите, можете так и сказать. Я предпочту правду, чем если вы будете выкручиваться, оправдывая отказ.
Что это за тон, к чему он? В прошлый раз именно он отказался танцевать с Китти.
– Прекрасно, тогда скажу прямо: нет, я не хочу танцевать, – отвечаю я безапелляционно. – Не обижайтесь, но я не ищу танцев ни с вами, ни с кем-то еще.
Он строит гримасу то ли разочарования, то ли насмешки – мне неясно.
– Спасибо, для меня большая честь, что вы оскорбили не лично меня, а весь мужской пол.
– Не за что. – Затем я поворачиваю голову к танцующим. – Хотя мне непонятно, почему вы должны чувствовать себя оскорбленным. Разве вы не должны испытывать благодарность вместо обиды? Ведь мое нежелание танцевать не основано на неприязни лично к вам.
– И на чем же оно основано?
– Я просто предпочитаю оставаться здесь.
– Наблюдать за другими?
– Да. – А наблюдая, я как раз пользуюсь возможностью поискать родинки на коже гостей. – И если честно, меня удивил ваш вопрос, заданный ранее. Я думала, что вы такой же, как и я.
– Что вы имеете в виду?
– Я думала, что вы, возможно, один из тех, кто, как и я, держит свечу, сам оставаясь в тени.
Я мельком замечаю, как Сэмюэль хмурится.
– Если вы держите свечу, разве она не будет освещать и вас?
Я киваю, не отрывая взгляда от танцующих.
– Это фигура речи.
– Ну, это чепуха. – Затем он переключает свое внимание на пары, как и я. – В любом случае это должно быть утомительно.
– Что именно?
– Бесконечно жалеть себя и свою судьбу.
Я поворачиваю к нему голову, нахмурив брови. Я многое готова вытерпеть, но он начинает действовать мне на нервы.
– О, вы обо мне говорите? Похоже, теперь моя очередь оскорбляться.
Сэмюэль пожимает плечами.
– Это просто фигура речи.
Я сужаю глаза.
– Не держите меня за дуру, лорд Хаскелл, – бормочу я, сдерживая порыв назвать его идиотом, точно так же, как он, когда я умирала. – И я не жалею себя. Но факт остается фактом: я тут не для того, чтобы танцевать или принимать чьи-то приглашения из жалости. Мне следует сопровождать и оберегать мисс Реммингтон. Вот почему я… – Пауза. – Вот почему леди Реммингтон привезла меня в Лондон.
Подражая мне, Сэмюэль прищуривает свои голубые глаза.
– И вы собираетесь весь сезон провести, словно часовой на посту?
– Не ту же ли роль занимаете вы по отношению к герцогу Олбани?
Лорд Хаскелл изображает какую-то пародию на улыбку. Как и мне, ему, похоже, трудно дается искренность. Тем не менее в его глазах мелькает веселый блеск.
– Вы думаете, что знаете меня настолько хорошо, чтобы это утверждать?
– Это было не утверждение, – парирую я, – а вопрос. – Краем глаза я замечаю, что к нам приближаются леди Реммингтон и ее мать, а также Джон Китинг. Перед их появлением Сэмюэль бормочет:
– Если так, то я не буду отвечать. Я не держу вас за дуру, поэтому предоставлю вам разбираться во всем самой.
Снова это высокомерное лицо умника. И снова я испытываю желание врезать ему кулаком по носу.
Конечно, мне приходится затолкать это желание поглубже. Если бы я позволила инстинктам взять верх, роман Гарден пошел бы не по сюжету и я бы проснулась (снова) в той же кровати, терпя того же призрака (и все остальное).
Нет, я должна сдерживать себя. Однако после нашего разговора мои подозрения в отношении Сэмюэля Хаскелла лишь усилились. Возможно, он хочет защитить герцога и считает Китти неподходящей для него парой. Но было бы нелепо убивать ее лишь за это? Или же он может быть читателем, который, как и я, терпеть ее не может, только выбрал гораздо более коварный путь, чем мой (который основан на молчаливом презрении в ее адрес).
Вместо того чтобы наблюдать за парой, которая со смехом возвращается после танца, я переключаю внимание на Сэмюэля. Он снова надел маску глубокого безразличия.
Он может как ненавидеть Китти, так и обожать ее. Я не в состоянии прочитать по его лицу.
– Небольшое угощение для дебютанток.
Я поворачиваюсь к слуге, приближение которого не услышала. Китти вежливо отказывается от бокала. Я тоже качаю головой. Не продолжая настаивать и не выражая ни грамма недовольства, мужчина откланивается и уходит.
Наша компания болтает о представлении дебютанток, даже не подозревая, от какой пули только что уклонилась Китти. Я бросаю взгляд на Сэмюэля; выражение его лица не изменилось. Если он и есть тот самый таинственный отравитель, то, похоже, его ничуть не смущает, что план провалился.
Ах-х-х. Чувствую, что зря теряю время. В конце концов Хаскелл окажется просто еще одним мелким персонажем без предыстории, так что я сосредоточена не на том.
– Если позволите, я на минутку отлучусь в туалетную комнату, – бормочу я.
Никто, похоже, даже не слышит меня, обсуждая претенденток на королевский бриллиант, поэтому я ускользаю, прежде чем кому-то придет в голову остановить меня или что-то спросить.
Слуга уже собирается покинуть зал, поэтому я ускоряю шаг и пробираюсь сквозь толпу, чтобы последовать за ним, подальше от музыки.
Я держусь на безопасном расстоянии, наблюдая, как он идет по коридорам. Меня не покидает мысль, что он не предложил напитки, от которых мы отказались, ни одной из других дебютанток, которые попадались ему на пути.
В конце пустого коридора он замедляет шаг. Я делаю то же самое, пока не останавливаюсь за колонной. Спрятавшись, я выглядываю наружу ровно настолько, чтобы иметь возможность наблюдать за ним.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что вокруг никого нет (плохо проверил, приятель), он подходит к серванту и выливает содержимое бокалов в стоящую на нем вазу. Затем он улепетывает с невероятной скоростью.
Я жду минуту, прежде чем выйти из укрытия. Подойдя ближе, я замечаю, что ярко-розовые цветы в вазе, до этого совершенно свежие, завяли.
В воде, помимо красного вина, заметно вещество, похожее на чернила лавандового оттенка. Оно мерцает и закручивается в воде в неестественные спирали.
– Аконит, – бормочу я.
Смешанный с волосами дриады, чтобы ускорить эффект, я уверена в этом. Вот почему я умерла так быстро. Симптомы моей смерти также соответствуют данному типу яда.
Не то чтобы эта информация сильно помогает мне в расследовании, по крайней мере в данный момент. Но каждая деталь может оказаться полезной, даже если поначалу так не кажется. Я узнала это из книг, да и сама как раз нахожусь внутри одной; ничто не случайно.
Вернувшись в бальный зал, я ищу Китти. Пожалуйста, скажите, что она не умерла в мое отсутствие.
К счастью, у моей протеже имеется какое-то чувство самосохранения (возможно, больше, чем у меня); она цела и невредима, как раз сидит рядом с двумя девушками.
Одна из них рыжеволосая и очень худая, с грустными зелеными глазами. Из-за своего хрупкого сложения она все время выглядит несчастной, даже если улыбается. Это Пэтти Макдональд, без сомнения. У бедной девушки доброе сердце, но жестокая семья.
Другая дебютантка пониже ростом, со светло-каштановыми волосами, уложенными колечками, и черными глазами. Ее платье и головной убор – того же цвета. Это не знак траура, она сама пожелала так одеться. Этель Седдон, дочь графа (и главзлодея этого романа), она настолько же умна, насколько и скрытна. Персонаж, полный тайн, которые даже Гарден еще не раскрыла.
Когда я направляюсь к ним, Китти замечает меня издалека. Без необходимости она машет рукой, чтобы привлечь мое внимание.
– Лала, сюда! Я уже начала беспокоиться. Где ты была?
– В уборной, – быстро отвечаю я. – Ты успела завести друзей, пока меня не было?
– О да. Позволь представить тебе мисс Макдональд и леди Седдон. Они обе замечательные, Лала, ты их полюбишь!
Я в этом не сомневаюсь. Я уже люблю их. Но подобно тому, как я играю роль Лавинии, возможно, кто-то из читателей тоже играет их роль. А даже если нет, у одной из них есть все основания желать Китти смерти.
В конце концов, именно из-за нее в конце этой книги казнят ее отца.
Хотя… она не может этого знать. Пока.
– Мисс Лабби? – Этель Седдон улыбается мне. – Почему бы вам не присесть? Мы будем рады, если вы присоединитесь к нашей беседе.
Я молча соглашаюсь и сажусь на пустой стул рядом с Патрицией Макдональд.
В этот момент я чувствую, как мой затылок покалывает от чужого пристального взгляда. Я оглядываюсь по сторонам, снова насторожившись, но ни один аристократ, кажется, не наблюдает за мной.
Это не имеет значения. Интуиция меня никогда не подводит. Я знаю, что на этой шахматной доске прячутся и другие игроки. И, честно говоря, я сомневаюсь, что среди них есть союзники.