Читать книгу Остров нашей вины - - Страница 1

Слова, как и люди, могут устареть. Слово «катастрофа» для Михаила Доронина утратило свой апокалиптический пафос еще лет десять назад. Оно превратилось в рабочий термин, обозначавший падение акций на двадцать процентов, срыв многомиллионной сделки, утечку данных. Катастрофы были управляемыми. Их можно было предвидеть, просчитать убытки, назначить виновных и запустить план «Б». Настоящая катастрофа, та, что прибывает без факсов и предупреждающих писем, она постучалась в его жизнь в виде ледяного мартовского дождя, хлеставшего в панорамное окно его кабинета на двадцать пятом этаже башни «Доронин Констракшн».

Михаил стоял, положив лоб на прохладное стекло, и смотрел, как стираются в мутной акварели огни ночной Москвы. В руке тяжело покоился хрустальный стакан с восемнадцатилетним виски. Он не пил, просто держал, чувствуя вес и благородную геометрию граней. Это помогало думать. Вернее, пытаться не думать о том телефонном звонке, что раздался тремя часами ранее.

Голос Сергея, обычно бархатный, полный иронии и уверенности, звучал сдавленно, будто его обладателя держали за горло.

– Миш, прошу тебя. Забери ее. На полгода. Выдерни оттуда.

—«Оттуда» это откуда? Что случилось, Серёг? – Михаил инстинктивно напрягся, по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с погодой за окном.

– Из этого её… цифрового болота. Скандал. Травля. Её слили в сеть, как… не важно. Она не выходит из комнаты неделю. Говорит, что жизнь кончена. – Сергей сделал паузу, и в тишине слышалось, как он затягивается сигаретой. Он бросал курить десять лет назад. – У меня командировка в Штаты на четыре месяца, не полететь нельзя. С собой забрать её не могу, упёрлась и хоть убей. Бросить её одну… Я тоже не могу. Миш, ты ж летишь на Фиджи, смотреть объект? Возьми её с собой. Как ассистентку. Как кого угодно. Просто… будь рядом, прошу тебя.

Просьба повисла в воздухе, тяжелая и неудобная, как чужой чемодан без ручки. Сергей Волков. Не просто друг. Брат, которого он не выбирал, но который выбрал его когда-то, двадцать лет назад, на краю финансовой и жизненной пропасти. Сергей вложил в его первую безумную идею последние деньги, стал партнером, стеной, совестью. Они вытащили друг друга из всего. Женитьба Михаила? Сергей был шафером. Смерть его жены пять лет назад? Сергей не отходил от него месяц, не давая скатиться в беспробудное пьянство. Рождение Алины? Михаил был первым, кому Сергей, тогда еще молодой и испуганный отец, передал на руки этот кричащий сверточек.

А теперь этот сверточек вырос в проблему. В цифрового монстра, травмированного собственным виртуальным отражением.

– Серёг, ты понимаешь… – Михаил начал, ища дипломатичные формулировки. – Я не нянька. И она… она на дух меня не переносит. Помнишь, в прошлый раз на моем дне рождения?

– Помню. Она назвала тебя «холодным и бессердечным монстром». – В голосе Сергея мелькнула старая ухмылка, тут же погасшая. – Она двадцатилетняя дура. Но она моя дура. И сейчас ей плохо. А ты… ты умеешь быть стеной, Миш. Будь стеной для неё. На полгода. Я умоляю.

Слово «умоляю», произнесенное Сергеем Волковым, было сильнее любого приказа. Это была капитуляция сильного человека. Михаил закрыл глаза.

– Хорошо. Присылай её завтра. Самолет в семь вечера.

Он не сказал «спасибо». Но Михаил почувствовал это благодарность в повисшем молчании.

И вот теперь он стоял и смотрел на дождь, чувствуя себя не хозяином империи, а мальчишкой, которого поставили отвечать за чужую, хрупкую и взрывную, игрушку.

Шорох двери заставил его обернуться. В кабинет, не постучав, вошла она.

Михаил, видевший Алину в последний раз год назад, на том самом злополучном празднике, не сразу узнал её. Тогда это была просто худая девчонка в черном платье, с язвительным блеском в глазах и телефоном, приросшим к ладони. Теперь…

Теперь это была картина абстрактного отчаяния. Синие волосы, когда-то яркие, как электричество, теперь были тусклыми, спутанными, собранными в небрежный пучок. Лицо, лишенное макияжа, казалось удивительно юным и хрупким, почти детским, если бы не тени под огромными, цвета морской волны глазами – глазами её отца, но без его тепла и добродушной хитрецы. В них читалась усталость, обида и та самая пресловутая ненависть к миру. Она была закутана в несообразно огромный, мешковатый худи кислотно-розового цвета, из-под которого торчали обтягивающие черные леггинсы и потертые кеды. На плече висел маленький рюкзак-мессенджер, битком набитый неизвестным содержимым.

Она остановилась посреди кабинета, площадью с трехкомнатную квартиру, и её взгляд скользнул по дубовым панелям, по стеклянной стеллажной системе с деловыми наградами, по монументальному стальному столу, залитому светом дизайнерской лампы. Этот взгляд оценил, измерил стоимость каждого квадратного сантиметра и вынес вердикт: «Пойдёт».

– Ну что, тюремщик? – её голос был низким, немного хрипловатым, совсем не детским. – Готов принимать заключенную?

Михаил медленно отставил стакан на подоконник.

– Здравствуй, Алина. Присаживайся.

– Спасибо, постою. В камерах, говорят, сидеть вредно для осанки.

Он вздохнул, делая над собой усилие. Она была похожа на загнанного ежика, ощетинившегося всеми иголками.

– Твой отец объяснил ситуацию?

– Ситуацию? – она фыркнула, скрестив руки на груди. – Ситуация в том, что мой папа, вместо того чтобы разобраться, решил сплавить проблемную дочь на край света с корпоративным зомби. Классика.

– Корпоративный зомби, – повторил Михаил без эмоций, подходя к своему креслу. Он не сел, оперся о спинку. – Это креативно. Но давай оставим творчество для твоего… контента. Реальность такова: через двенадцать часов мы вылетаем. Прямым рейсом до Нанди, потом трансфер на остров Матаву. Ты числишься моим ассистентом по связям с общественностью. Твоя задача – вести блог проекта, снимать сторизы, делать вид, что ты в восторге от экологичных вилл и бассейнов с пресной водой.

– О, боже, – закатила она глаза. – Реклама отелей. Пик моей карьеры. После того как мой личный блог собрал полмиллиона подписчиков.

– После того как твой личный блог стал площадкой для публичной казни, – холодно парировал Михаил. – Цитата: «Алина Волкова слила парней подруг, чтобы втереться в тусовку инфлюэнсеров». Хэштеги, которые сейчас ассоциируются с твоим именем, я даже произносить не хочу. Твой отец прав. Ты должна исчезнуть. На полгода. Дать истории улечься. Да и тебе прийти в себя.

Её лицо исказила гримаса боли и гнева. Она сделала шаг вперед.

– Вы ничего не понимаете! Это была подстава! Лена сама всё подстроила, потому что завидует! А эти парни…

– Мне все равно, – перебил он, и его голос, тихий и ровный, перекрыл её визгливый поток. – Меня не интересуют дворовые разборки двадцатилетних. Меня интересует выполнение данного твоему отцу слова. Ты едешь. Точка.

– Я ненавижу вас! – выдохнула она, и в её глазах блеснули слезы – от бессилия, от ярости. – Вы все! Вас с вашими деньгами, связями, вашим «я все знаю лучше»! Вы думаете, можно купить или приказать, и всё станет как надо? Я живой человек, а не ваш проект по реконструкции!

Михаил смотрел на неё, на эту трясущуюся от эмоций девочку в нелепом розовом худи, и вдруг, сквозь раздражение, к нему прорвалось что-то похожее на жалость. Она была права в одном – он действительно воспринимал мир как серию проектов. И сейчас она стала самым аварийным и безнадежным из них.

– Алина, – сказал он, и в его голосе впервые за вечер прозвучала усталость, а не холод. – Никто не покупает и не приказывает. Твой отец… он в отчаянии. Он боится за тебя. А когда люди, которых любишь, в опасности, идешь на всё. Даже на то, чтобы стать в их глазах зомби и тюремщиком.

Она замолчала, сжав губы, смотря на него с подозрением, как будто искала в его словах подвох. Слезы так и не покатились, она их проглотила.

– На полгода? – спросила она глухо.

– На полгода.

– И там будет интернет?

– На острове – ограниченный. Спутниковый. Достаточный для работы.

– Значит, я не смогу…

– Нет. Ты не сможешь ни читать комментарии, ни отвечать хейтерам, ни погружаться в эту грязь с головой. Ты сможешь только смотреть на океан, дышать воздухом и… может быть, начать слышать себя. А не шум толпы.

Она отвернулась, снова уставившись в окно, в бесконечную, мокрую темноту.

– Ладно, – бросила она, сленговое словечко прозвучало капитуляцией. – Когда выезжать?

Семь часов вечера. Внутренний двор бизнес-авиации «Внуково-3». Дождь превратился в мелкую, противную морось. Рядом с трапом белоснежного Challenger 350, арендованного компанией на полгода, стоял экипаж – командир и второй пилот в идеально отглаженной форме. Михаил, в темном кашемировом пальто поверх костюма, коротко кивнул им, проверяя на планшете последние письма. Рядом, словно призрак, маячила Алина. Она натянула капюшон худи на голову и засунула руки в карманы, всем видом демонстрируя, что присутствует здесь против своей воли.

– Господин Доронин, все готово, – доложил командир. – Маршрут согласован, погода по пути благоприятная. Заходим на борт?

Михаил кивнул и жестом пригласил Алину подняться первой. Она проскользнула мимо него, не глядя. В салоне пахло кожей, кофе и дорогим парфюмом. Шесть кресел-кроватей, раскладной стол из орехового дерева, мягкое освещение. Рай для того, кто летит отдыхать или работать в тишине. Для неё это была камера.

Она швырнула рюкзак на одно из кресел и тут же уткнулась в телефон, отгородившись от мира наушниками.

Михаил отдал бортпроводнице, молодой и улыбчивой девушке, последние распоряжения, снял пальто и сел у иллюминатора напротив Алины. Двигатели загудели ровным, мощным басом. Самолет плавно тронулся.

– Просьба пристегнуть ремни, мы выруливаем на взлетную полосу, – раздался спокойный голос командира.

Алина проигнорировала объявление. Она что-то яростно печатала, ее лицо искажала гримаса.

Михаил нахмурился.

– Алина. Ремень.

Она не слышала. Он наклонился, перегнувшись через проход, и коснулся ее предплечья. Она вздрогнула, как от удара током, сорвала один наушник.

– Что?

– Пристегни ремни. Это не шутки.

Она с раздражением щелкнула пряжкой, не отрываясь от экрана. Самолет набрал скорость, нос приподнялся, и Москва, мокрая и светящаяся, поплыла вниз и назад, растворяясь в серой пелене.

Набрав высоту, пилот объявил, что можно отстегнуться. Алина немедленно это сделала, встала и начала нервно ходить по узкому проходу салона, продолжая смотреть в телефон. Бортпроводница, Анастасия, робко предложила напитки. Михаил заказал воду. Алина проигнорировала.

– Не могу поверить… – вдруг выдохнула она, останавливаясь и уставившись в экран.

– Что случилось? – не удержался Михаил.

– Лена… эта… стерва. Выложила пост. «Уехала «зализывать раны» в теплые края. Без интернета, наверное. Жаль, что нельзя отключить её навсегда». И подписчики… они верят ей! Они пишут… – её голос дрогнул.

– Алина, выключи телефон, – мягко сказала Анастасия. – Полёт только начался.

– Отстаньте! – огрызнулась та. – Вы все заодно!

Она снова зашлась в тираде, обращенной в пустоту, тыча пальцем в экран. Михаил чувствовал, как терпение его тает. Он видел, как Настя с беспокойством смотрит на девушку, потом на перегородку в кабину пилотов. Турбулентность, небольшая, но неприятная, встряхнула самолет.

– Сядь и успокойся, – приказал Михаил, уже без тени мягкости.

– А вы сядьте и… – она обернулась к нему, и в этот момент самолет провалился в воздушную яму. Алина не удержала равновесия и с размаху упала на колени, телефон выскользнул из её рук и улетел под кресло.

Раздался ее крик – больше от унижения, чем от боли. Михаил мгновенно отстегнулся, чтобы помочь. В это же время из динамика раздался слегка напряженный голос пилота: «Просьба всем занять свои места и пристегнуться. Попадаем в зону турбулентности. Ничего серьезного».

Настя уже была рядом с Алиной, помогая ей подняться. Девушка была бледна, её трясло.

– Всё хорошо, всё в порядке, – успокаивала стюардесса. – Просто воздушная яма. Садитесь, пожалуйста.

Алина, потирая ушибленное колено, позволила усадить себя. Михаил поднял её телефон. На экране, поймав сигнал спутника на высоте десять тысяч метров, все еще горел тот самый пост. Он мельком увидел поток оскорблений в комментариях. Жестоких, пошлых, беспощадных. Жестокость виртуальной толпы, умноженная на подростковую бескомпромиссность, предстала перед ним во всей своей уродливой наготе. И внезапно он понял отчаяние Сергея. Это не были «дворовые разборки». Это была настоящая травля.

Он молча протянул ей телефон. Она взяла его дрожащими пальцами, выключила и швырнула на соседнее кресло.

– Довольны? – прошипела она, глотая слезы. – Я же сказала, что вы все заодно. Даже небо против меня.

Михаил не ответил. Он смотрел в иллюминатор, где за тонким стеклом клубилась кромешная, непроглядная тьма. Час ночи по московскому времени. Впереди – одиннадцать часов полета над странами, континентами, океанами. И это мучительное, невыносимое напряжение между ними, которое нужно было как-то вынести эти полгода.

«Всего полгода, – думал он, закрывая глаза. – Всего полгода, и ты вернешь ее отцу. Целой и… невредимой?»

Он не знал, что само небо, эти бесконечные пространства темноты и льда, уже готовило им иной сценарий. Что «целым» после этого путешествия не будет уже никто. И что отсчет пошел не к спасению, а к крушению.

Самолет, мелкая сверкающая точка в огромной черной пустоте, уверенно несся на юго-восток. В кабине пилотов царила сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь переговорами с диспетчерами. Второй пилот, молодой парень, только что сменивший командира, потер усталые глаза и взглянул на радар. На экране, в стороне от их курса, цвело большое, но, судя по данным, безопасное грозовое облако. Красивое, как космическая туманность. Он был почти уверен, что им хватит места, чтобы пройти южнее. Почти.

А в салоне Алина, прижавшись лбом к холодному стеклу иллюминатора, смотрела в никуда и думала о том, что лучшим исходом для нее было бы, если бы этот самолет просто разбился. Чтобы все, наконец, закончилось.

Мысль, черная и липкая, как смола, пустила корень в её израненном сознании.

Она не знала, насколько близка к истине.