Читать книгу Молния. Том 1 - Группа авторов - Страница 2

Щёлк-щёлк. Инкрустированные ножницы в руках Агнии резали наискось белые волосы Драгоценной леди Лиссы Каннингем. Угол вверх, угол вниз. Щёлк-щёлк. Нечастые, но увесистые капли глухо стучали по крыше. «Это западный, сезонный дождь, – по привычке отметила Агния. – Ползёт весь июнь и начало июля с Позолоченных гор, где и теряет влагу почти полностью. Морось. Ветер не должен расходиться выше шестнадцати узлов. Ничего серьёзного».

Щёлк-щёлк. Закончив причёсывать подругу, морячка отложила ножницы на туалетный столик. Крохотный изумруд в глазах мраморной змейки, опоясавшей одну из рукояток, сверкнул в электрических свечах.

– Принимайте работу, Ваша Светлость.

Лисса кинулась к зеркалу и принялась разглядывать голову со всех мыслимых ракурсов. Агния в шутку сложила руки на груди и опустила взгляд в пол, как поступают благовоспитанные слуги в ожидании дальнейших приказаний. Но минуты тянулись, мимо окон флигеля успела прошествовать кавалькада подвыпивших кадетов. Они смеялись на всю округу и тыкали зонтами в небо, а Лисса всё не отходила от зеркала. Наконец Агнию это достало.

– Лис, что не так? Я всё обстригла по твоим указаниям. Ни на дюйм не своевольничала.

– Точность… отличная, – Лисса, затаив дыхание, провела ладонью по ребристому краю причёски. – Меня так ровно не стригли с визита в наш дом Сендерлендов. Тогда, правда, в моде были волнистые волосы на грудь, а не зигзаги…

– Да пустяк. Поотмеряй с моё углы на штурманских картах, и никакие линейки с угломерами тебе до скончания дней не понадобятся. Вот попросила бы соорудить тебе на голову что-то, навроде той колоннады, с которой Сангария плавала по бальному залу на выпуске первого года, тут бы я и села на мель.

Освободившись, Агния полезла в шкаф копаться в куче белья, пока Лисса ещё раз на всякий случай проходилась по щекам телесной пудрой, возвращавшей лицу естественный цвет поверх белой пудры.

– Кстати, зачем тебе работать с картами? Это ведь обязанность штурмана, не капитана… если я правильно помню занятия…

– Правильно. Но если штурман умрёт, капитан всё равно должен вернуть судно домой в порт. Хороший капитан может при необходимости исполнить любую обязанность: от первого помощника до кочегара, от смотрящего до трюмного старшины. И корабль свой знает до последнего винтика. А! Нашла!

Кадетка извлекла из шкафа старенькое парадное платье. Платье было сплошь мятое, но без пятен и не воняло. Удовлетворительно хмыкнув, Агния разложила платье на рабочем столе, ещё недавно заваленном тетрадями, расчётными таблицами и записями занятий. Одна рука её хватала утюг, другая уже тянулась к щипцам, чтобы закинуть в него угли из камина. Морячка металась из угла в угол размытым пятном, пока Лисса, наклонившись перед зеркалом, нервно колебалась между опаловыми и простыми серебряными браслетами.

– А такое… случалось?

– Какое? Смерть штурмана? У нас на «Косатке» нет, ни разу. Но море страховок не выдаёт, хе-хе.

Шипение утюга и пар привлекли внимание Лиссы. Оторвавшись от браслетов, она обернулась, выглянула за спинку кресла и уставилась на импровизированную «гладильную доску».

– Агния, что это?

– В смысле – что? Я же в этом всегда на здешние вечера хожу. Неужто забыла? Для Имущей весьма достойное…

– Да будь ты хоть из Мерзейших, Агния! Ты посмотри, какое оно мятое!

– Так… для того и утюг… щас станет менее мятое.

– Я скорее заявлюсь к Крисспам голой, чем позволю тебе сидеть на таком блестящем банкете в обносках! И не спорь! Я знаю, что тебе всё равно. Мне не всё равно. Высший свет – моё море, и капитанствовать здесь по праву мне. Так?

– Так, так, – пожала плечами Агния, радуясь огненному задору подруги. – Что ж, командуйте, капитан. Только учтите: если вы меня попробуете нарядить в тот золотистый кошмар с колокольчиками, я вам устрою настоящий судовой мятеж.

– Золотистый тебе не к лицу, тебе нужен серый или лучше светло-голубой. – Вспорхнув с кресла к своему шкафу, Лисса вытянула стеллаж с пятью платьями. – О! Бальное, чёрный бархат! Вот только не будет ли оно жать в плечах? И в груди великовато… кажется. Примеришь?

Бархатная материя взлетела в руках Лисы. Пышный подол прошуршал по полу. Агния вдруг почувствовала щекочущее прикосновение под ложечкой. Платье зацепило её великолепием бесчисленных бантов, шелковых рукавов, жемчужного узора и одновременной строгостью сплошного чёрного цвета. Белый жемчуг на чёрном бархате. Нечто в сочетании смогло достичь души девушки. Агния представила, как прошествует чёрным лебедем в парадную залу, и подол станет шелестеть по беломраморному полу…

Отогнав сладкую картину, она сардонически улыбнулась и возразила:

– Оно слишком неудобно, Лисса. С таким идти до особняка придётся, прибрав полы, да и вместо танца будет одно сплошное топтание на собственном платье. Давай лучше это? Говоришь, мне светло-синий идёт?

С тщательностью столичного модельера Лисса нарядила и причесала Агнию. Сама наряжаемая лишь мысленно качала головой, не понимая мучительной сложности выбора ленты вокруг талии. Она позволила обернуть себе шею жемчужным ожерельем и вонзить в причёску серебряный гребень, но решительно отказалась от туфель на каблуках и золотых когтей.

– Когти, Лисса! Как мне с ними вилку держать? При всём уважении к высшему обществу я иду на банкет Крисспа в первую очередь за аристократскими[2] закусками.

Лиссе пришлось смириться с упрямством подруги. Пока блондинка защёлкивала опаловые браслеты на запястьях, Агния успела бросить взгляд в зеркало. Увиденная в нём молодая модница словно сошла с обложки журнала от Парфюмерного Треста. Когда она высказала свои подозрения Лиссе, та подтвердила:

– Естественно. Нельзя же лепить украшения к платью наобум. Иногда я тебя совершенно не понимаю, Агния. Неужели тебе правда никогда не хочется сиять как женщине?

– Ну почему же прям никогда? – задумчиво спросила Агния, натягивая белые перчатки и рассматривая отражение. – Изредка можно и побаловать себя…

Невзирая на поздний час, на низкие тучи, шнырявшие по небу и швырявшие миниатюрные водные ядра по флигелям, коса бурлила жизнью. Третье июня – день Соединённого Флота, главный праздник всего офицерства, включая и только приготовленных к вступлению в данный статус юных кадетов. Преподавательский состав пировал в учительской с рассвета, а молодёжь, чуть солнце скрылось за лесной опушкой, начала сползаться в первый сектор. Ещё утром к особняку во главе кавалькады примчался старший брат Тайрона с сервизом, кушаньями, прислугой и музыкантами. Сейчас карманный дворец сиял ослепительным оконным светом на полкосы. Крисспы отмечали аттестацию Тайрона и приглашали всех.

Слушая, как капли бухаются на шелковый зонт, Агния заволновалась. Не явиться бы им во дворец промокшими. Лисса, вопреки своим неудачам последнего времени, столь воспрянула духом и смотрела на предстоящий банкет с такой радостью, что обливание Драгоценной дождевой водой, по мнению Агнии, стало бы слишком жестокой насмешкой даже для судьбы. Морячка ускорила шаг, но подруга её, напротив, почему-то притормозила.

– Агния? Скажи, ты ведь… ты ведь приютишь меня, если родители вышвырнут на улицу?

Агния замерла и остолбенело обернулась.

– Лис, ты сейчас серьёзно или опять драматизируешь?

– Не знаю… Агния, я не знаю, что будет дальше. Я за три года так ни с кем и не обручилась… а в городе уже всем известно, что наша шахта истощилась… Так что на достойные приёмы рассчитывать не приходится… – Плечи Лиссы поникли. – Я знаю, что вы с отцом едва на Академию накопили… но, может, если мне позволят отработать на корабле… Ты, помнится, говорила, что на корабле всегда лишние руки нужны…

– Нужны, но не твои, – Агния тяжело вздохнула. – Лисса, ты матросом работать не сможешь. И не только потому, что женщина и дочь миллионера. Мы с моряками совсем по-другому общаемся.

– Знаю. Вы пьёте, курите и ругаетесь через каждые два слова.

Агния привлекла Лиссу за плечи и потащила вперёд.

– Не бери в голову! Твоим родителям никакого толку нет выбрасывать единственную дочь на улицу. Так поступают только с голодухи, а уж голодуха вам точно не грозит. Ну перейдёте из Драгоценных лиц в Зажиточные, ну подсократите расходы. Не конец света. Ты просто себя накручиваешь. Я тоже перед поступлением была уверена, что надо мной все знатные дети страшно издеваться станут – а вон как оказалось. Пошли!

В холле карманного дворца девушек встретила целая армия слуг в красных пиджаках, а также двое кадетов – закадычные друзья с другого конца второго сектора, чьи фамилии Агния точно не помнила. Кадеты расшаркались перед Синимией с холодной учтивостью, а вот Лиссе выразили почтение весьма душевней, причём один из парней тотчас выказал непреодолимое желание сопроводить леди Каннингем до бального зала под руку. Поцелуй в кисть восстановил боевой настрой Лиссы, и она, как подобает миллионерше и успешной кадетке, царственно приняла сопровождение. Агния цокала туфлями по парадной лестнице справа от них и присвистывала, разглядывая выстроившихся в шеренгу вдоль стен лакеев.

«Ну и зачем они здесь торчат? Для пущего блеску? Тю, деньги на ветер…»

Перед бальным залом их, разумеется, представили. В огромном, залитом светом электрических люстр помещении, где раньше стоял один длинный стол, сейчас их было три. И, вместо одиноко звякающего вилками Тайрона Крисспа, за столами пировал почти весь выпускной курс. У дальней стены небольшой оркестр играл меланхоличную симфонию. Но расслышать музыку было почти невозможно за смехом, звоном бокалов, хлопками открываемых бутылок. Когда подруги вошли, Тайрон как раз окончил провозглашать какой-то очень остроумный тост, так что пышная публика ещё продолжала пить и смеяться.

Приметив, что свободных мест не так уж и много, Агния метнулась было к ближайшему пустому стулу, но Лисса успела подхватить её за руку. Подошедший лакей представился «распорядителем пиршества».

– Леди Каннингем, мисс Агния, для вас приготовлены два соседних места за центральным столом. Следуйте за мной.

«Заранее все места распределили. Слишком рассудительно для Крисспа… Хотя всё логично. У них же тут морды бить нельзя. А если на таком банкете садиться, куда захочешь – мордобития не избежать. Ладно, поглядим, что у нас в меню».

Столы ломились от разнообразия кушаний. Тут были всевозможные салаты, сыры, окорока в горчичном соусе, цыплята, нашпигованные горохом и острой восточной овощной ягодой, веера из рыбных «биточков», конфеты в изысканных вкусовых ассорти, пироги в форме многобашенных замков и, конечно, шампанское любых сортов и выдержки. Чего только не было на банкете у Крисспов? Глаза Агнии разбежались, потонули в изобилии съестного. «Однако, – подумала морячка, потирая ладони и мрачно предвкушая, – такое потопление мне вполне по духу».

Пока Лисса здоровалась с многочисленными подругами, Агния уже наметила себе первые цели. Но ей пришлось ждать, так как лакеи, накладывавшие блюда и наливавшие напитки, не поспевали обслуживать одновременно всех.

Тайрон восседал во главе стола и оживлённо обсуждал с братом текущий экономический кризис. Полина, пристроившаяся слева от своего благодетеля, приметила Агнию и сочла допустимым поздороваться с морячкой.

– И тебе привет. Слушай, ты, случайно, не знаешь, нельзя ли дёрнуть этих из коридора? А то чего они там стоят без дела, пусть помогают. Здешняя прислуга, похоже, уже устала.

Полина закатила глаза, снисходительно ответила, что на случай усталости прислуги у них есть запасные лакеи. И прикрылась от черноволосой веером. Агния фыркнула, но тут подошёл слуга, и она поспешила схватиться за вилку.

Когда Агния выбирала вино, слева вмешались:

– Осмелюсь порекомендовать вам «Солнечную ванну». Этот сорт выращивает семья потомственных виноделов под Полуденным. Отец всегда считал вино из Полуденного лучшим во всех Южных Провинциях.

Рядом с Лиссой сидел невзрачный юноша. Ни одна черта его не бросалась в глаза, за исключением некоторой низкорослости. Когда блондинка обернулась к нему, щёки парня заметно порозовели, и он, слегка сконфузившись, представился:

– Ружер Стаффлз. Вы, возможно, не помните моего имени…

– Отчего же? Я прекрасно вас помню, Ружер. – Лисса выпрямила шею и придала своему лицу заинтересованность. Румянец на щеках кадета явно выдавал его симпатии, а звон приборов и хрумканье справа свидетельствовали, что Агния не торопится встревать в их потенциальный флирт. – Вы очень прилежный ученик, всегда сидели в библиотеке даже чаще, чем моя подруга. С кадетками не встречались, на банкеты не ходили…

– Увы, семейные обстоятельства вынуждают меня учиться максимально усердно, – пожаловался Ружер. – В отличие от многих сокурсников, я не могу позволить себе покупать оценки.

– Из-за отца?

– Да, отец хочет воспитать из меня достойного преемника на своём поприще. Поэтому мне очень важно было сдать все предметы на отлично и получить первый ранг.

– И как? Удалось вам?

Ружер печально вздохнул.

– Четвёрка на практическом экзамене по судовождению. Глупый просчёт. Надо было жертвовать восточным. Четыре по восточному отец, может, и принял бы, а вот по судоходству… – Он наклонился к Лиссе, приложив руку к сердцу. – Я переволновался. Все газеты наперебой трубили, что как раз в день экзамена мятежники собираются дать генеральное сражение Соединённому Флоту. Вместо подготовки я мучился беспочвенными подозрениями…

– Ба! Да там, никак, старину Стаффлза обсуждают!

В разговор всё же влезли – с противоположного края стола. Трое кадетов: Сетвин, Норманн и Гентий, вытянули шеи к собеседникам.

– Да, газеты, как всегда, наврали с три короба. Все ждали генеральную битву, а получили безоговорочную капитуляцию.

– Впрочем, возможно, это признак ума со стороны лидеров восстания. Что они решили даже не пытаться прорвать блокаду. Разгромить адмирала Стаффлза на море – это я не знаю, кем надо быть.

– Ружер, неужели ты всерьёз переживал за отца? Это же Винсент Стаффлз, великий стратег!

Ружер лишь молча пожал плечами в ответ.

Уплетающая осетров в горохе Агния уловила часть разговора. Ей припомнилась фотография на обложке предпоследнего выпуска «Нью-Карр-Хаген-Таймс». Фотограф запечатлел момент капитуляции руководства Южных Провинций. Худые, изголодавшиеся мятежники с ввалившимися глазами протягивали революционный герб. А принимал его на фоне офицерского строя высокий человек в чёрном парадном адмиральском мундире, в погонах, с позументами и орденами. Лицо командующего Вторым Соединением, совершенно безусое, было преисполнено ледяного спокойствия. Острый подбородок не задирался вверх в порыве гордости, скулы не выпячивались от волнения, щеки не втягивались от презрения. И взгляд: равнодушный и в то же время очень осмысленный. Запоминающееся лицо. Агния была уверена, что сможет узнать адмирала при случайной встрече.

Кадеты же продолжали наперебой восторгаться Стаффлзом.

– Вспомните: ведь ещё в прошлом году морская блокада считалась невозможной! А Стаффлз взял да устроил!

– Эхх, как же повезло предыдущему курсу. Они эту легенду вживую видели. Адмирал посещал Академию по приглашению директора.

– Постойте! Так Ружер ведь вообще с ним живёт! Ружер, расскажи, какой он, твой отец.

– Да, что он за человек?

– Правда ли, что о нём пишут в газетах?

Ружер задумался.

– Отец очень строгий. И рассудительный. И холодный. Как айсберг. Настоящая живая глыба льда. Он никогда не повышает голос, даже когда его подчинённые подводят. Напугать, вывести из себя – невозможно. Всегда всё обдумывает и просчитывает наперёд, всегда поступает разумно. Я всю свою жизнь прожил по его плану и продолжаю проживать.

– Бедняга ты, – сочувственно покачал головой Гентий. – Воистину, нет большего горя, чем родиться сыном великого человека.

А Лисса бережно взяла Ружера за ладонь под столом.

– Ты, наверное, очень боишься не оправдать его ожиданий?

Ружер улыбнулся.

– Я знаю, что мне никогда не достичь его высот. Хотя сам отец, кажется, считает иначе… В любом случае во всём этом есть и плюсы. Иногда жить, ощущая за спиной фигуру отца, так спокойно…

Во главе стола набирал обороты спор между Крисспами.

Старший брат, Грегор Криссп, стал изюминкой вечера для половины женщин. Кадетки, собираясь в кучки, гадали, каким окажется брат Тайрона, воображая себе самые сладкие картины. Реальность оказалась куда прозаичней.

Грегору недавно исполнилось двадцать пять, но со стороны он смахивал за тридцатилетнего. С проплешиной на голове и острой бородкой, с кривой осанкой, Августейший составлял разительный контраст со своим родственником – красавцем и любимцем женщин. И хоть неказистость лица можно было искупить остроумием или каким-нибудь интересным способом поставить себя, обществом знатной молодёжи Грегор открыто брезговал. Почти всю пирушку он просидел, подпирая подбородок ладонью, и тоскливо зевал. Любые попытки кадеток не то что флиртовать – даже просто беседовать пресекались вежливо, но твёрдо. Лишь пара комментариев Тайрона разожгли в Августейшем желание спорить.

– Уважение? Я нахожу забавным, что об уважении говоришь мне ты, Тайрон. И объясни на милость, за что мне уважать Торчсона? За то, что он проиграл полстраны, поддавшись сиюминутному азарту?

– Про полстраны это ты драматизируешь, – крутил зубочистку Тайрон, уже почти не скрывавший, что откровенно потешается над родственником. – Да и согласись, вечные победы делают жизнь скучной. Проигрывать иногда тоже нужно. В конце концов, это его компании и фирмы, так почему бы ему не проиграть их?

– О, ну тут не поспоришь. Страдания тех сотен несчастных, что теперь окажутся по милости Торчсона вышвырнуты на улицу без средств к существованию, ничто рядом со скукой богача. Не хотели бы голодать – нашли бы способ развлечь своего работодателя. Правильно я говорю?

– Возможно. – Тайрон принял у лакея длинную трубку и закурил. – Тебе, наверное, видней. Ты в скуке разбираешься лучше, чем я, брат мой.

Полина угодливо засмеялась, а у Грегора вытянулось лицо. Старший Криссп уже приготовился максимально ядовито ответить на насмешку, как вдруг по всему залу эхом прокатился громкий вскрик:

– Ой, ой, ой! Это у вас что, мраморная фистраль?!

Шумные беседы поутихли. Некоторые из слуг испуганно замерли, и даже музыканты на миг прервали мелодию. Взгляды кадетства сосредоточились на Агнии, которая, не замечая всеобщего внимания, вскочила со стула и взволнованно пожирала глазами небольшое блюдце в центре стола.

– Да, да, это фистраль, я узнаю. Вкуснятина неописуемая! Мы всего раз её пробовали, дайте, дайте!

По залу покатился смех и даже редкие аплодисменты. Тайрон протёр салфеткой рот, картинно скрывая смешки. Грегор, напротив, поджал губы и втянул носом воздух с явным неодобрением столь непринуждённого поведения девушки.

Сама же непринуждённая навалилась на стол, заставив соседние блюда опасно звякнуть, и сцапала тарелочку кончиками пальцев. Подтащив к себе горку мелконарезанной рыбы со слабым мраморным оттенком, Агния поднесла её к носу и, принюхавшись, блаженно запрокинула голову.

– Неземное наслаждение… Тайрон! Как… откуда? Её ведь всю выловили, когда мне и десяти не стукнуло! Её же вообще больше нет!

– В природе нет. Отец разводит их в небольшом пруду на тангарийской вилле специально для самых важных мероприятий. Так что кушай на здоровье, Агния. На рынке такую не купить ни за какие деньги. Только другим оставь, ещё одну порцию фистрали даже я так сразу к столу подать не смогу.

– Да мне два кусочка. – Агния отправила порцию в рот и на потеху почтенной публике не смогла сдержать стона. – Тайрон! Клянусь, я тебе за это…

– Что? Сено продашь со скидкой?

– Стих напишу. Оду хвалебную. Высоким слогом, как вы, Драгоценные, любите.

– Не надо, – Тайрон в испуге отстранился от стола, – я уже представляю этот шедевр: «Пять стогов по девять центов, таможник, гад, повысил ренту».

Сквозь всеобщий хохот до сидевших за центральным столом донёсся ответ Агнии, заставивший их веселиться ещё громче.

– Между прочим, ни одна сцена в ваших трагических романах не сравнится по драматизму с ситуацией, когда ты сходишь на пристань и таможник сообщает тебе, что администрация повысила торговый сбор вдвое!

Хлопнула пробка. Это Грегор открыл шампанское и теперь наливал пенящуюся жидкость в бокал. Всеобщее веселье он отказывался замечать категорически.

Второй дозволенный кусок Агния смаковала минут десять, поэтому, когда на ухо ей зашептала Лисса, поперхнулась и поспешно промыла горло вином.

– Может, угостишь фистралью господина Крисспа-старшего? У него очень угрюмый вид. Наверное, он расстроился, когда ты схватила блюдо.

– Чего? А… не, он не по рыбе тоскует. Мне кажется, Тайрон им помыкает. Зуб даю, Грегору есть чем заняться сегодняшней ночью, но Тайрон сказал: «Будешь сидеть, пировать вместе со мной», вот он весь и кипит изнутри… ой.

Полина выронила вилку в мидиевый салат. Гентий и Норманн умолкли на полуслове. Кончики ушей Агнии запылали.

Она медленно повернула голову, чтобы встретиться с острым взглядом Грегора.

– …похоже, стоило говорить шёпотом. Простите. Но… но ведь это правда! Хе, хе…

И, выдавив смешок, Агния умолкла в растерянном смущении.

Грегор медленно и шумно отпил своё шампанское, не спуская глаз с морячки.

– А про вас говорят, что вы из Имущих Лиц. Для представительницы столь невысокого сословия пробиться в Элитарную Навигацкую Академию, да ещё и получить первый ранг – задача невероятно сложная. Уверен, вам пришлось проявить впечатляющую прыть, юная особа.

Краска распространилась с кончиков ушей на всё лицо Агнии. Лисса громко ахнула и прижала ладони ко рту, а Ружер грозно нахмурился. По столу прокатился осуждающий ропот, и Гектор, почувствовав возмущение молодёжи, усмехнулся, довольный, и хлопнул остаток шампанского.

«Если так подмывает, возьми да обматери всех нас, кадетов, чего яд по капле цедить?» – вертелось на языке у Агнии, но тут Тайрон бросился на защиту сокурсницы:

– Брат, ты чересчур рубишь сплеча. Уверяю тебя, Агния Синимия – прилежная ученица и человек высшей порядочности. Понимаете, он недавно сошёлся с Аскаротом и, видимо, из-за тесного знакомства со столь необычной личностью иногда воображает себя древним святым, способным одним взглядом прозревать души людские.

Последняя фраза была обращена к кадетам с явной попыткой оправдать родственника. Настала очередь Грегора заливаться алым.

Тайрон же, не дав старшему брату рта раскрыть, вдруг встал из-за стола и простёр руки кверху, призывая весь бальный зал к молчанию.

– Я давно приметил, что, когда мои друзья начинают говорить друг другу гадости, это верный знак, что банкет угасает. Столы к стенам, благородное общество! А вас, – полупоклон в сторону Агнии, – я в качестве компенсации приглашаю на первый ка-тет.

– Принимается, – вскочила Агния следом.

Заскрипели отодвигаемые стулья. Распорядитель подал сигнал музыкантам, и те, прервав симфонию, достали скрипки и заиграли быстрый скрипичный джаз. Пока пёстрая толпа оттекала в центр зала, слуги с поразительной аккуратностью освободили пространство для танца, сдвинули столы к стене, не пролив ни капли напитков.

Агния успела заметить, как сияющий Ружер пригласил на вальс Лиссу, прежде чем Тайрон взял её под руку, положив вторую ладонь на талию. Вдвоём они влились в шеренгу таких же пар и по сигналу распорядителя двинулись вперёд вальсировать первый ка-тет.

Джаз-вальс или вальс-модерн. Новомодный, резвый, разгоняющий кровь в венах. Агния уже успела оценить все превосходства этого танца над традиционным вальсом, который был на первом празднике Флота. Камерный оркестр Крисспов играл весьма недурно, хоть аккорды и глушились ритмичным топотом каблуков по паркету. Большинство кадетов успевали не только исполнять все па, но и ступать строго в такт мелодии.

«Тренированные. Неужели их только для этого учили маршировать? В бою ведь маршировка без надобности».

От выпитого Агнию раскачивало, но Криссп чувствовал качку и возвращал ей остойчивость.

«Ружер-то не соврал. Полуденное вино – высший класс. Эх, отцовскую бы кружку сюда. А то одни бокалы: несерьёзно».

Такт-такт. Разворот. Каблук-носок, носок-каблук. Поклон. И опять диагональ.

– Скажи, Агния, неужели тебе не надоедает всю жизнь возить сено из Тангарии в Предрассветный?

– Что? – удивилась Агния. – Странный вопрос. А тебе дышать не надоело?

– Дыхание – автоматическое. А тут другое. День за днём: одни и те же матросы, один и тот же корабль, одно и то же море. Я бы на стену полез от скуки.

– Матросы всегда разные, море тоже, – парировала Агния. – Да и поверь, Тайрон, когда из-за горизонта появляется военное судно и ты ждёшь, не поднимут ли на нём белый флаг – скукой в такие моменты и не пахнет.

– Верю, верю.

Подобная насмешливость со стороны любого другого Августейшего раззадорила бы Агнию, но на Тайрона Крисспа было невозможно сердиться.

– Ты просто до сих пор не знала лучшей доли. Тангарийские негры тоже не верят, что за морем жизнь может быть приятней, чем в их хибарах. Но теперь-то ты попробовала на вкус настоящую жизнь. Настоящую свободу – от заработков, от страшных пиратов и злых таможенников. Мне интересно, что ты думаешь? О нас, о цвете нации.

– Я думаю, – Агния с трудом сдерживалась от смеха, – и всё никак не догадываюсь, как ты, Тайрон, с таким легкомыслием собираешься защищать Содружество в морском бою?

– О, так же, как и жил! – Насмешка в глазах Крисспа словно вторила кадетке. – С блеском!

– С блеском?

Первый ка-тет закончился, и танцующие замерли, переводя дыхание.

– Именно с ним. Старший помощник разработает план схватки, боцманы сорганизуют матросов, матросы потопят противника. А я, капитан, буду стоять на мостике в горделивой позе, в сверкающем мундире, и смотреть, как мои орудийные башни в упор разносят на клочки вражеский мостик. Ну а затем мы вернёмся в Нью-Карр-Хаген с парадом, и я сойду на Набережную Революции под гром аплодисментов. Ведь чествовать и вручать лавры будут мне – капитану-триумфатору! А потом уволюсь из флота и попробую что-нибудь ещё.

– Мостик в упор не берётся даже главным калибром. Тут уж скорей по подпоркам надо… – поправила Агния, но оркестр заиграл второй ка-тет, и Криссп ускользнул в водоворот платьев к новой партнёрше, а его место занял Дасхан.

К четвёртому ка-тету Агнии надоело плясать, и она выбралась из толпы к прочим гостям, по тем или иным причинам избегавшим танца. Прислуга уже успела расставить вдоль стен стулья для «уставших» и пристально следила за их количеством. Какой-то лакей – совсем мальчик лет двенадцати – предложил ей поднос с несколькими бутылками. Заметив, что у мальчишки дрожат колени, Агния припомнила свой капитанский голос и приказала ему идти отдыхать. Мальчик чуть не присел от внезапного капитанского голоса и побежал поскорей исполнять приказание.

– Благородно. Но не сработает. У него помимо вас своё начальство.

Стул справа уже занял Грегор. На Агнию Августейший не смотрел, взгляд его был недвижно устремлён в замок пальцев.

– Похоже, вы ни одного ка-тета не танцевали, – обнажила зубы в улыбке Агния. Спина её изогнулась, как на экзамене перед директором.

– Похоже, вам пора закругляться, – ответил Грегор.

Агния возмутилась.

– Это приказ?

Старший из Крисспов мрачно усмехнулся.

– Разве могу я приказывать в доме своего брата его гостям? Это совет. Вы и сейчас весьма взволнованы, а если выпьете ещё больше, можете окончательно забыться. Ваши моряцкие попойки отличаются от великосветских банкетов, я полагаю.

– По-вашему, я пьяна?

Агния встала и покачнулась. Грегор зевнул, демонстрируя нежелание возобновлять ссору.

А кадетка вдруг припомнила, как они с Грэхемом под Новый год отплясывали под руку на столе, и вздохнула.

– Впрочем… может, вы и правы.

Она стала осторожно обходить танцующих вдоль стен, но на полпути вспомнила о Лиссе и вернулась к Августейшему.

– Послушайте, Ваша Светлость, можно попросить об услуге? Видите вон ту девушку? Если она станет искать меня, скажите, что у меня заболела голова и я вернулась в наш флигель. Вы ведь всё равно, наверное, с ночёвкой у Тайрона.

Грегор пожал плечами.

– Почему нет? Можете на меня рассчитывать.

На парадной лестнице шеренги лакеев продолжали своё бессмысленное стояние. Поначалу, приметив новые лица, Агния обрадовалась, что бедняг наконец сменили. Но к последним ступеням догадалась. Теперь здесь стояли те, кто изначально обслуживал их за столами. Прислуга «отдыхала». Агнии стало тоскливо, и она поспешила покинуть дворец.

Над косой царил третий час ночи. Дождь с позолоченных гор давно закончился, трава уже успела подсохнуть. Зато усилился ветер. Морской, солёный и холодный, он налетал с востока редкими, но пробирающими порывами.

У ограды второго сектора внимание кадетки привлекла невысокая тень. Будто кто-то ползал на четвереньках в кустах под самой решёткой. Агния нахмурилась. Неужели один из кадетов всё-таки исхитрился надраться до скотского состояния и теперь не может даже доползти до дома? Тогда ему нужно помочь или позвать на помощь. Морячка сошла с мощёной тропы и заглянула за куст.

Старик мыл ограду. Встав на четвереньки, пыхтя, он тщательно натирал прутья решётки. Закончив чистить нижнюю половину прута, уборщик с трудом поднялся и шумно вздохнул, выгибая спину. Громко скрипнул позвоночник, и Агния живо представила себе, как сморщилось широкое, угрюмое лицо Джона Кнехтина.

Сам Джон тем временем повернулся выжать грязь из тряпки в латунное ведро и замер. Тяжёлые надбровные дуги сомкнулись ещё сильнее, а взгляд рассеяно и бессмысленно уставился кадетке прямо в лицо. Паутина белых пятен, перекрывавших зрачки, выдавала ползучую амнезию на средней или поздней стадии.

Агния покачала головой.

– Ох, батюшка Кнехтин. Неужели они послали вас чистить на ночь глядя?

– Я… э… ну…

Уборщик в растерянности и даже некоторой тревоге отступил на шаг.

Агния поторопилась выйти из-за куста.

– Я Агния. Помните меня? Ваша хорошая подруга. Мы с вами вот уже три года часто общаемся. Помните? Вы мне книги в библиотеке советуете, а я вам лекарства в городе покупаю. Недавно на днях одеяла тёплые вам заносила в каморку. Помните одеяла?

– А… да. Помню. Одеяла помню. Агния. – Джон провёл ладонью по лысине, желая приподнять шляпу, которой не было. – Ночь добрая, юная леди. А я что, забыл вас? Я же вот помню всё.

– Подзабыли чуток, зато быстро вспомнили!

– Э…

– Батюшка Кнехтин, чего это вас директорат ночью заставляет работать? Не по распорядку же.

– А… тьфу, оказия глупая. – Джон нахмурился и повернул голову вбок, желая сплюнуть «за борт», но вовремя спохватился. – Попался Кандерусу на лестнице, он и отправил меня к калитке. «У нас, – говорит, – горланы всю западную ограду загадили, а в первом секторе – почтенные гости из столицы. Так что, сбегай-ка ты, старина Джон, – говорит, – отмой на две-три сажени вбок, чтоб с тропинки видно не было, а остальное завтра уж дочистишь». Ну я и пошёл. Приказ есть приказ, ежели начальство говорит…

– Знаете, что я думаю, батюшка, – перебила Агния поток тихих мыслей. – Вам для спины вредно постоянно сгибаться – разгибаться. Давайте разделим ограду! Я возьму нижнюю половину, а вы – верхнюю. Заодно и управимся вдвое быстрее. У вас как раз тряпок несколько, и вёдер тоже.

И, не тратя зря времени, Агния решительно опустилась на колени и потянулась к вёдрам. Старый отставной адмирал ещё больше насупился.

– Право же, Агния, вам это не стоит. Вам это будет некрасиво и… не по чину. Не женское это дело – заборы мыть.

– А как же горничные?

– Так то девки дворовые, а вы – леди. Вон и платье в земле испачкаете.

– Чепуха. У хозяйки ещё четыре чистых платья есть.

Кнехтин сдался и лишь осуждающе покачал головой. Адмирал был невысок ростом, на голову ниже Агнии. В теле его, раньше коренастом и крепком, теперь царила лишь усталость и немощь. Даже некогда пышные седые усы безжизненно повисли.

– Чудная вы женщина, Агния, ох чудная. Бегаете туда-сюда, суетитесь. Кораблём командовать хотите.

– И буду.

– Э… Это ведь как пойдёт, мисс, это ведь как пойдёт. Море – суровая земля. Бабам – то есть, простите, женщинам – в море не место. Женщины – они ведь какие? Они существа нежные, чувствительные. Женщина палец уколет швейной иглой или цветок понюхает неприятный – и всё. Плач, слёзы, в обморок падает. Куда уж ей в открытое море выходить?

Агния слушала размышления старика молча и лишь улыбалась.

– Батюшка, вы точно не хотите сходить с тем письмом на телеграфную станцию в Срейтс-Стетеме? У меня одной от вашего имени не принимают, требуют личного присутствия.

– Ась? Чего? С каким это таким письмом?

Минуты две потребовалось Агнии, чтобы напомнить адмиралу о прошении к Адмиралтейству, которое она составила, опасаясь, что после её отъезда приглядывать за обедневшим стариком станет совсем некому.

Вспомнив, о чём идёт речь, адмирал ожидаемо посуровел. Лысая голова его вздёрнулась кверху, и в голосе даже зазвучали остатки былой властности.

– Подачки у этих кабинетных крыс выпрашивать? Мне, боевому адмиралу? И не проси! Никаких таких прошений они там от меня не увидят! Меня дед с детства воспитывал: человек в любой ситуации может поставить себя с достоинством. Честь, она изнутри исходит, а не снаружи. Наш офицерский девиз знаешь? «Долг, честь, судьба!» И поверь, честь в нём не на последнем месте. А дорогие мундиры да награды правительственные любой прохвост на себя нацепить сможет.

– Неужели вы, как боевой адмирал, не заслуживаете лучшей доли? – сделала ещё одну попытку Агния.

Не помогло.

– А чем моя доля плоха? Полы драить? Так мы в походах целые линкоры драили.

– Но то матросы…

– А и что, что матросы? Чем участь матросская позорна? Матрос – он на корабле главный двигатель. Он и орудие зарядит, и из орудия выстрелит, и течь своим телом заткнёт, если нужно. Без матроса ведь как без рук. А офицеры иные никак понимать этого не хотят. От них только и услышишь «матросня», да «матросня». Всегда я таким любителям повозить матроса лицом по палубе, да и из матросов бузотёрам всяким, начинавшим на офицерство бочку катить, говорил: «Вы идиоты! Вы на одном корабле сидите, и если что пойдёт не так, все экипажем на дно отправитесь, ни один не спасётся! Вам уж тогда быстрее себя любимого за глотку схватить и своими руками…» – Он, как всегда, вспомнился и покраснел. – А впрочем, это не для женского слуха разговоры, и не вправе я о таком говорить в вашем присутствии, юная леди.

Агния не настаивала. Больной адмирал в последний год совсем сдал. Мысль его текла неровно, сознание угасало. Даже Корнелиус Нортон, ранее лично приглядывавший за состоянием уборщика, махнул на него рукой и, видимо, смирился с неизбежной скорой кончиной Кнехтина.

Агния не смирилась. Она продолжила покупать таблетки от боли в спине из своих накоплений и таскала старику в каморку уголь для растопки печи, когда Джон не видел. Она даже потратила часть тетрадей для записи разнообразных историй из жизни, которые Кнехтин ещё помнил. Хоть в Адмиралтействе наверняка лежало досье, ей хотелось быть уверенной, что после флотоводца о нём останется память, пусть даже лишь в её голове.

Самому Джону тем временем удалось извлечь какой-то эпизод из тумана памяти, и он хрипло засмеялся.

– Был у нас такой архадмирал – Виктор Рожерро. Крохотный такой, нервный: когда злился, начинал по каюте носиться туда-сюда, руками размахивать. Всё бредил морскими манёврами. Мечтал какой-нибудь финт хитрый выдумать, чтобы при каждом сражении всех врагов ловко вокруг пальца обводить, а самому умнейшим выходить. А как серьёзное дело началось, так и сел в лужу! Знаешь эту историю?

– Нет, не знаю. Расскажите, – попросила Агния, хотя слышала рассказ о битве под Хассинопой трижды.

– Ну слушай. Был тогда этот… Жёлтый Барон. Страшную силу набрал, всех прочих пиратских оверлордов под себя подмял, и от Белых Клыков до Острова Святого Мальдония все головорезы под его флагом ходили. Ударила, значит, этому Барону моча в голову, и вознамерился он захватить часть земли. Чтоб у него ко всему прочему ещё и свой личный форпост был, колония, так сказать. Собрали пираты большой флот и с рассветом – чтоб солнце им в спину светило и защитникам мешало – вышли прямо на Хассинопу. И как начнут по городу работать. Защитники фортов – все герои, но долго сопротивляться не могли никак, слишком уж много сил понатащило пиратство. Ну нас, знамо дело, подняли сразу по тревоге. Весь флот к Хассинопе помчался – весь, это понятно, все, кого отправить смогли. К вечеру успели на рандеву встать под Амазьей, в десяти милях от Хассинопы горящей. Рожерро нас созвал к себе на флагман, на совещание офицерское. Сам семенит из угла в угол, глаза горят, предвкушает. Начали обсуждать манёвры. Капитаны один манёвр предлагают, штабисты – другой, адмирал говорит: «Нет, это слишком просто, нам похитрей манёвр придумать нужно». Послушал я, всё, что они говорили, да и высказал прямо в лицо, как всегда и всем говорю, что туфта полная эти их манёвры, а лучше бы они с матросами беседу разъяснительную провели, да спать их отправили пораньше перед тяжёлым днём. Рожерро рассердился, начал топать ногами и заявил, что я полный осёл, не смыслящий ни капли в морском деле, и что мне лучше подошёл бы боцманский китель, чем адмиральский мундир. Велел мне избавить совещание от своего присутствия. Я, конечно, подчинился: на флоте любой приказ надо исполнять, даже когда приказывают бред. А наутро мы в колонну построились и пошли в атаку. Пираты уже наготове, своей колонной встречают нас на контркурсах. Завели переписку. Работаем. И тут Рожерро как пойдёт коленца выкидывать. То вправо эскадру бросит, то влево, то затормозит, то боком повернётся. Превратил поле битвы в какой-то драматический театр, пираты там, уверен, по палубам со смеху катались от нашего представления. Ну и допрыгался! В полумиле вперёд по курсу оказалась мель маленькая – и адмирал прямо в разгар боя флагман на неё и выбросил. И сидит, наклонившись набок, сигналы шлёт злобно. Не бой, а комедия, хотя тогда было вообще не до смеха.

Пришлось мне принимать командование. Я остальных об этом уведомил и специальный наш сигнал передал матросам. Со значением: дело дрянь, братцы, давайте, поднажать надо. И мои мужички поднажали! Р-р-раз – одному мерзавцу загнали снаряд за шиворот. Два – другому всю надстройку обрушили. А третьему вообще корму разорвали и оружейный погреб сдетонировали так, что весь крейсер ух-х-х – и вмиг под водой скрылся. Тут у разбойников поджилки-то затряслись. Развернулись они и как кинутся драпать безо всякого порядка. Пираты – они же как шакалы тангарийские: трусливые и подлые. Им бы только беззащитные суда грабить.

Видела бы ты лицо Рожерро, когда мы его на шлюпке с линкора сняли. Весь аж трясётся от злости, а сказать ничего не может, победа ведь. Но самое главное знаешь что? Через неделю к нам прямо в Хассинопу делегация с островов пожаловала и привезла самого Жёлтого Барона в трюме, с руками в узлах и с кляпом во рту. Передали, что оверлорды раскаиваются за рейд и просят не устраивать им карательных походов. Я же говорю – шакалы. У них кто сильный, тот и прав, никакой дисциплины. И никуда эта зараза до сих пор не делась, так что флоту хорошие офицеры нужны позарез. Такие, как Стаффлз. Я Винсента видал ещё лейтенантом: этот парень своё дело хорошо знает. Поэтому помни мои уроки, когда служить пойдёшь.

– Батюшка Кнехтин, да я ведь на штатском хожу. Женщин на флот не берут.

– Это правда. Женщинам на флоте никак нельзя, это конец дисциплине будет. Матрос станет не об обязанностях думать, а только о том, как бы в укромном уголке с бабой своей уединиться.

Луна без дольки холодно и безмолвно светила в ночном небе. Рассеянная речь Джона Кнехтина журчала без остановки, а Агния слушала и размышляла. Ей припомнились старые, выцветшие фотографии, обнаруженные при уборке в каморке старика. На одной из них молодой Кнехтин стоял на светском вечере – настоящий воин с пышными усами и грозным взглядом. Мечта любой женщины, от которого нынче остался только остов, да и остов вот-вот унесут волны в забвение, и не останется вообще ничего. И всё лишь потому, что адмирал раздал все свои деньги матросам, а пенсий в Содружестве не существовало.

Второй раз сердце девушки кольнуло ощущение нестерпимой неправильности всего происходящего вокруг. Она стиснула зубы и навалилась на стальную решётку.

Когда Лисса, раскрасневшаяся от танцев, протиснулась во флигель, Агния успела переодеться в повседневное и прикорнуть в кресле. Услышав шум двери, она очнулась от дремы и подняла голову.

– Ну как? Успех? С Ружером.

– Ах, Ружер невероятно мил, хоть и застенчив до невозможности. Такой милашка. С ним было очень, очень приятно проводить время. Забитый он, правда, очень, видать, отец его сильно муштрует. Я, кстати, уверена, что уже давно ему нравлюсь.

– Прекрасно! Он сделал предложение?

– После одного вечера? Конечно нет. Влюбись он в тысячу раз сильней, всё равно такой человек, как Ружер, не совершил бы безрассудства.

– Так надо было брать за рога! Сказать прямо: так и так, один гад обещал на мне жениться, всю учёбу водил за нос, а под конец ушёл под ручку с другой. Можно же было…

– Нельзя, Аг. У нас так не принято.

Лисса, сняв браслеты, стояла у зеркала и рассеянно вертела их в руках. Агния тихо вздохнула и подошла обнять подругу. Взгляд погружённой в себя блондинки бродил по комнате.

– О, смотри. Пока нас не было, почту доставили.

– Что, правда? – Агния оторвалась от Лиссы и удивлённо взглянула на три конверта, лежащих на её столе. – Действительно. И как я сразу не заметила.

Лисса, взяв своё письмо и вскрыв конверт, передала нож Агнии. Ещё не начав резать бумагу, Агния по каллиграфическому почерку уже догадалась, от кого первое послание и что в нём.

«Дражайшая Агния Синимия.

Пишу вам из Торч-холла. Лето уже коснулось наших экзотических и отечественных садов. Пышная майара поливает траву под собой нескончаемым потоком листвы всех цветов и оттенков. На мандарине созрели плоды дивной жизненной силы. Дядя не разрешает их срывать, и, к своему глубокому удивлению, я с ним согласен. Когда созерцаешь подобную красоту, даже любовь к сладкому отходит на второй план. Мандарины сии – словно маленькие солнца, ещё не разогревшиеся до ослепительного сияния, но уже таящие глубоко в своих ядрах жар космических энергий. Теперь, когда всё в садах цветёт и благоухает пышней, чем когда-либо, мне особенно полюбилось предаваться размышлениям в одной укромной беседке за каменным мостиком. В ней же я и пишу сейчас это письмо.

Здоровье моё удовлетворительно, и дядино тоже. Тепло июня отогрело даже его сварливую душу. В скором времени он рассчитывает взять меня на Лакританию для более пристального ознакомления с товарной и пассажирской коммерцией, что может весьма отсрочить продолжение нашей беседы.

На днях мне наконец выпал случай представить свои стихи в Столичном Обществе Поэтов. Впечатление от выступления показалось мне незначительным и поначалу вогнало в глубокую хандру. Впрочем, скорее всего, очень глупо и самонадеянно было с моей стороны рассчитывать на гром аплодисментов и вспышку литературного бессмертия.

Уверен, когда сие письмо дойдёт до вас, вы уже с блеском сдадите все экзамены. Тем не менее считаю своим долгом заверить: молитвы о вашем успехе лежат под моим сердцем.

Всё тот же.

Сигил Торчсон».

Агния зевнула. Каждое письмо Сигила было одинаково изысканно и бессодержательно. Вся интрига переписки заключалась в том, какой новый изворотливый эпитет придумает в следующем письме юный поэт.

Морячка сверилась со списком. Три письма, пора было уже строчить ответ. Но Сигил писал, что в ближайшее время будет недоступен.

«Подождёт до июля», – решила Агния и потянулась ко второму письму.

– Телеграмма. Адрес знакомый… да это же Грэхем! Странно, чего это Грэхем мне пишет?

Взгляд девушки побежал по коротким строчкам.

Лисса, вдруг почувствовав неладное, оторвалась от своего письма.

– Что? Что-то случилось?

Лист бумаги вылетел из рук морячки и залетел за стол. Агния вытянулась, рванулась наверх из кресла и развернулась. В лице её не осталось и тени сонливости. Его перекосило, схватило невидимыми пальцами, а правый глаз слабо задрожал.

– Агния…

– Грэхем пишет, отец умирает. Вернулся из моря больным. Надо бежать!

Ящик вылетел из стола. В воздух взвились фонтаном ставшие ненужными бумаги.

Агния успела ухватить расписание поездов.

– Первый поезд… через час десять…

Лисса, вжавшись в стену и похолодев от страха, взирала округлившимися глазами, как подруга вырвала из шкафа пальто, набросила его на плечи, влезла в башмаки, наспех побросала всё самое необходимое в чемодан и метнулась к выходу. На полпути чертыхнулась, возвратилась обратно и забрала сертификат первого ранга.

Входная дверь громко хлопнула.

Когда Лисса опомнилась и побежала на улицу, чёрная фигурка уже летела по мощёной тропе у самой калитки. Сложив ладони в рупор, Лисса закричала:

– Напиши! Обязательно напиши, как сможешь!

Фигурка на бегу обернулась и махнула рукой.

Внезапно с моря налетел особенно сильный порыв ветра. Он заставил Лиссу поёжиться, схватившись ладонями за плечи. Подол затрепетал на ветру.

Страшное, беспричинное предчувствие вдруг охватило Лиссу Каннингем. Ей почему-то показалось, что она видит свою подругу последний раз в жизни.