Читать книгу Снежный цветок Изольды - Группа авторов - Страница 2

Танцевать с Гантрамом оказалось даже приятней, чем Изольда надеялась. Он не мучил ее уши дурацкими комплиментами, не позволял себе слишком откровенных прикосновений, а главное – прекрасно вел, и она от души наслаждалась танцем. Пожалуй, с радостью станцевала бы с ним еще раз! Но, разумеется, такое явное проявление интереса было бы неуместным с его стороны. Однако один вопрос почему-то очень хотелось обсудить. Вот только как начать? Все-таки совсем незнакомый мужчина… Но Гантрам будто угадал ее переживания. Или даже услышал? При мысли о том, что магия может и такое, по спине отчего-то пробежал холодок. Как-то же он нашел во всем зале именно того, о ком мечтала Грета?

– Вы ведь не слишком удивились, увидев знак на руке?

А еще он оказался на диво прямолинеен. Никаких наводящих вопросов и вступительных тем!

– А вы поняли, что это не чей-то глупый розыгрыш?

– Магическая метка. Чтобы поставить такую, в зале должен быть еще хотя бы один маг, кроме меня. Но его нет.

Эта метка, метка снежного цветка, появится в день совершеннолетия у той, кому цветок позволит себя сорвать. Так рассказывала бабушка. Но ее сказка была слишком длинной для бала. Изольда хотела было спросить, отчего Гантрам так уверен, что он единственный в зале маг, но тут же сама поняла ответ: наверняка он чувствует! Магов, а может, и магию.

– Я удивилась! – возразила она. – Кто бы не удивился, увидев метку из старой сказки на собственной руке? Но я не представляю, как так вышло.

– Сказка, – кивнул Гантрам. – Легенда о снежном цветке? Я думал, она давно забылась в ваших краях.

– Я любила ее в детстве. Как считаете, что это все значит? Я, хоть и люблю сказки, никогда не верила в них по-настоящему!

– В каждой сказке можно отыскать правду. А иногда и истинную магию. Только не говорите, что вы еще и родились зимой, – улыбнулся он. – А то, пожалуй, и я начну верить в старые легенды.

– Мой день рождения как раз сегодня, – с легким вздохом призналась Изольда. Пока Гантрам не напомнил, ей даже в голову не пришло… – А ведь бабушка так и говорила: знак проявится в день совершеннолетия. Как это все… странно! – окончание фразы, как и ответ мага, заглушили взвизгнувшие на последних нотах скрипки. Быстро закончился танец, слишком быстро! – Вы думаете, эта легенда?..

Она не сказала «имеет ко мне отношение» – маг наверняка поймет недоговоренное, а вокруг слишком много лишних ушей. Почему-то Изольде было… нет, все-таки не страшно, но точно не по себе. Тревожно. И хотелось, чтобы кто-нибудь умный и понимающий успокоил.

– Не волнуйтесь, – снова угадав или почувствовав ее настроение, сказал Гантрам. – Мы непременно выясним, что происходит. Вы ведь не откажетесь как-нибудь навестить меня в доме господина бургомистра? К тому времени, обещаю, я узнаю все, что возможно, об этих странностях. Мне и самому всерьез интересно разобраться.

«Потому что в вашем городе страшная скука» – осталось непроизнесенным, но Изольда будто услышала.

Проводив ее, как принято, на то же место, откуда увел танцевать, маг поклонился и торопливо отошел. Изольда мысленно кивнула: приличия соблюдены, и теперь он, наверное, помчится в городской архив или в библиотеку, искать что-нибудь о внезапно ожившей древней легенде. Пожалуй, Изольда ему даже завидовала: для нее остаток вечера пройдет гораздо скучнее.

Хорошо бы и ей уйти. Бал перевалил за середину, ее исчезновения никто и не заметит. Только надо предупредить дядюшку. Он-то не захочет покидать полезное для дела мероприятие раньше времени. А может, сбежать только отсюда, из бального зала, и побыть рядом с дядюшкой? Если он не в курительной, куда девушкам хода нет, а в приемной, где накрыты столы с закусками, или в галерее. Ведь все равно собирался начать вводить ее в деловое общество! Потому что…

Она совершеннолетняя. Взрослая. Изольда тайком ощупала то место, где под иллюзией гладкой кожи скрывался снежный цветок. О таком подарке на совершеннолетие она точно не мечтала! Хотя… да, когда была маленькой, когда впервые бабушка рассказала ей о волшебном цветке, что ждет единственную избранницу на Запретной горе, за завесой вечных метелей, и обязательно исполнит ее самое заветное желание. Тогда мысль о том, что избранной могла бы оказаться и она, увлекала. Так сладко было мечтать, как она пожелает для бабушки с дедушкой здоровья, новый корабль для дедушки и дядюшки О, чтобы возил много-много товаров в их лавку, много цветов для бабушки, целый большой-большой сад, а для себя… себе она пожелала бы, чтобы нашлись ее настоящие родители, и было бы так особенно хорошо, если бы они оказались королем и королевой далекой волшебной страны! А еще… еще выйти замуж за Эберта, да. Жить с ним в большом двухэтажном доме, и чтобы обязательно трое детей, два мальчика и девочка, и… и дальше ее фантазия отказывала.

Сейчас даже стыдно вспомнить, что она вполне серьезно поделилась этими мечтами с Эбертом. Конечно, тот поднял ее на смех. «Девчонки! Тебе восемь, а ты как только из пеленок вылезла. Сплошные глупости в голове! – да, так и сказал, а потом еще добавил: – Желание-то одно, а ты вон сколько напридумывала, и как будешь выбирать? Гадать на хвосте собаки?»

Она тогда расплакалась, а он утер ей слезы и утешил по-своему, по-мальчишески: «Вы, девчонки, все мечтаете оказаться однажды принцессами, но тебе оно не надо, ты и так хороша. Меня не загадывай, я сам решу, без всякого волшебства. На корабль твой дед тоже сам заработает, вот увидишь! И госпожа Ровена сама может развести себе цветов. Вот и думай, что остается».

Интересно, что он сказал бы сейчас? И почему детские мечты сбываются, когда им уже совсем не рады?

А может, это всего лишь невероятное совпадение?

В приемной дядюшки не было. Изольда выпила бокал пунша, съела крохотное пирожное, украшенное разноцветным марципаном, раскланялась с несколькими знакомыми из тех, кто уже слишком стар для танцев, но в самой поре для обсуждения испортившейся молодежи. От пунша стало жарко, и Изольда, отвязавшись от престарелой госпожи Эгельсон, отчего-то вздумавшей именно сейчас рассказать, какой у нее многообещающий внучатый племянник, пошла в галерею. Хорошо бы дядюшка был там! Но даже если нет, она хотя бы отдохнет от навязчивого внимания и слегка остынет. Галерея чудесна весной и летом, когда в нее выставляют кадки с цветущей сиренью, дельфиниумом и померанцами, а сейчас – пусто, сумеречно и холодно, в окна бьется метель, и никому в голову не взбредет там гулять. Кроме дядюшки, от которого она и переняла нелюбовь к бестолковому шуму.

Но дядюшки в галерее не было. И вообще не было ни души, даже звуки бала стихали здесь, заглушенные воем ветра и тонким дребезжанием стекол в окнах. Изольда подошла к окну – и замерла, поймав взглядом свое отражение в темном стекле, неестественно бледное, будто снежное. По коже пробежался колючий холод, вспомнилась бабушка в ее последние дни, такая же снежно-бледная, но, странно, как будто помолодевшая и обретшая вновь былую красоту. И ее чуть хрипловатый, грудной голос, повторявший вновь и вновь: «Не пугайся, малышка, когда старая легенда тебя найдет». Тогда Изольде казалось, что бабушка бредит. Сейчас… сейчас она так не думала, и это тревожило. О старых легендах хорошо мечтать, особенно когда тебе всего восемь, но лучше бы им так и оставаться легендами!

А вот еще интересно, почему именно эту сказку бабушка рассказывала чаще прочих? И всегда как будто с особым значением, словно хотела, чтобы маленькая Иззи представляла себя избранницей волшебного цветка, мечтала именно о нем, а не о каких-нибудь далеких волшебных принцах или эльфийских песнях. Пожалуй, так же она любила только сказку о снежных ведьмах, танцующих с метелью в самую холодную ночь года на Запретной горе, у границы вечных льдов.

Ведьмы в этой сказке были совсем не страшными, просто красивые вечно юные женщины, от танца которых заметают землю метели, кружат вьюги, чтобы под снегом в тепле перезимовали цветы. А если снежная ведьма вдруг встретит и полюбит мужчину, то может отказаться от танцев и вечной молодости и уйти с ним, но горе ей будет, если мужчина окажется ветреным и бросит возлюбленную. Такая брошенная ведьма или обречена вечно скитаться по миру людей, пока не умрет человеческой смертью, или, сжалившись, ее заберет зима, развеет по ветру колючими снежинками, и даже память о ней заметет снегами.

Но стать снежной ведьмой маленькая Изольда никогда не мечтала, хотя танцевать с метелью ей нравилось. А вот цветок – не давал покоя, даже снился. Снилась Изольда себе – взрослой, красивой, настоящей принцессой, с цветком в ладонях, и был тот всякий раз – разным, то похож на розу, то на фиалку, а то на нежный яблоневый цвет. Но на эту вот метку точно похож не был! Тогда, в зале, так обрадовалась иллюзии мага! А сейчас отчаянно захотелось рассмотреть знак в подробностях. Когда рядом ни одного лишнего взгляда. Только снежный ветер за окном и холодные потемки вокруг. Несколько масляных светильников их совсем не разгоняют, лишь рассеивают слегка мрак до смутных светловато-желтых пятен.

Изольда всегда любила зиму. Не боялась холода. Чего бояться? Одеться потеплее, и никакой холод не страшен. А из любой метели можно выйти к знакомому дому, если не забредать далеко. Но сейчас холод будто был другим, забирался под легкое для зимы платье, выстуживал последние крохи тепла. Да и пальцы внезапно совсем оледенели. Захотелось поднести их ко рту, согреть дыханием. А еще лучше – не стоять здесь совсем одной, вернуться к свету и музыке, к горячему пуншу и живым голосам, найти все-таки дядюшку. И она даже сделала пару шагов туда, откуда пришла, но отчего-то остановилась. Поежилась уже не от холода, а от странного, смутного ощущения чего-то… неправильного? Необычного? Огляделась. По-прежнему тихо. По-прежнему темно. Только воздух будто стал гуще. Изольда вдохнула… вернее, попыталась, потому что вдруг отчаянно заколотилось сердце, как после долгого бега или от ужаса. Но разве она хоть раз в жизни так сильно пугалась? Нет. А вот теперь…

Когда прямо перед ней в воздухе заклубились черные клочья неестественно жуткого, будто колдовского тумана, подумалось, что вот теперь – в самый раз впервые по-настоящему перепугаться. А когда туман вдруг исчез, оставив вместо себя темный провал, и оттуда один за другим появились четверо, Изольда уже даже не боялась. Просто оторопело смотрела, пытаясь понять, не мерещится ли ей. И как такое возможно?! Четверо – темные высокие силуэты в плащах. Даже лиц нет – низко опущенные капюшоны, и от этого как-то особенно не по себе. Люди ли это вообще? Может, темные метельные духи из еще одной бабушкиной сказки, раз уж сегодня старые сказки оживают? Люди – поняла Изольда, когда один из них крепко, почти грубо схватил ее за руку повыше локтя и негромко, но с явной угрозой сказал:

– Идешь туда, куда ведут.

Изольда и хотела бы ответить хоть что-то, только почему-то не могла открыть рот. Словно онемела или губы склеились. Мелькнула совсем уж дикая мысль, что, если бы могла, не разговаривала бы сейчас, а завизжала дико и заполошно, так, что самой было бы стыдно. Хотя чего тут стыдиться, когда тебя… похищают? Вот так нагло, прямо с бала?

Другой темный – ростом ниже Изольды – вскинул вверх руки и что-то едва слышно забормотал. Новый провал открылся почти там же, где первый, только потянуло из него почему-то явственным холодом и дохнуло ветром. Ее дернули за руку, а потом втолкнули прямо в это черное и жуткое, и она… полетела? Не стало ни пола под ногами, ни низа, ни верха, но ее тащило куда-то, несло с сумасшедшей, захватывающей дух скоростью. Больше всего она была сейчас, наверное, похожа на рыбину, попавшуюся на крючок, несчастную, глупую рыбину, которую тащат из воды в неведомое и страшное и в финале, несомненно, зажарят и съедят. Или сварят и съедят. Или засолят… но в любом случае съедят! А она не в силах ни остановить или хотя бы замедлить это неминуемое стремительное движение, ни даже закричать или заплакать. Хотя ясно же, что ни крики, ни слезы не помогут.

Полет закончился резким рывком, как будто ту самую рыбину подсекли, прежде чем выдернуть из воды, – и в следующий миг Изольда стояла на ногах, вот только пошевелиться все равно не могла, потому что ее крепко держали чьи-то руки, так крепко и сильно, что даже вздохнуть не получалось. И почти сразу же, она не успела даже проморгаться и осмотреться, последовал новый рывок, и снова – стремительный и ужасающий полет. Но теперь, как будто ее разуму надоело бояться, в голову пришла скорее забавная мысль – что пойманную рыбину везут, похоже, к повару на перекладных, как будто королевской почтой. Только вот от такой бешеной скорости у нее шумит в ушах и к горлу подкатывает тошнота. Не отключиться бы.

Мысль о королевской почте оказалась до крайности правдоподобной, потому что, едва она вывалилась из второго провала, как ее толкнули в третий. Там стало совсем нехорошо, а в четвертом на нее наконец навалилась мягкая и теплая темнота.