Читать книгу Глитч - Группа авторов - Страница 3

Поезд «Ласточка» вполз в Ново-Даниловск не под аккомпанемент, а под морок дождя. Это был не ливень, а нечто иное: миллиарды микроскопических капель, зависших в воздухе, превращавших всё за окном в размытую акварель, смывавшую чёткие границы между землёй, небом и уродливыми коробками строений. Дмитрий Малофеев вышел на платформу, и влажный холод мгновенно просочился сквозь шерсть пальто, словно искал кости. Он вдохнул. Запах был сложным: поверхностная нота – сырой бетон и угольная пыль, вековой аромат русского захолустья. Под ней – едва уловимый химический оттенок озона и охлаждающей жидкости, принесённый ветром с промзоны.

Город не спал. Он дремал в серой прострации. Типовые пятиэтажки-«хрущёвки», похожие на пожелтевшие от времени зубы, были увешаны спутниковыми тарелками – слепыми, чёрными сотами, ловящими призрачные сигналы извне. Они уступали место новостройкам – стерильным, стеклянным монолитам, отражавшим лишь унылое небо и друг друга. А над всем этим, в отдалении, возвышался Он.

Технопарк «Горизонт».

С расстояния он казался гигантским, неправильным кристаллом кварца, вросшим в глинистую почву. Его фасады, составленные из тысяч треугольных и шестиугольных стеклянных панелей, даже в этот бессолнечный день отливали тусклым, больным сиянием, словно внутренним свечением. Он был чужеродным. Слишком острым, слишком геометрически совершенным для этого ландшафта расползающегося упадка. Он не вписывался. Он утверждал.

Здание УМВД было его антиподом – тяжёлым, из жёлтого кирпича, с облупленной штукатуркой и вечно запотевшими окнами. Внутри пахло бумажной пылью, застарелым кофе из автомата и слабым, но въедливым запахом человеческого бессилия. Его ждали. Не то чтобы с нетерпением. С терпением – тем особым, с каким ждут неприятную, но неизбежную процедуру.

Кабинет полковника Полонского пахнул тем же бессилием, но с примесью старого табака и пыли. Массивный стол, зелёное сукно, портреты на стенах – музей ушедшей эпохи. Сам Полонский, грузный мужчина с лицом, напоминавшим помятый портфель из хорошей кожи, поднялся навстречу без энтузиазма. Его рукопожатие было крепким, влажным и мгновенно отпускающим.

– Подполковник Малофеев, – отчеканил Дмитрий, ставя на пол возле стула чёрный алюминиевый кейс с биометрическим замком. – Прибыл по спецраспоряжению ГСУ СК № 478-бис.

– Видели, – голос Полонского был низким, сиплым. Он плюхнулся в кресло, которое жалобно заскрипело. – Распоряжение изучили. «Особые полномочия», «независимость от местного руководства в рамках следственных действий»… Звучит так, будто мы тут, в провинции, пальцем о палец не ударили. Или ударили не туда.

Малофеев сел напротив, спина прямая. Он видел десятки таких полковников. Их мир был территориальным, иерархичным и материальным. Они понимали ножи, взятки, разборки. Всё, что не укладывалось в статьи УК, вызывало у них не страх, а глухое, агрессивное раздражение, как шум в ушах.

– Моя задача – дополнить вашу работу, а не подменять её, полковник, – его голос был ровным, без металла, но и без тепла. – Прошу ввести меня в курс. Детально.

Полонский вздохнул так, будто собирался запустить паровоз, и швырнул на стол три пухлые папки. Они шлёпнулись с мягким звуком.

– Дела, собственно, три. Но они как сиамские близнецы – срослись в одно бесполое чудище. Хронология. – Он ткнул толстым пальцем в первую папку. – Воронова Ксения, пятнадцать. Пропала 22 августа. Отличница, музыкальная школа, никаких дурных компаний. Последний раз её видели в 19:30 у северного служебного входа в «Горизонт». Шла на дополнительное занятие по квантовой информатике. Вроде как. Камеры на том входе… – он усмехнулся беззвучно, – «проходили плановое техническое обслуживание».

Вторая папка. – Пельше Антон, шестнадцать. 25 сентября. Технический гений, собирал дроны. Вышел из кафе «Квантум-Кофе» на территории того же «Горизонта» в 20:45. Сел на лавочку, достал ноутбук. На записи с уличной камеры видно, как он что-то активно печатает, потом резко поднимает голову, смотрит куда-то в пространство перед собой… и экран камеры на семь секунд заполняется зелёным шумом. Когда картинка возвращается, лавочка пуста. Ноутбук остался. Включён. На экране – запущенный терминал с бесконечно скроллящим текстом, состоящим из повторяющихся последовательностей: 0x7F, 0x7F, 0x7F…

– И наконец, свежак, – Полонский отшвырнул две первые папки и открыл третью, вытащив крупное фото. На него смотрел улыбающийся подросток в очках. – Самойлов Олег, четырнадцать. 23 октября. Остановка общественного транспорта «Технопарк “Горизонт”». Классика жанра. Никого. Ничего. Только телефон на скамейке. Данные в нём – как после термоядерного взрыва в Кремниевой долине.

Он откинулся, сложив руки на животе. – Общее: все – подростки, IQ за облаками, из семей без видимых проблем. Ни мотивов, ни следов, ни тел. Никакой сексуальной подоплёки, никаких финансовых интересов. Просто вышли в одну точку на карте и… аннигилировались. Единственная ниточка – все точки находятся в районе промзоны «Заречье». Там и «Горизонт», и общежития, и кафе. Территория большая, людная. Статистическое совпадение. Должно быть.

– Родственники? – спросил Малофеев, отложив папку. – Давят?

– Каждый день, – Полонский провёл рукой по лицу. – Звонки в прокуратуру, письма губернатору. Митинги у ворот «Горизонта» разгоняем. Информации – ноль. Одни слёзы и крики.

– Мне нужны факты, полковник, а не истерики.

Полонский потянулся к пачке сигарет, помял её в руке. Его взгляд стал не просто усталым, а уклончивым.

– У меня тут свой пацан… в IT-классе того же «Горизонта» крутится. Жена каждую ночь проверяет, дышит ли. Так что ваши «особые полномочия» – они мне не в радость. Они мне как красная тряпка. Но приказ есть приказ.

Он откинулся, и его лицо снова стало официально-бесстрастным.

– Ресурсы получите. Людей, машины, доступ к городским камерам. Спецов по цифре из областного центра подключат. Дроноводов, оперативников – к вашим услугам. Только результат. Быстрый и понятный. Без этой… – он махнул рукой, не находя слова, – …этой вашей метафизики. У меня город на ушах.

Слово «должно» повисло в прокуренном воздухе, как приговор. Малофеев молчал. Его взгляд скользнул по карте города на стене позади Полонского. Три красные булавки. Взгляд Малофеева, выхватывавший паттерны из хаоса сотен дел, мгновенно, почти без участия сознания, соединил их воображаемыми линиями. Углы были подозрительно правильными. Слишком геометрически выверенными для слепой случайности, слишком идеально для маньяка. Они были слишком идеальными, а центр фигуры с пугающей точностью приходился на главное здание “Горизонта”. Где-то там, как он предполагал, и должен был находиться его вычислительный центр.

– Секта? Организованная группа? – спросил Дмитрий, отбрасывая первые, стандартные гипотезы.

– Отработали вдоль и поперёк, – Полонский махнул рукой, будто отгонял муху. – Всех местных юродивых, всех «просветлённых» из йога-студий, всех компьютерных гиков, что в подвалах сидят. Ноль. Тишина. Это не дело, подполковник. Это… феномен. Чёрная дыра в полицейской практике. Поэтому, полагаю, вас и прислали. Слышал я краем уха про вашу… специализацию. По делам, где логика кончается и начинается какая-то хрень.

Он произнёс это не со злобой, а с усталой брезгливостью человека, который верит только в то, что можно пощупать или положить в папку. Для него Малофеев был кем-то вроде следователя-метафизика, странным жрецом, которого вызывают, когда обычные методы дают сбой. Глядя в плоские, уставшие глаза полковника, вдыхая запах пыли и бессилия, Малофеев невольно вспомнил другой кабинет – стерильный, холодный, наполненный тихим гулом власти и знанием, от которого стынет кровь…

(Флэшбэк. Несколькими днями ранее. Москва. Здание на Садово-Кудринской.)

Кабинет был не комнатой, а инструментом. Стеклянные стены, минималистичная мебель из матового металла, единственный цвет – тёмно-серый. За панорамным окном, затянутым противосолнечной плёнкой, копошилось Садовое кольцо, но звук не проникал внутрь. Здесь царила искусственная тишина.

Генерал-лейтенант Хромов не сидел за столом. Он стоял у окна, спиной к Малофееву, его фигура, поджарая и острая, казалась выточенной из того же серого, неутомимого материала, что и стены этого здания. На полированную поверхность стола перед Дмитрием были брошены три папки. Не пухлые, как у Полонского, а тонкие, из плотного серого картона. На обложке каждой – лишь QR-код и гриф «ОВ – Особой Важности».

– Ново-Даниловск, – голос Хромова был тихим, но резал тишину, как скальпель. Он не обернулся. – Три пропажи. Подростки. Местные структуры демонстрируют статистическую погрешность вместо результатов.

Малофеев открыл первую папку. Внутри – не отчёты, а дампы данных: логи с камер, расшифровки переговоров, тепловые карты местности, психологические профили. Сухой, обезличенный поток информации. – Похоже на работу высокоорганизованного субъекта с доступом к технологиям подавления следов.

– Почему моя группа?

Хромов медленно повернулся. Его лицо не было высечено из гранита. Оно было вытравлено – годами, ответственностью, знанием вещей, которые стирают эмоции. Глаза, цвета мокрого асфальта, смотрели сквозь Малофеева, оценивая не его, а ту пустоту, которую он мог заполнить.

– Потому что это не субъект, – сказал генерал, делая шаг к столу. Он положил кончики пальцев на папку. – Помнишь Тверь? Ритуальный театр с выверенными по звёздам точками сброса тел? Все видели сатанистов-неумех. Ты увидел геодезическую сетку. Карту, наложенную на карту. И нашёл точку пересечения – заброшенную обсерваторию.

Он перешёл ко второй папке. – «Новый Путь». Гипноз, наркотики, финансовые пирамиды – стандартный набор. Для всех. Для тебя – ключевым стал инфразвуковой генератор в подвале их «храма». Частота 7.83 Гц – резонанс Шумана. Ты не поверил в чудеса. Ты нашёл рубильник.

Хромов наклонился, и расстояние между ними сократилось до минимума. От него пахло не табаком, а холодным металлом и антисептиком.

– В Ново-Даниловске происходит нечто за пределами этих парадигм. Там нет ритуалов. Нет сект. Нет рубильника. Там есть… аномалия в коде. Сбои не в системах, а в законах, на которых эти системы построены. Наши кибернетики из Института проблем передачи информации смотрят на повреждённые файлы с камер и говорят, что это похоже на попытку записать четырёхмерный объект в двумерную память. Это не взлом. Это надругательство над логикой.

Он выпрямился, и его взгляд стал ледяным, абсолютно сфокусированным.

– Я не верю в духов, Малофеев. Но я верю в эмерджентные свойства. В то, что когда сложность системы переходит некую грань, она порождает феномены, неотличимые от магии для низкоуровневого наблюдателя. А в Ново-Даниловске находится «Горизонт». Флагманский проект Сабурова. Квантовые вычисления, машинное обучение на грани сильного ИИ. И сам Сабуров… его интересы лежат далеко за пределами кремния.

– Какие интересы? – спросил Малофеев, хотя в папке уже видел справку: закупки редких оккультных трактатов через офшоры, посещение закрытых аукционов по герметике, переписка с профессорами теологии и квантовой физики одновременно.

– Он ищет универсальный шифр, – тихо сказал Хромов. – Язык, на котором написана реальность. И он считает, что нашёл в каббалистической гематрии и неевклидовой геометрии ключи к этому языку. Его квантовые компьютеры – не просто машины. Они – медиумы. Они пытаются произнести слова этого языка. И, судя по всему, что-то… или кое-кто… начало отвечать. Что-то просачивается из той стороны экрана в нашу. Поезжай туда. Разберись в этом цифровом кошмаре. У тебя карт-бланш. Найди, что они там приоткрыли. И закрой это. Пока Оно не решило выйти само.

(Конец флэшбэка)

Голос Полонского, грубый и реальный, вернул Малофеева в кабинет, пахнущий плесенью и пораженчеством.

– …так что если у вас, подполковник, есть какие-то особые методички, милости просим. Может, с лозой по периметру походите, или через кристалл на ситуацию посмотрите. Нам лишь бы результат.

Малофеев медленно поднял взгляд. Его лицо было маской спокойствия, выточенной годами встреч с самым отвратительным, что может породить человеческая природа. Но сейчас, под этим спокойствием, шевелилось нечто новое – не страх, а холодное, щекочущее позвоночник осознание. Осознание того, что правила игры, возможно, только что изменились.

Он проигнорировал сарказм, как игнорировал шум вентиляции. Внутри уже щелкали мысленные шестерёнки плана: его московский эксперт по цифровым следам для телефона, официальные запросы в Роскомнадзор по сетевой активности, оперативники Полонского для обхода свидетелей.

– Мне потребуются все физические улики. Особенно гаджеты. И телефон Самойлова – в первую очередь. А также полный, немедленный доступ к месту его исчезновения. И выделите мне связного из ваших ИТ-специалистов. Сегодня же.

Полонский развёл руками в театральном жесте покорности судьбе. – Как прикажете, Москва. Ваше дело – ваша и головная боль. Оформляйте запросы. Машина ждёт внизу.

Он пододвинул все три папки. Малофеев взял верхнюю, с фотографией Олега. Он открыл её. Улыбающееся лицо. Обычный подросток. За улыбкой на фото стояли сломанные родители, пустая комната, приостановленная жизнь. Но Малофеев гнал эти мысли прочь. Сопереживание – роскошь, которая мешает видеть узор. А ему был нужен именно узор – холодный, нечеловеческий и безупречный в своей чудовищности. Но Дмитрий пригляделся к скану – низкому, сжатому JPEG с камеры наблюдения магазина. В отражении в линзах очков мальчика, в крошечных бликах, его тренированный глаз, искавший аномалии, уловил не просто свет. Уловил микропаттерн. Едва уловимую, фрактальную рябь, искажавшую пиксели. Тот самый узор, который не должен был существовать в природе цифрового шума.

Он закрыл папку с тихим, но окончательным щелчком. Рациональный мир улик, свидетельских показаний и логических цепочек, его крепость и его оружие, здесь, в этом сером городе под тяжелым серым небом, дал первую, зловещую трещину. И Дмитрий Малофеев знал, что ему предстоит не просто заглянуть в неё. Ему предстоит шагнуть внутрь.