Читать книгу Тайны забытого оракула - Группа авторов - Страница 3

В тот день небо над особняком Велесовых было особенно тёмным, словно само мироздание предчувствовало грядущие события. Маленькому Родиону было всего семь лет, но даже тогда в его глазах уже читалась та же жажда власти, что позже поглотит его целиком.

Особняк стоял в самом сердце Теньтильщиков – там, где переулки сплетались в лабиринт, а воздух густел от запаха трав и металла. Его волнообразные линии напоминали подводные течения, а узкие окна, похожие на глаза глубин, следили за каждым, кто осмеливался подойти слишком близко. Над крышей вился едва заметный туман – не то испарения из алхимической лаборатории, не то дыхание самого дома, пропитанного древней магией.

Самая старшая из ныне живущих в магическом мире Москвы, бабушка Артемиуса Радомирова – Ярослава Ильинична – нашла его в потайной молельне, скрытой за поворотным шкафом в кабинете отца. Здесь, под слоями заклинаний и старинных икон, хранились фолианты, зелья и инструменты рода Велесовых.

Вокруг, как всегда, царила особая атмосфера: в переулках мерцали разноцветные флаконы‑вывески, а из глубины местного колодца доносился едва уловимый шёпот – будто кто‑то пересказывал чужие страхи.

Мальчик стоял перед древним фолиантом, страницы которого мерцали багровым светом. Его маленькие пальцы были в крови – он порезал ладонь ритуальным ножом, который украл из кабинета отца. Кабинет, расположенный на первом этаже, славился коллекцией реторт, колб и засушенных трав. Тяжёлая дубовая дверь с резным узором в виде переплетённых змей открывалась только по отпечатку ладони хозяина. Внутри царил полумрак, рассекаемый светом из окон с переплётами‑водорослями; на стенах висели схемы алхимических превращений, а на полках стояли сосуды с субстанциями, переливавшимися всеми оттенками радуги.

– Что ты делаешь, дитя? – голос Ярославы прозвучал как удар хлыста.

Родион вздрогнул, но не отступил. Его глаза горели нездоровым блеском:

– Я… я хотел вызвать духа. Все говорят, что я особенный, что во мне течёт кровь богов.

Ярослава медленно подошла к нему. В полумраке молельни её силуэт отбрасывал причудливую тень – ту самую, что в полночь в Теньтильщиках оживала и принимала формы зверей. Взгляд старухи был полон печали. Она знала: тьма уже положила на мальчика свою руку.

– Слушай меня внимательно, – произнесла она, беря его окровавленную руку. – Тёмная магия – это путь, с которого нет возврата. Каждый шаг в её сторону оставляет след на твоей душе, который никогда не исчезнет.

Она начала заговаривать рану, но кровь не останавливалась – казалось, сама тьма питалась от боли ребёнка. Где‑то вдали, будто в ответ на ритуал, зазвучал тихий звон: это флаконы на улицах Теньтильщиков задрожали, их содержимое переливалось, предупреждая о нарушении запретов. Не принимать дары‑снадобья от незнакомцев; не смешивать зелья без знания «ядра» рецепта – гласили древние правила, но Родион уже переступил черту.

– Ты обладаешь великим даром, – продолжала Ярослава, – но с ним приходит и великая ответственность. Те силы, с которыми ты хочешь играть, могут поглотить тебя целиком.

В тот момент фолиант в руках Родиона затрещал, страницы начали гореть, не сгорая. Мальчик закричал от боли, когда древняя магия попыталась вырваться наружу. Где‑то за стенами, в лабиринте переулков, тени домов вздрогнули, на мгновение приняв очертания когтистых лап и оскаленных пастей.

Ярослава, используя все свои силы, запечатала книгу, но было уже поздно – искра тьмы, зажжённая в тот день, разгорелась в полноценный пожар.

– Помни мои слова, – прошептала она, глядя в глаза внуку. – Тёмная магия забирает больше, чем даёт. Она требует жертв, и однажды ты поймёшь, что цена оказалась слишком высока.

В тот роковой день лаборатория наполнилась запахом горелой плоти и жжёного металла. Родион Велесов, поглощённый созданием нового зелья, не заметил, как ядовитые пары начали разъедать его глаза. Лаборатория, укрытая в подземном ярусе особняка, была его святилищем. Здесь, среди полок с ретортами, склянками и засушенными кореньями, он проводил дни и ночи, смешивая ингредиенты, записывая наблюдения и шепча заклинания.

Стены лаборатории были украшены руническими печатями, стилизованными под растительные мотивы модерна, – они приглушали звуки, и никто не слышал его бормотания. Над массивным столом из чёрного дерева, испещрённым царапинами от бесчисленных экспериментов, висел хрустальный шар, наполненный мерцающей жидкостью. Он служил индикатором уровня магического напряжения в помещении: когда шар начинал пульсировать багровым, это означало, что очередной эксперимент вышел из‑под контроля.

В центре комнаты извивалась лестница‑волна, ведущая наверх, к кабинету. На её вершине, подобно медузе, свисал светильник с щупальцами‑проводниками магической энергии. Его тусклое свечение окрашивало пространство в сине‑зелёные тона, напоминающие глубину океана.

– Нет… нет… – шептал он, падая на колени. – Только не это…Сначала появилось жжение, потом ослепляющая боль. Он схватился за лицо, но было поздно – зрение покидало его, оставляя лишь тьму.

– Мой… мой дар… – прохрипел Велесов. – Всё из‑за проклятого зелья…Вбежавший на шум Богдан застыл в ужасе, увидев отца, корчащегося от боли. – Отец… что случилось? – его голос дрожал.

– Я найду способ, – шептал Родион сквозь стиснутые зубы. – Найду…Дни превратились в вечность. Он лежал в темноте, терзаемый болью и яростью. Но даже слепота не могла сломить его волю.

И он нашёл. Через месяц мучительных экспериментов, держась за руку сына, он создал новое зелье. Лаборатория к тому времени изменилась: некоторые склянки лопнули от напряжения, символические печати на стенах потрескались, а в углах появились тени, которых раньше не было. Они шевелились, будто прислушиваясь к каждому слову. В центре комнаты, где прежде стоял стол, теперь зияла воронка из искривлённого пространства – последствие неудачного эксперимента.

– Держи меня, Богдан, – прохрипел он. – Это будет больно.

Капли яда коснулись его глаз. Боль была невыносимой, но через несколько мгновений…

– Я вижу… – прошептал Велесов, глядя на сына. – Вижу яснее, чем раньше.

Но Богдан видел то, чего не замечал отец – в глазах Родиона появилась новая тьма, более глубокая и древняя. В ту ночь, лёжа в своей постели, Богдан дал клятву:

– Я не буду как ты, отец. Твоя сила – это проклятие. Я найду другой путь.

Он не знал, слышит ли его отец, но чувствовал, что должен произнести эти слова.

А Велесов, словно услышав мысли сына, лишь усмехнулся:

– Ты ещё слишком молод, чтобы понимать. Темная сила – это мощь нашего рода. И однажды ты это поймёшь.

Но Богдан молчал. В его душе крепла решимость идти своим путём, подальше от тёмных троп отца. Он будет хранить свою клятву, даже если придётся скрывать её от самого близкого человека. С этого дня в их отношениях появилась трещина – невидимая, но глубокая. Богдан продолжал помогать отцу, но в его сердце уже зародилась собственная сила, не связанная с ядами и тёмной магией.

Судьба свела их в месте, где искусство переплеталось с магией. Злата Черноборова преподавала в древней музыкальной школе . Здание, возведённое ещё в эпоху первых алхимиков‑музыкантов, стояло на Набережной Звёздного Тумана  –  где реальность мягко перетекала в иное измерение.

Её тонкие пальцы легко скользили по нотам, а голос, словно мелодия арфы, очаровывал даже самых строптивых учеников. Стены школы хранили эхо веков: в тихие часы можно было услышать призрачные аккорды давно ушедших виртуозов, а в зеркалах иногда проступали силуэты музыкантов в старинных нарядах.

Набережная Звёздного Тумана тянулась вдоль невидимой грани между мирами. В сумерках над водой стелился серебристый туман, в котором мерцали крохотные звёзды – не небесные, а рождённые из звуков музыки и шёпота древних заклинаний. Туман то сгущался, образуя арки, то расступался, открывая выходы к настоящим набережным Москвы‑реки: к Космодамианской, Раушской, Садовнической – там, где магия обретала плоть, а реальность становилась податливой, как воск.

Родион пришёл туда не случайно. Его младший брат Илларион, подающий надежды молодой целитель рода Велесовых, готовился к своему первому публичному выступлению. Но истинная причина появления Велесова была иной – он почувствовал её задолго до того, как увидел.

Злата была необычна. Её энергия, словно чистый кристалл, искрилась в воздухе, привлекая внимание даже сквозь защитные барьеры школы. Когда их взгляды встретились, Родион понял – это судьба.

Она поразила его не только красотой, но и силой духа. В её глазах читался ум, а в движениях чувствовалась внутренняя мощь, которую так редко встретишь у простых смертных.

После выступления брата Родион не смог уйти. Он нашёл предлог задержаться, наблюдая за Златой издалека. Её грация, её манера держаться, даже то, как она поправляет выбившуюся прядь каштановых волос – всё это сводило его с ума.

Их первая встреча наедине произошла в школьном саду – месте, где время текло иначе. Здесь росли деревья с листьями‑нотами: при дуновении ветра они издавали тихие мелодии, а в полнолуние расцветали цветы, чьи лепестки светились мягким светом. Злата проверяла инструменты, а Родион якобы «случайно» оказался рядом. Их разговор начался с обсуждения музыки, но быстро перерос в нечто большее.

Он был очарован её умом, её способностью видеть суть вещей. Злата же почувствовала в нём силу, которая одновременно пугала и притягивала её.

Их ухаживание было необычным. Родион, обычно холодный и расчётливый, проявлял неожиданную нежность. Он дарил ей не просто цветы, а редкие магические растения, чьи лепестки светились в темноте, а аромат пробуждал забытые воспоминания.

День выдался удивительно ясным – словно сама природа решила подчеркнуть торжественность момента. Фонтан, окружённый мягким полукругом старинных лип, выглядел особенно величественно: его белоснежные колонны отбрасывали чёткие тени на брусчатку, а вода в чаше переливалась всеми оттенками аквамарина под лучами полуденного солнца.

Злата стояла у самого края фонтана, и её платье цвета топлёного молока казалось продолжением мраморных линий ротонды. Лёгкий ветер играл с шёлковой лентой, перехватывающей её каштановые волосы, а в руках она держала букет белых лилий – тех самых, что Родион тайно заказывал в оранжереях Теньтильщиков. Каждый цветок светился изнутри едва заметным перламутровым сиянием – молчаливое напоминание о магии, связавшей их судьбы.

Родион подошёл неслышно. Его чёрный сюртук с серебряной вышивкой напоминал ночное небо, усеянное звёздами, а в глазах отражалась та же безмятежная глубина, что и в водах фонтана. Он взял её за руку – прикосновение было тёплым, почти обжигающим – и прошептал:

– Теперь ты навсегда моя.

Вокруг царила удивительная тишина, будто весь мир затаил дыхание. Даже городской шум – грохот экипажей, голоса торговцев, перезвон трамвайных вагонов – растворялся в мелодичном журчании воды. Только фонтан тихо напевал свою вечную песню, перекатывая капли по мраморным уступам.

Ритуал начался с малого: они опустили ладони в чашу фонтана. Вода вздрогнула, на миг став прозрачной как стекло, а затем вспыхнула тысячами крошечных искр. Это было древнее заклинание единения – не из книг Велесовых, а из тех забытых времён, когда музыка и магия были одним целым. Искры поднимались вверх, зависали в воздухе и превращались в крохотные светящиеся ноты, кружившие над их головами.

– Пак-тум кор-дис – произнесла Злата, и её голос слился с перезвоном водяных струй. – эт-фак-ти.

– Эт-фак-ти, – повторил Родион, и его тень на колонне ротонды на мгновение удлинилась, будто обнимая их обоих.

Когда последние искры растаяли в воздухе, фонтан издал тихий, почти человеческий вздох, а вода вновь стала обычной – кристально-чистой, но уже не волшебной. Только в глубине ещё мерцали отблески их обещания.

Гости, до того молча наблюдавшие за церемонией, зааплодировали. Кто-то пустил в воздух горсть лепестков роз, и они опустились на воду, превратив фонтан в миниатюрное розовое море.

Но даже среди смеха и поздравлений Злата уловила тень, скользнувшую по лицу Родиона. Она знала: это не просто игра света. Где-то в глубине его глаз, как и в глубинах фонтана, таилось то, о чём он не говорил вслух.

А фонтан продолжал петь – теперь уже другую мелодию.

В глубинах его души таилась тьма, древняя и могущественная, питаемая веками обид и предательств. Родион Велесов был как чёрная дыра – всё, к чему он прикасался, поглощалось его жаждой власти и мести.

Его библиотека хранила запретные знания, защищённые древними печатями и проклятиями. Каждая книга здесь была написана кровью, каждая страница хранила секреты, способные уничтожить целые династии.

По ночам он проводил ритуалы, от которых даже стены его особняка содрогались. Он вызывал существ из самых тёмных уголков мироздания, заключал с ними сделки, цена которых была неизмеримо высока.

В самой глубине его лаборатории, за семью печатями и защитными барьерами, хранился арсенал древних артефактов. Каждый из них был пропитан кровью и страданиями, каждый нёс в себе частицу тёмной души своего создателя.

В центре помещения возвышался Кристалл боли – многогранный кристалл кроваво-красного цвета, пульсирующий в такт чьим-то неслышимым крикам. Родион знал каждую грань этого создания, каждое углубление на его поверхности. Кристалл питался от страданий жертв, превращая их боль в чистую магическую энергию. Когда кристалл наполнялся, его сияние становилось ярче, а воздух вокруг тяжелел от концентрированной силы.

На специальном постаменте стояло Зеркало душ – чёрное, бездонное, словно сама ночь. Его поверхность не отражала свет, а поглощала его, открывая взору смотрящего самые потаённые страхи и тёмные желания противника. Родион часто использовал это зеркало перед важными встречами, чтобы узнать слабости своих врагов и использовать их против них же.

В отдельном саркофаге покоилась Книга теней – древний фолиант, чьи страницы были сделаны из человеческой кожи. В ней хранились души тех, кто осмелился противостоять роду Велесовых. Каждая страница пульсировала собственной жизнью, а имена жертв были написаны их собственной кровью. Книга шептала по ночам, рассказывая истории о победах и поражениях, о силе и власти.

Магия Родиона была особенной – она питалась от ненависти и страданий. Каждое его заклинание оставляло после себя след из пепла и боли. Когда он творил чары, воздух вокруг него искажался, а тени становились плотнее, словно пытаясь укрыться от его силы.

В его руках даже простейшие заклинания превращались в орудия пыток. Тёмная энергия окутывала его, как вторая кожа, делая почти неуязвимым для обычных атак. Но цена этой силы была высока – с каждым использованием тёмной магии его душа всё больше черствела, а сердце становилось холоднее льда.

И всё же Родион не останавливался. Он продолжал свои эксперименты, создавая новые зелья и артефакты, каждый из которых был страшнее предыдущего. Его лаборатория становилась всё больше, а коллекция артефактов пополнялась новыми, ещё более могущественными предметами, питающимися от боли и страданий невинных душ.

Дни тянулись подобно вечности, пока Велесов-старший ткал свою паутину лжи и обмана. Словно паук-отравитель, он раскидывал липкие нити по всему городу, каждая из которых несла в себе яд его ненависти и жажду мести. Его прихвостни, словно тени в ночи, просачивались в самые потаённые уголки, собирая обрывки сведений, словно куски плоти для жертвенного алтаря.

Когда Артемиус Радомиров развернул древний свиток, пергамент затрепетал в его руках, будто сердце умирающего, покрытое коркой запекшейся крови. Буквы проступали на нём, окрашенные багрянцем, словно написанные кровью невинных дев:

«Родион, сын Васильев, брат Илларионов, из рода Велесовых готовит сонное зелье. В час полнолуния яд, убивающий оракулов, будет готов. Он смешает кровь с пеплом и добавит слёзы забытых»

Артемиус действовал стремительно, как волк, преследующий добычу по следу крови. Он воздвигал защитные барьеры, словно стены из иероглифов, обновлял древние печати, готовясь к битве, где каждый вздох мог стать последним, а каждая капля пота – предвестником смерти.

Но судьба сыграла с ним злую шутку. Следя за Велесовым, он увидел не создание яда, а приготовление противоядия. Или так казалось…

– Кто-то намеренно ввёл тебя в заблуждение, – произнёс Велесов, не оборачиваясь, его голос звучал как погребальный звон, разносящийся по катакомбам. – Это зелье – улучшает память.

Его слова повисли в воздухе, словно капли яда на кончике кинжала. В лаборатории царила атмосфера древнего ритуала, где каждая тень хранила свои тайны, а каждый шорох мог оказаться предвестником смерти.

Велесов умел создавать иллюзии, настолько правдоподобные, что даже самые опытные маги не могли их распознать. Он мог притворяться другом, пока готовил нож для удара в спину.

В его венах текла кровь древних богов, смешанная с тьмой. Он мог превращать плоть в камень, а кости – в оружие. Его прикосновения оставляли следы, которые не заживали веками.

У него был тайный сад, где росли деревья страданий – каждое из них было выращено из боли и отчаяния пленников. Их плоды давали ему силу, способную сокрушить горы.

Велесов владел искусством теневого проникновения – он мог проходить сквозь тени, появляясь там, где его меньше всего ждали. Его шаги были бесшумны, а намерения смертоносны.

В его планах было не просто поражение Артемиуса – он хотел уничтожить весь его род, стереть их имя из памяти мира, сделать так, чтобы даже ветер забыл их существование.

И самое страшное – он был готов заплатить любую цену за свою месть, даже если придётся продать душу самому древнему злу, таящемуся во тьме между мирами.

В один из вечеров магическая Москва утопала в багрянце заката. Богдан Велесов, сын Велесова-старшего, стоял на балконе своего особняка, наблюдая за тем, как солнце медленно опускается за горизонт. Его планы наконец-то начали воплощаться.

Свадьба была роскошной, почти королевской. Его избранница, молодая наследница древнего рода Боримировых, обладала не только красотой, но и силой, о которой он даже не подозревал. В брачную ночь, когда их союз был скреплён не только клятвами, но и древним ритуалом, Богдан почувствовал, как внутри него что-то меняется.

Бессмертие пришло к нему не как дар, а как заслуженная награда за столетия исследований и экспериментов. Теперь он был по-настоящему вечен, защищён от времени и смерти.

Однажды, когда им обоим было по тридцать лет, Богдан встретил Артемиуса Радомирова на одном из светских приёмов, Велесов не смог сдержать насмешку:

– До сих пор один, мой дорогой друг? Время бежит, а твоя женитьба всё не начинается.

Артемиус лишь холодно улыбнулся в ответ:

– Время – понятие относительное, особенно для тех, кто играет с тёмной магией.

– О, я не играю, – протянул Богдан, наслаждаясь моментом. – Я победил его. Теперь я существую вне времени, а ты всё ещё ждёшь свою избранницу.

В его голосе звучала явная издевка. Он знал, что задевает самую больную струну в душе Артемиуса.

– Твоё бессмертие куплено слишком высокой ценой, – ответил оракул. – Ты продал душу за вечность.

– Возможно, – согласился Велесов-младший. – Но я не жалею об этом. В отличие от тебя, я знаю, что такое настоящая сила.

Их разговор был прерван появлением супруги Велесова. Она подошла к мужу, положила руку на его плечо, и в этот момент Артемиус увидел то, чего не замечал раньше: в их союзе была настоящая магия, сила, которой он не мог противостоять.

– Вижу, ты нашёл своё счастье, – произнёс Артемиус, хотя в его голосе не было искренности.

– О, гораздо больше, чем счастье, – ответил Богдан, обнимая жену. – Я нашёл то, что искал всю жизнь. А ты всё ещё блуждаешь в поисках своей судьбы.

Артемиус ушёл, оставив младшего Велесова наедине с его победой. Но в глубине души он понимал, что игра ещё не закончена, и последнее слово лет так через шестьдесят останется за ним.

А Велесов, наблюдая за уходящим оракулом, лишь усмехнулся.

В ту мрачную ночь, когда луна скрылась за грозовыми тучами, а звёзды склонили свои холодные взоры, врата древнего капитула распахнулись сами собой с оглушительным скрежетом, словно сама судьба возвестила о прибытии таинственного гостя. Железные петли, покрытые вековой ржавчиной, заискрились голубым пламенем, а воздух наполнился запахом серы и расплавленного металла.

Из кромешной тьмы явился он – исполинский конь, сотканный из языков багрового пламени. Его могучие копыта, словно молоты судьбы, высекали из каменных плит дорожки расплавленного золота, которое застывало причудливыми узорами древних рун, светящихся призрачным светом. Каждый шаг его оставлял след, похожий на расплавленное сердце, пульсирующее в камне.

Грива его, подобная водопаду жидкого огня, струилась по ветру, не опаляя ни травы, ни камня. Она переливалась всеми оттенками пламени – от нежно-золотого до кроваво-красного, а в её прядях мерцали искорки, похожие на души павших воинов. Глаза коня пылали, как два угольных костра, в которых отражались не только грядущие битвы, но и все тайны мироздания, все страдания и победы, что ждали участников священных Игр. В их глубине можно было разглядеть тени древних сражений и отголоски грядущих войн.

Безмолвно стоял он в зале капитула, и само его присутствие наполняло воздух запахом горящих благовоний и металла. Его дыхание создавало огненные вихри, которые танцевали между колоннами, а от его тела исходило тепло, заставляющее плавиться даже самые прочные металлы. Один лишь раз ударил он копытом о пол – и звук этот, подобный набату войны, разнёсся по всем уголкам цитадели, пробуждая эхо древних сражений и заставляя дрожать даже самые крепкие стены.

Члены совета, облачённые в мантии, расшитые символами давно забытых богов и защитными рунами, переглянулись в священном трепете. Их пальцы дрожали, перелистывая страницы древнего устава, написанного кровью девственниц и освящённого слезами мучеников. Пока один из старейшин, чей голос дрожал от напряжения, не прочёл вслух заветные строки, высеченные на скрижалях судьбы: «Кто переступил порог капитула – достоин участия, будь то смертный или существо из иных сфер, порождение тьмы или дитя света».

И тогда, склонив головы перед неизбежным, совет капитула принял решение. Таинственный огненный конь был допущен к участию в Играх, ибо даже сами боги не могли противиться древним законам, начертанным на скрижалях судьбы. В тот момент, когда старейшина произнёс последнее слово, пламя вокруг коня вспыхнуло ярче, а в зале раздался шёпот, похожий на тысячи голосов, приветствующих его участие в священных Играх.

Первый противник оказался древним драконом, чья чешуя отражала молнии. Конь, вместо того чтобы вступить в прямое противостояние, закружил вокруг чудовища, создавая вихри пламени. Когда дракон раскрыл пасть для смертоносного выдоха, конь метнулся в сторону, и огненное дыхание монстра лишь опалило своды пещеры.

Второй бой принял облик гигантского тролля, вооружённого дубиной из корней древнего дуба. Конь притворился раненым, заставив тролля преследовать себя по лабиринтам подземелья. В решающий момент он резко остановился, и тролль, не сумев затормозить, сам насадился на острые шипы, выросшие из земли.

Третья битва свела его с ведьмой, способной управлять тенями. Вместо того чтобы сражаться с её тёмными созданиями, конь позволил им окружить себя, а затем, в мгновение ока, превратился в сгусток пламени, сжигая все тени до последней.

Четвёртый противник – горная великанша, чьи кулаки могли сокрушить целые скалы. Конь использовал её же силу против неё, заманив к краю пропасти и заставив ударить по воздуху – великанша потеряла равновесие и рухнула вниз.

Пятый бой принял форму призрачного рыцаря, неуязвимого для обычного оружия. Конь создал из пламени иллюзию своего двойника, заставив призрака атаковать пустоту, пока сам ударил в единственное уязвимое место – стык между доспехами.

Шестой противник – стая гарпий, чьи крики сводили с ума. Конь использовал их же способность к манипуляции звуком, создав такую какофонию, что гарпии потеряли контроль над собой и растерзали друг друга.

Седьмой бой принял облик некроманта, поднимающего армии мертвецов. Конь не стал сражаться с бесчисленной армией, а просто сжёг все источники энергии, питающие мертвецов, оставив некроманта без сил.

Восьмой противник – элементаль земли, способный менять ландшафт по своему желанию. Конь использовал его же способность, создав лабиринт из огненных стен, в котором элементаль запутался и истощил себя.

Девятый бой свел его с демоном, способным читать мысли. Конь создал в своём сознании иллюзию, заставив демона поверить в собственную победу, и в этот момент нанес решающий удар.

Десятый противник – древний вампир, чья сила росла с каждой каплей пролитой крови. Конь использовал собственную пламенную сущность, чтобы лишить вампира возможности питаться, сжигая любую кровь до того, как она могла быть поглощена.

Одиннадцатый бой принял форму колдуна, способного останавливать время. Конь, используя свою связь с пламенем, существовавшим вне времени, просто переждал момент остановки, а затем нанес удар, когда чары спали.

Финальным противником стал древний страж, созданный из чистой магии. Конь не стал сражаться напрямую, а просто поглотил его силу, превратив противника в ещё одно пламя в своей гриве.

После каждого боя зал капитула наполнялся шёпотом восхищения. Никто не мог понять, как простому коню удалось перехитрить столь могущественных существ. Но в этом и заключалась его сила – он не был простым существом. Он был воплощением самой хитрости, мудрости и огня, способным использовать слабости противников против них самих.

В тот мрачный день, когда тени удлинились до самой земли, а воздух пропитался запахом грядущей бури, судьба вновь свела Артемиуса с Велесовым-старшим и его семьей: Богданом, его сыном, Златой, его женой. Капитул собирал мастеров в древнем зале, где своды, словно каменные великаны, давили на плечи каждого присутствующего. Факелы отбрасывали причудливые тени, которые танцевали на стенах, будто призраки прошлого, жаждущие мести.

Велесов явился словно воплощение самой ночи – его мантия была чернее воронова крыла, расшитая серебряными рунами, которые мерцали, словно звёзды в безлунную ночь. Его глаза горели янтарным пламенем, а длинные пальцы с древними татуировками казались когтями хищной птицы, готовой к смертельному удару. Он держался в стороне от остальных, словно ядовитый цветок среди безобидных трав, источая ауру превосходства и угрозы, от которой стыла кровь.

Артемиус почувствовал его присутствие сразу – как чувствует змея приближение охотника. Когда их взгляды встретились, мастер зелий улыбнулся, и эта улыбка была острее любого клинка, холоднее зимнего ветра, пропитанного смертью.

– Юный оракул, – пропел Велесов, приближаясь к Артемиусу. Его голос был сладок, как яд гадюки, и так же смертоносен, как кинжал в темноте. – Слыхал, ты продолжаешь традиции рода Радомировых.

В его словах звенела сталь, а за маской учтивости скрывалась ненависть, подобная ядовитой змее, свернувшейся в ожидании момента для удара. Его дыхание пахло древними травами и смертью, смешанной с ароматом тлена.

– Твой род славится мудростью, – продолжал Велесов, наклоняясь ближе, его дыхание обжигало кожу Артемиуса. – Особенно впечатляет пророчество о моей героической смерти…

Лицо его исказила гримаса, и Артемиус увидел истинное лицо мастера зелий – лицо предателя, скрытое под маской добродетели, готовое обнажить клыки.

В тот миг, когда их взгляды скрестились в смертельной дуэли, Артемиус предстал во всём своём пророческом величии. Его тёмные волосы, словно ночное небо, рассекала серебристая прядь – знак древнего дара, полученного от предков. Один его глаз был чёрным как бездна, в нём таилась сила видеть прошлое, другой – алым, как заходящее солнце, он пронзал завесу будущего.

Вокруг Артемиуса кружили древние свитки, их пергаментные крылья шелестели в воздухе, словно призрачные птицы. Только истинный оракул мог видеть эти послания времён, и каждый свиток хранил в себе тайны, способные сокрушить целые королевства.

В противовес ему Велесов являл собой воплощение ледяной красоты и смертоносной грации. Его волосы были белее первого снега, ни единого тёмного волоска не нарушало эту безупречность. Глаза его, цвета расплавленного золота, источали такую жгучую ненависть, что могли заморозить саму душу.

– О, великий провидец, – прошипел Велесов, его голос сочился ядом. – Как же славен твой род, способный видеть то, что неподвластно другим. Но скажи мне, оракул, почему же все твои пророчества оборачиваются проклятиями?

Артемиус лишь усмехнулся, его губы изогнулись в холодной улыбке:

– Твои страдания – не моя вина, мастер зелий. Ты сам избрал свой путь.

– Избрал? – Велесов сделал шаг вперёд, его мантия зашелестела, словно змеиная чешуя. – Ты посмел играть с моей судьбой, а теперь прячешься за маской невинности?

Свитки вокруг Артемиуса затрепетали, их пергаментные края начали тлеть, источая дым пророчеств.

– Твои амбиции затмили твой разум, Родион. Ты забыл, что даже самый могущественный маг склоняется перед волей судьбы.

– Воля судьбы? – Велесов рассмеялся, его смех был подобен звону погребальных колоколов. – Судьба – это то, что я творю своими руками. А твой дар – лишь насмешка богов над твоим родом.

Их противостояние нарастало, словно гроза над горизонтом. Воздух между ними искрился от напряжения, а тени танцевали в безумном хороводе, предвкушая грядущую битву.

– Ты ошибаешься, – прошептал Артемиус, его голос звучал как звон погребальных колоколов. – Пророчество – это не приговор, а предупреждение. Но ты не услышал его, и теперь пожинаешь плоды своего неверия.

Велесов сжал кулаки, его ногти удлинились, превращаясь в острые когти:

– Мы ещё посмотрим, чья воля окажется сильнее, оракул. Твой дар может видеть будущее, но он не защитит тебя от моей мести.

Свитки вокруг Артемиуса вспыхнули ярким пламенем, их письмена растворились в воздухе, оставив после себя лишь пепел пророчеств. Две силы, две судьбы, два врага замерли в ожидании неизбежного столкновения.

В этот момент воздух в зале словно сгустился, став тягучим, как смола. Тени зашевелились, будто живые существа, а в центре зала начала формироваться странная воронка из мрака.

И вдруг… она появилась.

Танцовщица возникла словно из ниоткуда – воплощение порока и красоты. Её кожа светилась в полумраке, словно отполированный мрамор, а длинные волосы цвета расплавленных каштанов струились по спине, будто жидкий огонь. На ней было одеяние из тончайшего шёлка, который едва прикрывал соблазнительные изгибы тела.

Музыка начала звучать – неземная, чарующая, заставляющая кровь закипать в жилах. Это был танец искушения, танец смерти.

Её движения были плавными, почти гипнотическими. Она кружилась, изгибалась, словно змея, её тело вырисовывало в воздухе узоры, которые оставляли за собой следы из искр. Каждый шаг был наполнен обещанием наслаждения и боли.

В её глазах горел огонь, способный растопить даже самое твёрдое сердце. Она смотрела то на Артемиуса, то на Велесова, словно выбирая, кому подарить свою погибель.

Постепенно танец становился всё более откровенным – она приблизилась к Артемиусу, грациозно опустилась к нему на колени. Её руки начали медленно расстёгивать тонкие застёжки одеяния, обнажая белоснежную кожу. Когда шёлк соскользнул с её плеч, обнажив грудь, танцовщица взяла руку Артемиуса и положила её туда.

В этот момент что-то холодное и острое пронзило сознание оракула. Он вспомнил о пророчестве, о скором времени его женитьбы, о том, что избранница всё ещё не появилась на его пути. Словно холодный душ, эта мысль привела его в чувство. Он резко отстранился от танцовщицы, его лицо исказила гримаса отвращения.

Танцовщица лишь усмехнулась, её губы изогнулись в хищной улыбке. Она медленно начала одеваться, продолжая свой странный танец. Её движения теперь несли в себе оттенок насмешки, словно она знала какую-то тайну, недоступную остальным.

В воздухе разлился аромат запретных плодов, а тени вокруг неё начали принимать очертания демонов и ангелов. Когда она достигла пика своего танца, её тело окутало синее пламя – не обжигающее, а манящее. Она застыла в финальной позе, раскинув руки, и в этот момент все присутствующие почувствовали, как их воля ускользает, словно песок сквозь пальцы.

Танец закончился так же внезапно, как и начался. Танцовщица исчезла, оставив после себя лишь шлейф из пепла и воспоминаний. А в зале повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием присутствующих.

Артемиус и Велесов переглянулись – в их глазах читалось одинаковое понимание: что-то древнее и могущественное вступило в игру, и исход этой битвы может оказаться куда более кровавым, чем они предполагали.

Оракул всё ещё ощущал тепло её кожи, но теперь к этому примешивалось чувство тревоги и предчувствия надвигающейся беды. Пророчество о женитьбе вдруг обрело новые, тревожные оттенки смысла.

Девяносто четыре года… Цифра, которая казалась невероятной для того, кто внешне почти не изменился. Артемиус всё так же выглядел на свои тридцать – те самые тридцать, когда он впервые встретил таинственную танцовщицу. Его чёрные волосы лишь слегка тронула седина, а в глазах – одном чёрном, видящем прошлое, и одном красном, проникающем в будущее – всё та же пронзительная ясность.

Люди шептались за его спиной, гадая, какой дар или проклятие позволяет ему сохранять молодость. Некоторые подозревали, что он заключил сделку с тёмными силами, другие верили в древнее пророчество, оберегающее его внешность до тех пор, пока не исполнится главное предсказание его жизни.

Но сам Артемиус знал правду: его молодость – это не дар, а проклятие ожидания. Каждый день он был с одним и тем же лицом, в той же физической форме, что и полвека назад, а мир вокруг менялся, старели его друзья, уходили из жизни близкие, а он оставался неподвижной точкой в потоке времени.

В его покоях до сих пор хранились записи о той встрече, о танцовщице, о её танце. Он перечитывал их снова и снова, надеясь найти подсказку, знак, который он упустил. Иногда ему казалось, что она вернётся, что танец повторится, но годы шли, а она не появлялась.

Девяносто четыре года он ждал свою избранницу, предначертанную судьбой. И с каждым годом ожидание становилось всё тяжелее, ведь он видел, как стареют другие, как проходит их жизнь, а его собственное время словно застыло в янтаре вечности.

Иногда он задумывался: может быть, именно в этом и заключается испытание? В способности ждать, сохраняя молодость тела, но теряя годы жизни души? В способности оставаться неизменным внешне, но меняться внутренне, проходя через века одиночества?

И всё же он продолжал ждать. Ждал, когда пророчество исполнится, когда судьба приведёт к нему ту, что станет его спутницей. Его неизменная внешность стала символом этого ожидания – вечным напоминанием о том, что некоторые судьбы не подчиняются обычным законам времени.

Артемиус шагал по извилистым улочкам, мрачный и погруженный в свои мысли. В его памяти всплыл тот день, когда он обнаружил необычные розовые перчатки возле старой красной деревянной двери. Они выглядели так неуместно среди разрухи и пепла, словно последний отголосок давно забытой радости.

Сначала он хотел просто выбросить их – какая польза от перчаток в мире, где правили сталь и магия? Но что-то заставило его остановиться. Может быть, их нежная ткань, или едва уловимый аромат лаванды, или просто странное чувство, что эти перчатки хранят какую-то тайну.

Теперь он иногда надевал их – в те редкие моменты, когда нужно было проявить особую осторожность или когда требовалось что-то спрятать от чужих глаз. Перчатки словно обладали собственной магией – они помогали ему чувствовать себя менее уязвимым, менее заметным. Артемиус даже начал верить, что они приносят удачу, хотя рациональная часть его сознания упорно твердила, что это всего лишь иллюзия.

Обычно он ждал эльфа Элариона, который пытался следить за ним неотступно, но сегодня решил пройтись пешком – свежий воздух должен был прояснить разум после утомительного заседания капитула.

Внезапно его острый взгляд уловил движение впереди. Из-за угла показалась фигура – нет, не фигура, а величественная огненная махина. Красный конь, победитель прошлых Игр, стоял посреди улицы, его пылающая грива освещала тёмные переулки.

– А, последний на белом свете оракул, – прорычал конь, его голос эхом отразился от стен. – Что, решил прогуляться перед сном?

Артемиус остановился, его глаза сузились:

– Я не ожидал встретить тебя здесь. Думал, существо вроде тебя предпочитает более… огненные места. Конь рассмеялся, и от его смеха по земле пробежали языки пламени:

– О, я могу быть где угодно. Особенно там, где пахнет вызовом.

Не успел Артемиус ответить, как конь бросился на него. Пламя окутало его копыта, но оракул был готов. Он увернулся от первого удара, его тело двигалось с поразительной скоростью. На мгновение его руки скользнули к поясу, где хранились те самые розовые перчатки – символ странной находки у красной двери и надели их.

Началась схватка. Артемиус уклонялся от огненных выпадов, контратаковал ударами, которые, казалось, должны были причинить боль даже такому созданию, как огненный конь. Но существо было проворным, его пламя обжигало воздух вокруг.

В разгар битвы Артемиус вдруг почувствовал, как его пальцы закололо – словно перчатки пытались подать сигнал. Он машинально потянулся, и в этот момент произошло нечто странное: когда его рука коснулась пылающей гривы коня, пламя не обожгло кожу, а будто бы узнало что-то знакомое в ткани перчаток.

Бой перешёл в рукопашную. Артемиус схватил коня за пылающую гриву, его пальцы не обжигало пламя – дар оракула защищал его, а может быть, и таинственная сила перчаток. Они кружились в смертельном танце, каждый пытался одолеть другого.

Наконец, оракул нашёл слабое место. Одним точным движением он опрокинул коня на землю. Тот рычал и извивался, но Артемиус держал его железной хваткой, чувствуя, как перчатки слегка пульсируют в его руках.

– Довольно, – произнёс Артемиус, оседлав пылающую спину. – Теперь ты мой.

Конь пытался сбросить наездника, вставал на дыбы, крутился в воздухе, но всё было тщетно. Артемиус держался крепко, его воля была сильнее пламени. Он снял перчатки, которые словно согревали его решимость и положил их обратно в карман.

– Ты недооценил меня, – прошептал оракул коню на ухо. – Теперь мы пойдём туда, куда я скажу.

И в этот момент конь понял – он встретил достойного противника. Его сопротивление ослабло. Пламя коня освещало его нового хозяина, а Артемиус, сидя верхом, чувствовал, как в его жилах течёт сила, способная покорить даже самое непокорное существо. А в кармане тихо лежали розовые перчатки, храня свою тайну.

Конь, тяжело дыша, наконец прекратил свои попытки сбросить наездника. Его огненное дыхание обжигало воздух вокруг, а в глазах читалось уважение к силе и ловкости противника.

– Слушай меня внимательно, оракул, – прорычал он, его голос звучал теперь не так угрожающе. – Родион Велесов опаснее, чем ты думаешь. В его душе таится тьма, древняя и могущественная.

Артемиус лишь усмехнулся, крепче сжимая поводья:

– Ты говоришь о мастере зелий как о каком-то чудовище. Но я вижу его насквозь – гордый, амбициозный, но не более того. Его обида на пророчество – всего лишь травма.

Конь фыркнул, пламя его гривы затрепетало от возмущения:

– Ты ошибаешься, смертный. Родион – не просто мастер зелий. В его жилах течёт кровь древних, а в душе таится сила, о которой ты даже не подозреваешь.

Артемиус покачал головой:

– Мои видения не лгут. Я вижу его судьбу, и пусть она пересекается с моей судьбой, он не навредит мне.

– Ты слишком самоуверен, – прошипел конь. – Твои видения могут быть обманчивы, особенно когда речь идёт о таком мастере иллюзий, как Велесов.

Оракул рассмеялся:

– Довольно предупреждений. Ты проиграл мне честную схватку, и теперь будешь служить моей воле. А что касается Велесова… пусть попробует встать у меня на пути.

Конь вздохнул, его огненное тело слегка поникло:

– Как знаешь, оракул. Но помни мои слова, когда тьма придёт за тобой.

Не ответив, Артемиус пришпорил коня, и они устремились вперёд, оставляя за собой шлейф из искр и пепла. Конь подчинился, но в глубине его пылающей души зародилось предчувствие грядущей бури, в которой самоуверенность оракула может стать его погибелью.

Ночной город расступился перед ними, словно испуганный их появлением. Артемиус и его пылающий скакун неслись по улицам Москвы, оставляя за собой шлейф искр и обжигая мостовую языками пламени. В кармане оракула тихо лежали розовые перчатки, их ткань словно пульсировала в такт бешеной скачке.

Прохожие замирали, разинув рты. Кто-то крестился, кто-то доставал телефон, чтобы запечатлеть невероятное зрелище. Женщины прижимали к себе детей, мужчины в страхе отступали к стенам домов.

По Красной площади они пронеслись как огненный вихрь. Охранники в оцеплении застыли, не в силах пошевелиться, пока пламя лизнуло брусчатку у их ног. Перчатки в кармане Артемиуса слегка нагрелись, будто разделяя его триумф.

На Новом Арбате толпа туристов замерла, открыв рты. Вспышки фотоаппаратов следовали одна за другой, но ни одна камера не смогла уловить истинную суть происходящего – только размытые силуэты и отблески огня. Артемиус, сидя верхом на коне, чувствовал себя повелителем стихий. Его плащ развевался за спиной, словно крылья демона, а в глазах горел огонь не менее яркий, чем у его скакуна.

– Смотри, как они трепещут перед нами! – воскликнул оракул, указывая на толпу. – Вот она, истинная сила!

Конь лишь тихо заржал, его огненная грива развевалась на ветру. Они промчались по узким улочкам Китай-города, всполохи пламени отражались в окнах старинных домов. Где-то залаяли собаки, где-то заплакал ребёнок, но всадник и его скакун не обращали внимания на суету смертных.

На мосту через Москву-реку конь внезапно остановился. Вода под ними забурлила, словно вскипая от жара. Артемиус огляделся: город лежал у его ног, покорный и величественный. В этот момент он машинально коснулся кармана с перчатками – они словно придавали ему дополнительную уверенность.

– Недолго тебе осталось быть таким дерзким, – тихо произнёс конь, но в его голосе прозвучала угроза. – Даже самые сильные падают, когда приходит их час.

Артемиус лишь рассмеялся:

– Посмотрим, кто кого. А теперь – вперёд! Нас ждут новые свершения.

И они устремились дальше, оставляя за собой след из пепла и удивлённых взглядов, которые ещё долго будут передаваться из уст в уста как городская легенда. А в кармане Артемиуса тихо лежали розовые перчатки, храня свою тайну и, возможно, готовясь раскрыть новые секреты в будущем.

С каждым днём Артемиус всё чаще пренебрегал обязанностями перед капитулом. Вместо того чтобы присутствовать на заседаниях и выполнять свои обязанности оракула перед древними Хранителями, он упивался свободой, мчась на спине огненного коня по ночным улицам. Его страсть к полётам на пылающем скакуне затмила разум, превратившись в настоящую одержимость.

Декан капитула, седовласый маг с тяжёлым взглядом, не мог больше терпеть такое поведение. Его терпение лопнуло, когда Артемиус пропустил уже третье заседание подряд. В его кабинете собрались Хранители, их лица выражали недовольство и тревогу.

– Это переходит все границы! – прогремел декан, ударив кулаком по столу. – Наш юный оракул забыл о своих обязанностях!

Было решено действовать. Пока Артемиус наслаждался полётами, декан отправился в родовой замок Радомировых. Древнее поместье, окутанное магией и тайнами, встретило его мрачной тишиной.

Бабушка Ярослава Ильинична, самая старшая из всех ныне живущих магов, встретила гостя в своём кабинете, её глаза, несмотря на возраст, оставались острыми и проницательными. Рядом с ней стоял отец Артемиуса, Андрий – сильный маг, чье лицо выражало беспокойство и прежний оракул Гордей Радомиров, нынешний призрак.

– Что случилось? – спросила Ярослава, её голос звучал как звон стали. – Почему вы пришли без приглашения?

Декан рассказал о поведении внука, о его прогулах, о том, как он пренебрегает своим долгом перед капитулом. Каждое слово, словно удар кинжала, вонзалось в сердца собравшихся.

Лицо Ярославы потемнело. Она всегда гордилась своим родом, его традициями и обязанностями.

– Этого не может быть, – прошептала она. – Мой род не допускает таких ошибок.

Андрий, Ярослава и Гордей переглянулись. В их глазах читалась боль и разочарование. Они знали своего отпрыска лучше других, но даже они не могли предположить, что Артемиус способен на такое пренебрежение долгом.

– Мы должны поговорить с ним, – твёрдо произнёс отец Артемиуса. – Его поведение недопустимо.

Но декан лишь покачал головой:

– Боюсь, разговор не поможет. Нам придётся принять более серьёзные меры. Капитул не может позволить себе иметь оракула, который пренебрегает своими обязанностями.

В воздухе повисло напряжение. Судьба Артемиуса висела на волоске, а он даже не подозревал о том, какие тучи сгущаются над его головой, продолжая свои безумные полёты на спине огненного коня, не думая о последствиях.

Тем временем в замке Радомировых начали готовиться к серьёзному разговору. Будущее юного оракула теперь зависело от того, сможет ли он осознать свою ошибку и вернуться к своим обязанностям, или же его ждёт суровое наказание за пренебрежение долгом перед капитулом.

Конь замедлил бег, его огненные копыта мягко касались мостовой. Артемиус сидел неподвижно, погружённый в свои мысли.

– Скоро начнётся, – пророкотал конь, его голос эхом отразился от стен домов. – Игры на выживание. Каждому из двенадцати магических районов дадут своего монстра.

Артемиус усмехнулся:

– И что с того? Я не боюсь каких-то тварей.

– Дело не в монстрах, – огненный скакун повернул голову, его глаза пылали ярче обычного. – Говорят, победа в этих играх принесёт тебе то, чего ты так долго ждёшь – женитьбу на прекрасной даме.

Оракул резко выпрямился в седле:

– Прекрати смеяться надо мной. Я не вызываю интереса у женщин.

– Ты сам себе создаёшь преграды, – фыркнул конь. – Вспомни ту танцовщицу…

– Та танцовщица была иллюзией, – перебил его Артемиус. – Она появилась лишь раз и исчезла, оставив после себя лишь пепел и воспоминания.

– А что, если это было знаком? – не унимался конь. – Предвестником чего-то большего?

Артемиус покачал головой:

– Я встречал множество женщин, но ни одна не задержалась в моей жизни. Моя судьба – одиночество.

– Ты слишком рано сдаёшься, – в голосе коня прозвучала сталь. – Игры начнутся через три дня. Это твой шанс доказать себе, что пророчество не лжёт.

Оракул молчал, глядя на огни ночного города. В его душе боролись надежда и отчаяние.

– Даже если я выиграю эти игры, – наконец произнёс он, – что это изменит? Я всё так же не умею привлекать женщин.

Конь наклонил голову, его огненная грива коснулась плеча наездника:

– Иногда судьба требует не только силы, но и веры. Помни об этом, когда начнётся охота.

Артемиус вздохнул, его плащ развевался на ветру:

– Три дня… Что ж, у меня есть время подготовиться к очередной неудаче.

Конь не ответил. Он лишь ускорил бег, унося своего хозяина сквозь ночь, где каждый шорох мог оказаться предвестником грядущих испытаний.

Впереди их ждали не только монстры, но и испытания, которые проверят не только силу Артемиуса Радомирова, но и его веру в собственное предназначение.

Артемиус вернулся в Тривинланд, где царила непривычная тишина. Обычно наполненные магией комнаты теперь казались пустыми и холодными. Но его спокойствие было недолгим – в дверях появился декан капитула, его лицо было мрачным, как грозовое небо.

– Я ждал тебя, – произнёс декан, его голос звучал как приговор. – У нас есть срочные новости.

Артемиус напрягся:

– Что случилось?

– Игры на выживание, – декан сделал паузу, наслаждаясь эффектом своих слов. – Они начнутся не через три дня, а завтра на рассвете.

Оракул почувствовал, как земля уходит из-под ног:

– Но это невозможно! У меня нет времени на подготовку…

– Время – роскошь, которой ты не заслуживаешь, – холодно ответил декан. – Твоё пренебрежение обязанностями перед капитулом дорого тебе обойдётся.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Артемиус понимал, что декан прав – его постоянные прогулки на огненном коне и игнорирование обязанностей привели к этому моменту.

– Но как же… – начал было Артемиус, однако декан перебил его:

– Никаких оправданий. Ты получишь стандартное снаряжение и отправишься на арену вместе с остальными. И помни: поражение означает не только твою смерть, но и позор для всего твоего рода.

Артемиус сжал кулаки:

– А что насчёт пророчества? Вы верите, что эти игры приведут меня к избраннице?

Декан усмехнулся:

– Пророчества – это одно, а реальность – совсем другое. Твоя задача – выжить. Остальное – забота богов.

Когда декан ушёл, Артемиус остался один в своих покоях. Завтра наступит слишком быстро, а он совершенно не готов к тому, что его ждёт. В голове крутились мысли о танцовщице, о пророчестве, о том, как всё могло пойти не так, как он планировал.

Внезапно в окно постучали. Это был его огненный конь, прилетевший через крышу.

– У нас мало времени, – прокричал конь. – Нужно составить план.

Артемиус кивнул:

– Да, ты прав. Но как подготовиться за одну ночь к тому, что должно было занять три дня?

Конь наклонил голову:

– Будем импровизировать. В конце концов, иногда именно в хаосе рождаются самые великие победы.

Ночь не обещала быть долгой, а утро должно было стать решающим моментом в судьбе Артемиуса. И он знал, что от этого дня зависит его жизнь.

Ночные часы капали, словно расплавленный воск на пол. Артемиус метался по своим покоям, собирая необходимые артефакты и проверяя зачарованные предметы. Его руки дрожали, но не от страха – от осознания собственной беспечности.

Конь терпеливо ждал снаружи, его огненное дыхание освещало окна дома. Время от времени он протяжно ржал, напоминая о приближающемся рассвете.

– Нам нужно продумать стратегию, – прорычал конь, когда Артемиус наконец вышел на крышу. – Ты знаешь, какой монстр из двенадцати достанется именно тебе?

Артемиус покачал головой:

– Это держится в секрете до самого начала игр, да и свитки говорят, что придется подраться со всеми монстрами сразу, что не должно быть по правилам. Известно только, что каждому району достанется свой уникальный противник.

– Отлично, – саркастически усмехнулся конь. – Просто замечательно. Значит, придётся импровизировать.

Они обсудили возможные тактики, перебрали все известные заклинания и защитные иероглифы. Артемиус активировал древние печати на своём теле, усиливая природную защиту.

К рассвету он был готов настолько, насколько это вообще было возможно. Его темная одежда была пропитана защитными зельями, на поясе висела катана, а от непосвященных прятались свитки с мощными предсказаниями, которые, правда, Радомиров не всегда понимал.

На горизонте показались первые лучи солнца, окрашивая небо в кровавые тона. Артемиус знал – это не просто рассвет, это предвестник битвы.

– Помни, – произнёс конь, – твоя главная сила – это не оружие и не магия. Твоя сила в способности видеть будущее. Используй это преимущество.

Артемиус кивнул:

– Я постараюсь. Но что, если пророчество о женитьбе – всего лишь иллюзия?

Конь наклонился к нему, его огненное дыхание обожгло щёку:

– Даже если это так, ты всё равно должен выжить. Ради себя, ради капитула, ради памяти своего рода.

В этот момент раздался сигнал – начало игр. Артемиус глубоко вздохнул, вскочил на коня, и они устремились к месту сбора.

Впереди их ждали не только монстры, но и испытания, которые проверят не только его силу, но и веру в собственное предназначение. И теперь, когда время ускорилось, каждый миг становился решающим в этой смертельной игре.

Когда они достигли места назначения Артемиус увидел остальных участников, некоторые казались ему знакомыми, но из-за магии скрытности он не мог быть в этом уверенным. Каждый из них выглядел готовым к битве, каждый знал цену поражения. И только он один чувствовал, как неуверенность грызёт его изнутри, словно голодный зверь. Он взял свой номер, 12, и окончательно скрыл себя в потоке игр.

Злата Велесова была женщиной необычайной красоты, в которой природное очарование сочеталось с аристократической утонченностью. Её каштановые волосы с медным отливом ниспадали мягкими волнами почти до талии, а в их прядях, казалось, таилась собственная тайна. Глаза цвета грозового неба обладали удивительной глубиной – в них можно было утонуть, как в бездонных омутах.

Стройная фигура сохраняла грациозность, несмотря на все тяготы жизни в особняке. Она двигалась с особой плавностью, словно каждое её движение было частью древнего танца. Бледная кожа с легким румянцем на щеках свидетельствовала о её благородном происхождении.

В её облике читалась внутренняя сила, хотя сейчас она была скрыта за маской печали. Тонкие черты лица подчеркивали высокий лоб и изящно очерченные губы. В уголках глаз залегли едва заметные морщинки – следы пережитых тревог и бессонных ночей.

Её манера одеваться говорила о хорошем вкусе: простые, но изысканные наряды подчеркивали её статус, но не кричали о нём. В её движениях чувствовалась порода – она держала себя с достоинством, даже когда её сердце было полно тревоги.

В её внешности было что-то неуловимо печальное, словно она хранила в себе знание о вещах, недоступных другим. Лёгкая грусть в уголках губ и нежный взгляд делали её похожей на статую скорбящей нимфы, ожившую в современном мире.

В стенах величественного особняка царила гнетущая тишина. Злата стояла у окна своей спальни, глядя на мрачный город за стеклом. Её некогда сияющие глаза теперь были полны печали и безысходности.

Дни в особняке превратились для неё в бесконечную череду экспериментов и алхимических опытов. Запах зелий пропитал каждый уголок дома, а муж всё глубже погружался в свои исследования, забывая о жене.

Особенно тяготило её положение невестки – жены Богдана. Та, казалось, поглощала всё внимание семьи, высасывая из рода последние силы. Её амбиции росли с каждым днём, а Злата чувствовала, как её собственное влияние в семье тает, словно утренний туман.

Однажды ночью, когда крики из лаборатории мужа разбудили её в очередной раз, она поняла – так больше продолжаться не может. Решение пришло неожиданно: она должна обратиться к Артемиусу, единственному, кто мог бы дать ей ответ на терзающие её вопросы.

На следующее утро Злата отправилась в путь. Её сердце трепетало от тревоги и надежды. Но в доме оракула её ждал холодный приём. Слуга орк сообщил ей печальную новость:

– Господин Артемиус был отправлен на игры на выживание двумя днями раньше положенного срока. Никто не знает, вернётся ли он.

Злата почувствовала, как земля уходит из-под ног. Все её надежды рухнули в одно мгновение. Она вернулась в свой пустой особняк, где её ждали лишь зелья мужа и растущее чувство одиночества.

По дороге домой она не могла не думать о том, какой ценой досталось её мужу бессмертие. Глядя на его вечно молодое лицо, она видела лишь тень того человека, которым он когда-то был. Тёмная магия изменила не только его внешность, но и душу.

Вернувшись в замок, Злата заперлась в своих покоях. Она знала – помощи ждать неоткуда. Ей предстояло либо смириться со своей судьбой, либо найти в себе силы противостоять той тьме, что поглотила её семью.

Но пока она могла лишь молиться, чтобы Артемиус выжил в этих смертельных играх, ведь только он мог дать ей ответы на вопросы, которые терзали её душу.

В древних свитках, хранящихся в тайных хранилищах капитула, была записана история рода Велесова – история, от которой кровь стыла в жилах даже у самых стойких хранителей знаний.

Прародитель рода, Древний Велес, как его называли в летописях, был учеником самого бога-покровителя чародеев. Он первым из смертных осмелился прикоснуться к запретным знаниям трав и минералов, первым заключил сделку с силами, о которых лучше не вспоминать вслух.

Семь поколений его потомков продолжали дело основателя, погружаясь всё глубже в пучину запретных знаний. Они строили алтари в самых тёмных уголках леса, проводили ритуалы, от которых земля содрогалась, а звёзды меняли свой путь на небосводе.

В лето нулевого года от основания капитула пятый по счёту Велес совершил то, что до сих пор вызывает дрожь у хранителей древних знаний. Он продал душу за возможность управлять тенями, но вместо дара получил проклятие – способность видеть только смерть и разрушение.

Тайные архивы хранят свидетельства о том, как представители рода проводили обряды, в которых использовали кровь невинных, пепел сожжённых храмов и слёзы забытых богов. Каждый такой ритуал оставлял неизгладимый след в ткани мироздания, создавая разломы, через которые просачивалась первозданная тьма.

Легенды рассказывают, что в подвалах особняка до сих пор хранятся книги, написанные кровью тех, кто осмелился противостоять роду Велесова. На страницах этих книг запечатлены не только рецепты зелий, но и договоры с силами, которые лучше не тревожить.

Особая страница в истории рода – время Великого Изгнания, когда капитул попытался остановить безумие потомков Древнего Велеса. Но было уже поздно – род настолько глубоко погрузился в пучину запретных знаний, что стал представлять опасность даже для самого капитула.

Богдан Велесов – лишь тень былого величия своего рода, но в его венах течёт та же кровь, что когда-то заставляла содрогаться само мироздание. И кто знает, какие древние силы дремлют в его душе, ожидая момента пробуждения.

Говорят, что в полнолуние, если прислушаться, можно услышать шёпот древних символов, начертанных кровью на стенах родового особняка Велесова. И этот шёпот несёт в себе обещание возвращения былой славы рода – славы, построенной на костях невинных и крови неповинных.

Родион Велесов раскрыл свою истинную сущность. В его лаборатории, освещенной плавающими огнями свечей, началось создание настоящего зелья – зелья сна, способного сломить волю самого стойкого оракула, погружая его в вечный кошмар.

Он собирал ингредиенты в час полнолуния, шепча запретные заклинания, которые заставляли тени корчиться от боли, вырывая крики из их безмолвных глоток. Смешивал кровь с пеплом, добавляя слезы забытых, собранные в криптах забытых богов, где даже смерть боялась ступить. Зелье приобретало цвет звездной пыли, манящий аромат смерти, который мог одурманить даже самых стойких, погружая их в пучину безумия.

Велесов готовился к удару, планируя каждый шаг с точностью хирурга, готовящегося к операции на живой душе, где каждый разрез оставлял неизгладимый след. Его план был коварен, как змеиный укус – незаметный, но смертельный, оставляющий после себя лишь пепел и боль. Каждая деталь его плана была продумана до мелочей, словно паутина, в которой жертва сама запутывается, не замечая ловушек.

В лаборатории царила атмосфера древнего ритуала. Колбы из чёрного хрусталя переливались в свете свечей, отбрасывая зловещие тени на стены, словно когти хищных птиц. Велесов работал методично, словно хирург, готовящийся к операции на живой душе. Его пальцы, украшенные древними рунами, двигались с точностью механизма, созданного самой тьмой.

Каждый ингредиент добавлялся с особой церемонией, сопровождаемой древними заклинаниями, от которых своды лаборатории дрожали, а тени оживали, принимая формы давно забытых существ.

Велесов шептал слова на языке, которого не знал ни один живой человек. Его голос эхом отражался от стен, создавая симфонию смерти и разрушения. Зелье приобретало особую консистенцию – оно становилось живым, пульсировало, словно сердце древнего чудовища.

В воздухе витал аромат разложения и власти. Каждая капля этого зелья несла в себе частицу души мастера, частицу его ненависти и жажды мести. Велесов улыбался, наблюдая, как зелье приобретает нужную консистенцию, как оно становится готовым к использованию.

В его глазах горел огонь триумфа. Он знал, что Артемиус даже не подозревает о надвигающейся опасности. Оракул был уверен в своей правоте, в своей защите, но не знал, что его судьба уже предрешена.

Внезапно Велесов представил, как его когти разрывают плоть Артемиуса, как сердце оракула трепещет в его руках, ещё живое, бьющееся в агонии. Он видел, как кровь его врага окрашивает алтарь, как душа покидает тело, оставляя лишь пустую оболочку.

Тени в лаборатории сгустились, приветствуя рождение нового зла. Велесов был готов к своей игре, и каждый его шаг приближал момент, когда пророчество обернётся кошмаром для всего капитула.

В воздухе витало предчувствие беды. Зелье было готово, и теперь оставалось только дождаться момента, когда оно выполнит свою смертоносную миссию. Велесов знал – победа будет за ним, и цена этой победы будет высока для всех.

Он представил, как будет держать сердце Артемиуса в своих руках, как будет наблюдать за агонией врага, как будет наслаждаться его страданиями. В его воображении оракул корчился в муках, умоляя о пощаде, но Велесов был непреклонен.

Тени вокруг него зашевелились, принимая формы демонов, готовых помочь в осуществлении мести. Лаборатория наполнилась шёпотом древних сил, жаждущих крови и разрушения.

Велесов был готов. Его месть будет сладка, а смерть Артемиуса – мучительна. И никто не сможет его остановить.