Читать книгу Нет пути назад - Группа авторов - Страница 2

окзал встретил Артёма сюрреалистичным столпотворением, которое не снилось самым нервным его кейсам по управлению потоками. Это был не пункт А и не пункт Б. Это был хаос, обретший звук и запах. Запах пота, дешёвого табака, влажного асфальта и чего-то кислого – отчаяния или страха. Его мозг, настроенный на анализ тихих биржевых сводок, захлебнулся в какофонии.

Люди сидели и лежали на каждом свободном квадратном сантиметре: семьи с плачущими детьми и свёртками, заменявшими чемоданы; старики с пустыми, уставшими глазами; молодые ребята в спортивных костюмах, нервно сканирующие пространство телефонами. Стояла не речь, а сплошной гул, из которого вырывались отдельные крики на украинском и русском: «Маша!», «Ты документы взял?», «Говорят, этот поезд уже не пускают!». Информационная энтропия стремилась к бесконечности.

Артём замер, сжимая в руке свой идеально упакованный рюкзак (смена белья, пауэрбанк, ноутбук, сублиматы в вакуумной упаковке – всё по чек-листу «тревел-блогера в экстремальных условиях»). Его формула «эффективная логистика» разбилась вдребезги о эту живую, дышащую массу человеческого горя и паники. Он почувствовал приступ острой, физиологической неловкости. Он был здесь посторонним, наблюдателем в стерильном скафандре своих знаний, который здесь был бесполезен.

– Королёв? – хриплый голос вырвал его из ступора.Перед ним стоял мужчина лет пятидесяти в потрёпанной куртке с шевроном какого-то поискового отряда. Лицо – жёсткое, как из корявого дуба, с сетью морщин у глаз. Он смотрел на Артёмов рюкзак, потом на его лицо, и в его взгляде не было ни приветствия, ни осуждения. Была констатация факта.– Я Семён. Следуй. Не отставай.

Семён ловко нырнул в толпу, и Артёму пришлось, извиняясь, пробиваться за ним, наступая людям на ноги. Они вынырнули у товарного состава. Это был не пассажирский поезд, а длинная вереница старых теплушек с приоткрытыми дверями. Оттуда несло запахом солярки, металла и сырой древесины.

Внутри было не лучше. Груз – не боксы с гуманитаркой, а люди. Люди на нарах, на полу, на своих узлах. Воздух был густым и тяжёлым. В углу плакал ребёнок. Где-то спорили о месте. Артём прижался к стенке, чувствуя, как его теория игр и расчёты оптимального размещения рушатся под грузом этой примитивной, животной реальности: где сесть, чтобы выжить.

– Твоё место там, – Семён ткнул пальцем в угол, где уже сидели две пожилые женщины и парень в очках, похожий на студента. – Твоя задача – следить за ними. Если кому плохо – кричи. Если начнётся паника – не поддавайся. Ты здесь самый трезвый, наверное.

«Самый трезвый». Это был первый ресурс, который в этой системе имел ценность. Не знание дифференциальных уравнений, а банальная способность не впасть в истерику.

Поезд тронулся с таким скрежетом, будто разрывал сам воздух. И тут началось худшее. Не движение – тишина. Точнее, звук, который её заполнил. Сначала это был плач ребёнка, монотонный и пронзительный. К нему присоединился тихий, бесконечный рассказ одной из бабушек о том, как она оставила в доме иконы и фотографии мужа. Потом парень в очках начал метаться и говорить, что забыл паспорт, что его не впустят, что всё пропало. Его голос срывался на визг.

Артём сидел, вжавшись в стену, и чувствовал, как его собственное спокойствие, этот самый «трезвый» ресурс, начинает таять, как сахар в кипятке. Паника – вирусная инфекция. Её R0-коэффициент в замкнутом пространстве стремился к катастрофическим значениям. Он видел, как она ползёт по вагону, как люди начинали ёрзать, учащённо дышать, ловить взгляды друг друга.

И тут он понял. Он не может их успокоить словами. Он не психолог. Но он может дать их мозгам другую задачу. Конкретную. Измеримую.

Он отстегнул рюкзак, достал блокнот и ручку.– Всем! – его голос прозвучал неожиданно громко и чётко, перекрыв гул. – Меня зовут Артём. Мы сейчас проведём инвентаризацию.

На него уставились как на сумасшедшего.– У кого есть вода? Бутылки, фляги. Покажите.Несколько человек машинально подняли пластиковые бутылки.– Хорошо. Записываю: шесть единиц, примерно по литру. Следующий пункт: еда. У кого есть хоть что-то съедобное? Печенье, шоколад, хлеб.Люди стали копаться в сумках, вытаскивая завёрнутые в целлофан куски, пачки сухарей.– Отлично. Есть. Теперь медикаменты. У кого с собой таблетки? Обезболивающее, сердечное, что угодно.

Процесс пошёл. Вначале нехотя, потом всё оживлённее люди стали называть, что у них есть. Бабушка с иконами вытащила целую аптечку. Артём аккуратно всё записывал, делая столбцы: «Вода», «Еда», «Лекарства», «Тёплые вещи». Он не успокаивал, он считал. Он превращал невыносимую неопределённость в колонки цифр. Да, этих цифр было мало. Но они были. Они были контролем.

– Видите? – он показал им страницу. – У нас есть шесть литров воды, еды на примерно двадцать четыре человеко-часа, аспирин, корвалол и три тёплых пледа. Это наша ресурсная база. Теперь распределим.

Он не командовал. Он предлагал логистические решения, как на учебном кейсе. «Воду будем пить по глотку каждые два часа, вот этот парень будет засекать время по телефону. Еду разделим на три приёма. Кому холодно – пледы по очереди, по пятнадцать минут». Он создал крошечную, хрупкую систему. И паника, лишённая питательной среды неопределённости, стала отступать. Люди получили функцию. Они стали не беженцами, а хранителями воды, хронометристами, распространителями пледа.

Семён, наблюдавший со своей нары, ничего не сказал. Он только медленно кивнул, и в его каменном лице Артём уловил нечто вроде одобрения. Или понимания.

Ночью поезд остановился где-то в чистом поле. Тишина стала абсолютной, оглушающей. Артём выглянул в щель двери. Над тёмными полями висело невероятное, не московское небо, усыпанное звёздами. Холодный воздух обжёг лёгкие. Где-то очень далеко, на горизонте, на секунду вспыхнула и погасла тусклая зарница. Беззвучная.

Именно тогда, глядя на эту немую вспышку в чёрном небе, глотая холодный воздух, смешанный с запахом солярки, Артём впервые не понял, а почувствовал. Он чувствовал хрупкость всего: этого поезда, этой созданной им системы, своего собственного тела. Его формулы могли распределить пледы. Но они не могли объяснить, что за молчаливая вспышка светилась там, на краю мира, и почему от её вида сжимается желудок.

Он вернулся в тёплый, вонючий, дышащий вагон. Кто-то уже спал. Бабушка с аптечкой кивнула ему и укуталась в плед, дежурство над которым он ей доверил.

Он сел на своё место, закрыл блокнот с колонками цифр. Его первичные данные были собраны. Переменная «война» перестала быть абстракцией. Она обрела запах, звук, вкус страха и ответственности. Коэффициенты его личного уравнения изменились безвозвратно. Вложение начинало приносить первые, горькие дивиденды понимания. Самый важный из которых был прост: самое ценное здесь – не вода в бутылках. А порядок в беспорядке. И тот, кто может его создать.