Читать книгу Охмурить банкира - Группа авторов - Страница 2

Настоящее.

Уважаемые пассажиры, пристегните ремни!

Голос стюардессы вырвал меня из пучины мыслей о прошлом. Я вздрогнула, словно от удара, и крепче сжала подлокотники кресла. Впереди маячил родной город, тот самый, из которого я сбежала, словно от чумы, разорвав помолвку с человеком, который должен был стать моим мужем. Нет, не любимым мужем.

Любовь в этой истории была лишь призраком, несбыточной фантазией. Если грубо, то любовью и не пахло.

Я должна была выйти замуж за влиятельного человека, чтобы спасти отца от банкротства.

Папа, с его вечной верой в лучшее и неспособностью просчитывать риски, загнал себя в долговую яму. Я, как любящая дочь, не могла смотреть на его страдания. И согласилась, хотя сердце сжималось от предчувствия беды. Свадьба была назначена, платье куплено, приглашения разосланы. Мир вокруг меня готовился к празднику, а внутри царила пустота.

Отец, с его вечными мечтами о великих свершениях и столь же великими долгами, подбадривал меня.

«Это всего лишь формальность, Машенька, – говорил он, крепко сжимая мои ладони своими, – ты будешь счастлива, а я смогу снова встать на ноги!» Я юная, наивная, полная желания помочь, согласилась.

Но до свадьбы так и не дошло.

За несколько дней до торжества, случайно зайдя в один из ресторанов, где мой жених любил проводить время, я увидела его. Он не скрывал своей любовницы. Они смеялись, держались за руки, в их глазах горел тот огонь, которого я никогда не видела в глазах своего будущего мужа, обращённого ко мне. На меня он смотрел как на предмет мебели. В тот момент что-то внутри меня сломалось. Отчаяние захлестнуло с головой.

Я поняла, что не смогу. Не смогу предать себя, не смогу жить во лжи. Дрожащими руками я набрала номер любимой тёти. Тётя, всегда мудрая и сильная, выслушала меня без осуждения.

– Машенька, – сказала она мягко, – ты должна уважать себя. Зачем тебе такой брак? Приезжай ко мне. Я устрою тебя на хорошую работу. А если ты захочешь помочь отцу, ты сможешь делать это деньгами, а не своей жизнью.

Слова тёти стали спасительным кругом. Не раздумывая, я купила билет на ближайший рейс. И улетела, оставив позади недостроенную жизнь, разорванную помолвку и чувство вины, которое теперь давило на меня с удвоенной силой.

Я подвела всех. И это чувство вины преследовало меня, как тень.

После моего побега отцу стало хуже по здоровью. Мама звонила, её голос дрожал от тревоги, когда она рассказывала о состоянии папы.

А вчера мама позвонила снова, голос ее дрожал, слова были обрывочными, но смысл был ясен: отец совсем плох. Врачи разводят руками. Надежды почти нет. «Врачи говорят, что ему нужна твоя поддержка!»

Я поняла, что должна вернуться. Не ради того, чтобы исправить прошлое. А ради отца. Ради матери, которая осталась одна, разрываемая между болью за мужа и обидой на дочь. Ради того, чтобы хотя бы попытаться искупить свою вину.

Закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в руках. Я видела перед собой бледное лицо отца, его усталые глаза, в которых всегда была надежда. Я знала, что должна вернуться ради той любви, которая, несмотря ни на что, оставалась самой сильной. Я смотрела в иллюминатор, на проплывающие внизу облака, похожие на ватные хлопья. В голове проносились обрывки воспоминаний: смех отца, когда я была маленькой, его наставления, его разочарованный взгляд в день побега. Я знала, что будет тяжело. Знала, что меня встретят не с распростертыми объятиями. Но я была готова. Готова принять все.

Потому что теперь, когда жизнь отца висела на волоске, все остальное казалось таким незначительным

Самолёт начал снижаться. Внизу, под пеленой вечерних огней, раскинулся родной город. Город, который я покинула в поисках свободы, а теперь возвращалась в него, ведомая долгом и любовью.

«Пристегните ремни, мы начинаем снижение!» – снова прозвучал голос стюардессы. Я глубоко вздохнула. Прошлое, моя вина, страхи – все это оставалось там, среди облаков. А впереди был родной город. И мой отец. И, возможно, шанс на прощение.

Самолет мягко коснулся взлетной полосы, я почувствовала, как напряжение, сковывавшее все это время, начало медленно отступать.

Но лишь на мгновение. Стоило выйти из шумного аэропорта и вдохнуть знакомый, но теперь такой чужой воздух, как сердце снова забилось учащенно. Город встретил меня серым, привычным пейзажем: типовые многоэтажки, редкие деревья, обшарпанные фасады. Ничего не изменилось, кроме меня самой.

Такси, которое я вызвала заранее, уже ожидало меня. Водитель, пожилой мужчина с усталыми глазами, молча открыл дверь. Я села на заднее сиденье, чувствуя, как каждая клеточка тела кричит о нежелании возвращаться. Но долг, чувство вины и, главное, любовь к отцу гнали меня вперед.

Дом. Родной дом. Он казался таким же, как и в моих воспоминаниях, но теперь в нем витала какая-то особая, гнетущая тишина. Я вышла из машины, сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Дверь открыла мама. Ее лицо, изможденное и бледное, было испещрено морщинами, которых я раньше не замечала. В глазах матери читалась смесь облегчения, боли и, возможно, упрека.

– Машенька… – только и смогла выдохнуть мама, и в этом коротком слове было столько всего: и радость от возвращения дочери, и горечь от пережитого.

Я бросилась к ней, обняла крепко, чувствуя, как дрожит ее хрупкое тело.

– Мамочка…– прошептала я, и слезы, которые так долго сдерживала, хлынули потоком.

– Он в гостиной, – тихо сказала мама, отстраняясь. – Он очень слаб. Врачи сказали, что нельзя его тревожить и нервировать, но… он очень ждал тебя.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Прошла в гостиную, где царил полумрак. На диване, укрытый пледом, лежал ее отец. Он был так бледен и слаб, что казался совсем другим человеком. Его некогда сильные руки лежали безвольно, а глаза были полузакрыты.

– Папа… – прошептала я подходя ближе.

Отец медленно открыл глаза. В них мелькнуло узнавание, а затем – что-то похожее на облегчение. Он попытался улыбнуться, но получилось лишь слабое движение губ.

– Машенька… ты вернулась…– его голос был едва слышен, хриплый и слабый.

Я опустилась на колени рядом с диваном, взяла его руку в свои. Она была холодной и тонкой.

– Я здесь, папа. Я вернулась.

Отец сжал мои пальцы с неожиданной силой.

– Я знал… знал, что ты вернёшься. Ты всегда была моей самой сильной дочерью.

Слова отца, сказанные в таком состоянии, растрогали меня до глубины души. Я почувствовала, как тяжесть вины немного отступает, уступая место новой, более сложной эмоции – надежде. Надежде на то, что, возможно, она я смогу исправить хоть что-то. Что, возможно, мой возвращение принесет отцу хоть какое-то облегчение.