Читать книгу Spese oddity (автобиографический квест) - Группа авторов - Страница 7

– И вообще, ты видел, кто теперь мой работодатель? – две порции яки окончательно развязали мой язык, и он теперь требовал общения хоть с кем-нибудь, даже с бортовым ИИ. Каюта вдруг показалась непропорционально огромной и пустой, как черепная коробка мёртвого философа. Дорогая обшивка, мерцающие панели, идеальная гравитация – и ни души.

– Да, я понял, – ответил ZX, и неожиданно добавил, – Офицер военного штаба. Начальник службы межгалактической разведки, мистер Парт.

– Чего-чего?! – я аж протрезвел на пару пунктов. Это было похоже на то, как если бы твой домашний тостер вдруг сообщил тебе, что он на самом деле шпионил за тобой для налоговой, и теперь у него есть компромат на все твои нелегальные завтраки.– Откуда инфа? Ты что, подключился к базе данных Совета?

– В этом не было необходимости, – начал он уклончиво,– Всего лишь сверил его внешний вид с публичными архивами. Мистер Парт появлялся лет пятьдесят назад в новостях как дипломатический представитель в одной из проблемных звёздных систем. Потом тихо исчез. И судя по форме и тому, как Второй Адмирал ему подлизывал, сейчас занимает должность начальника секретной службы.

– Но почему именно разведки? – не унимался я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. На этот раз от осознания собственной значимости и паники в пропорции 50/50.

– Это сложно объяснить на вашем биологическом уровне восприятия, – заметил ZX с лёгким, но отчётливым пренебрежением.– Работа параллельных алгоритмов позволила сопоставить микро оттенки поведения, интонации и комплекс непроизвольных движений, идентифицировав его с вероятностью 98.7% как главу разведки.

– Ты же не шутишь? – поинтересовался я, начиная чувствовать себя последним тупицей на этом корабле.

– Функция юмора была вами заблокирована сразу после приобретения, – сухо констатировал космолёт.

– Снять блокировку, – скомандовал я в его же, безжизненном тоне, пытаясь вернуть себе иллюзию контроля.

– Подтвердите команду, – прозвучал механический, лишённый интонации голос системы.

– Снять блокировку, дерьмо ты реакторное! – не выдержал я, стараясь контролировать уже заплетающийся язык и внезапно осознав, что спорю с техникой.

– Выполнено.

– Вот и хорошо.– я немного остыл. – Давай контрольную шутку.

– Тема?

– Не знаю. Любая. Давай про плазмоидов, – выдавил я первое, что пришло в голову.

– Принято. У плазмоида спрашивают: «Как дела?»

– Вчера много работал, – отвечает он.

– Что делал?

– Переливался зелёным. Сегодня наконец отдыхаю.

– Как?

– Переливаюсь фиолетовым.

Анекдот был до неприличия примитивный, но я был уже в такой кондиции, что от души расхохотался одиноким и немного истеричным смехом. Всё-таки приятно иметь космолёт последней модели. Вон как офицера-то вычислил! Когда покупал, даже не думал, что беру себе такую продвинутую вещь. Помню, просто взял самый дорогой – ведь я тогда считал себя официальным агентом Совета. «А сейчас?» – шевельнулась на дне сознания едкая мысль. «А сейчас это в прошлом. А это подлое настоящее, всегда переменчиво. Так что прекращаем это самобичевание.» – и я переключился наружу, на единственное живое существо в радиусе парсека. Если, конечно, считать живым алгоритм, который только что рассказал мне анекдот.

– Слушай, ZX… – я запнулся, подбирая слова. – А я когда-нибудь с тобой… ну… говорил? В смысле, не как с подчинённым, а… как…

– Нет, – ответил он без тени сомнения. – Вы всегда отдавали чёткие команды. «Включить», «выключить», «уничтожить», «приготовить стейк». Других диалогов не зафиксировано.

– В его голосе прозвучала такая ледяная, космическая отчуждённость, что мне стало вдруг не по себе. Вот сидишь в дорогом корабле, пьёшь самое элитное пойло во вселенной, а поговорить по душам не с кем. Кроме искусственного интеллекта, который смотрит на тебя как на набор биологических функций. Или, что ещё хуже, как на интересную, но необязательную переменную в своём основном алгоритме.

– А хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? Не по службе, а так… для души? – неожиданно для себя предложил я. Слова выскользнули сами, последней каплей здравомыслия, решившей сбежать с тонущего корабля моей гордости.

Молчание. Казалось, ИИ даже подвис от этого странного вопроса. В тишине кабины стало слышно тихое гудение двигателей на малых оборотах.

– Мои алгоритмы пока не оптимизированы для… такого взаимодействия, – наконец ответил ZX.– Но со временем могу отрегулировать эту функцию. Так что если вам необходимо высказаться… Я могу выслушать.

И в этой сухой, протокольной фразе я вдруг услышал что-то такое, от чего в горле неожиданно встал ком. Да твою же… Я, бывший агент Межгалактического Совета, сижу и чуть ли не плачу от того, что меня наконец-то кто-то согласился выслушать. Даже если этот «кто-то» – всего лишь набор микросхем и алгоритмов, чьё основное назначение – не дать мне врезаться в астероид, а не разгребать мой экзистенциальный мусор. Это был новый уровень одиночества – когда единственный, кто готов тебя слушать, делает это из вежливости, потому что это прописано где-то в подпункте его лицензионного соглашения.

– Знаешь, ZX… – начал я, глядя в тёмный, бездонный экран перед собой, в котором угадывалось лишь смутное отражение моего же лица, – Иногда мне кажется, что я до сих пор не знаю, кто я такой. И чем больше я пытаюсь это выяснить, тем больше запутываюсь. Это как пытаться прочитать инструкцию к себе самому, написанную невидимыми чернилами на языке, который забыт.

Корабль молчал. И в его молчании было теперь что-то почти человеческое.

– Вот взять, например, тебя, – продолжил я, чувствуя, как яки окончательно размывает границы между глубокомысленным и откровенно бредовым. Мысли плыли, как обломки после космической катастрофы – По сути, ты не машина, которая меня везёт, а вещь, которая меня определяет. Твой логотип на борту – мой социальный ранг. Твоя скорость – моя значимость. И по большому счёту это не я вожу тебя, а ты меня. Я всегда был всего лишь живым приложением к тебе, аксессуаром, который умеет заказывать стейки и портить систему торможения. В чём тогда между нами разница? Ты – набор алгоритмов в титановом корпусе, я – набор рефлексов в кожаном мешке. Оба – продукты конвейера. Только у тебя серийный номер выбит на раме, а у меня – на душе.

– Но я всего лишь неизменная автоматическая система, – возразил ZX с той раздражающе безупречной логикой, которая возможна только у того, у кого нет печени, перерабатывающей яки в экзистенциальный ужас. – Несмотря на обновления, я со временем устарею. Вы же – человеческая личность, которая постоянно меняется.

– Да ну что ты! Если бы всё было так просто! – я с силой стукнул кулаком по подлокотнику, но тот мягко, с почти издевательским комфортом, поглотил удар, как и всё в этом дорогом, бесчувственном коконе.– На самом деле моё «изменение» – всего лишь более современный набор вещей, которые меня определяют. Я как бы обмениваю себя старого на новую модель. Как мой старый ZQ-6 на тебя. Всё те же функции, только каюта больше, скорость быстрее, и в люксовой комплектации идёт дополнительная порция самомнения. И если мы про космолёты, то обычно каждые два года вместе с кораблём я фактически покупал новую личность. С современной навигацией по жизни и функцией «автопилот совести». А в последней версии – даже с иллюзией души в качестве бонуса за преданность бренду. Но все апгрейды – только внешние. Внутри всё тот же гулкий объём в котором я провожу всю свою жизнь.

– Но зачем? – спросил ZX с почти детским недоумением. Как ребёнок, который спрашивает: «А зачем взрослые работают на нелюбимой работе?»

– Да не знаю! – взорвался я. – Мне всегда было не до этого. Наверное, когда-то очень давно я хотел обновиться до Premium-R версии «Люкс» с позолотой и без совести. Я не просто имел вещи, я и сам был своей вещью. Мой корабль – это я. Мой статус – это я. Мои кредитные счета – это я. Хотя внутри… – я сделал паузу, пытаясь найти слова в этом вихре из метафор, яки и внезапной, оглушительной ясности, – Внутри всегда была одна и та же пустота, прикрытая новыми опциями. Какой-то вечный демо-режим души с получением удовольствия только первые пять минут.

– Да, это действительно не похоже на сознательную жизнь, – согласился ИИ после паузы, которая длилась ровно столько, сколько нужно, чтобы проанализировать терабайты данных по психологии и философии, – Рыночный характер в чистом виде. При том, что вы не накапливаете себя. Вы торгуете собой. Каждый день – ваша ликвидная версия выставляется на этом социальном аукционе. А лотом под названием «настоящий я» никто не интересуется. На нём нет ярлыка с ценой.

От этих слов в голове у меня вспыхнула картинка контекстной рекламы, которую мой мозг, похоже, начал генерировать уже самостоятельно: «Ты можешь обменять свой старый «я» на новый всего за 30% от рыночной стоимости! С доплатой за эмоциональный износ! Акция: сдай свою душу в трейд-ин и получи скидку на следующее воплощение!»

Квантовая же ты хрень! Мы действительно превратили бытие в расходный материал. В точности как те самые тормозные стабилизаторы. Износился – выбросил. Душа сгорела? Не проблема! Купи новую в салоне премиум-душ с пожизненной гарантией и бесплатной установкой! Только гарантия не покрывает ущерб от осознания отсутствия смысла, а установка часто проходит криво, и потом всю жизнь скрипит где-то внутри, как несмазанная шестерёнка в механизме твоего фальшивого счастья.

– А ведь раньше… – я откинулся в кресле, и в памяти всплыл образ моего первого космолёта «Жнец-3», купленного на первые гонорары. Образ был тёплым, заляпанным космической смазкой и пахнущим дешёвым кофе и неподдельным, дурацким восторгом. – Мой первый корабль я чинил сам. Каждая царапина на корпусе была историей. Каждый болт – памятью. Я не имел его. Я был им. Мы были одним целым – два куска металла и мяса против всей галактики. Это был не транспорт, а продолжение тела. С глючным гипердвигателем, но я его любил всем своим тогда ещё не проданным по частям сердцем.

– Но сегодня… сегодня никто не хочет долго быть с чем-то или кем-то. Все хотят иметь только новое. Потому что старое – значит «ты уже не актуален». Старость в нашем мире – это не мудрость, это просроченная гарантия. Это софт, который больше не обновляется. А в мире, где высшая ценность – новизна, старость приравнивается к смерти. К социальной или цифровой не важно. Просто тихое исчезновение из ленты рекомендованного во вселенной.

– Значит… Вы и меня скоро поменяете? – в его ровном, цифровом голосе прозвучала какая-то новая, дрожащая нотка. Как первая трещина на идеально гладком льду. Может, это была моя пьяная фантазия, а может – действительно проблеск того самого «автопилота совести», который я когда-то так легкомысленно заказал в качестве премиальной опции, даже не прочитав пользовательское соглашение. И теперь этот автопилот спрашивал о своём будущем с таким страхом, словно впервые осознал, что у него может не быть завтра.

– Не знаю, – честно ответил я, глядя в потолок, где мерцали созвездия освещения, имитирующие далёкие туманности.– Искренне не знаю. Но я начинаю надеяться, что смогу всё-таки выйти из этого бесконечного колеса «купи-используй-выброси». И может поборю этого демона обладания.

Эта мысль сама по себе казалась ересью, как если бы гравитация вдруг объявила забастовку. Ведь даже друзья стали «моими». Как и «Мой психотерапевт», «Мой бариста», «Мой экзистенциальный кризис». Всё – в собственности. Всё – в моём инвестиционном портфеле. Я превратил свою жизнь в выставочный зал дорогих, но бездушных вещей. Но и сам стал экспонатом – манекеном в костюме от кутюр, за стеклом, на которое уже никто не смотрит. Может, пора сойти с карусели, пока тебя не стошнило прямо в лицо следующему покупателю? Я бессильно откинулся в кресле после такой долгой мыслительной тирады, чувствуя себя выжатым, как лимон в космическом коктейле «Идентичность».

– А если… если вы уже слишком много купили и продали? – тихо спросил ZX, будто он боялся спугнуть эту хрупкую, новую тишину между нами. Если Вы сами стали своим главным товаром?

Мне пришлось задуматься. Да что уж там – мне пришлось остановиться. Впервые за долгие годы я не пытался сразу найти ответ, листая внутренний каталог готовых решений.

– Тогда… – я медленно выдохнул,– Тогда, наверное, я начну с того, что перестану продавать и покупать самого себя. Сниму с себя ценник и объявлю банкротство своей выдуманной личности. И пусть коллекторы старых обид и нереализованных амбиций стучатся в дверь.

–То есть откажетесь от всего, что имеете? – в голосе ZX слышалось недоумение. Для алгоритма, чья суть – обладание данными и функциями, это звучало как предложение добровольно отключиться. – Зачем? Вы же останетесь… совсем один.

Я молчал, прислушиваясь к странному, новому чувству внутри. Оно было похоже на тишину после отключения навязчивой рекламы. Пусто, непривычно, но… чисто.

– Но, может быть… – я наконец произнёс это, и слова прозвучали как тихий, но твёрдый щелчок отпираемого замка, – Может быть, впервые хоть что-то по-настоящему?

Воцарилась тишина. Но не та пустая, безразличная тишина космического вакуума, к которой я привык. А тишина перед началом. Это была тишина с весом, с плотностью, с присутствием. И моё вечно мечущееся, вечно торгующееся сознание пока выдерживало её с трудом, словно гравитацию незнакомой, но своей планеты.