Читать книгу Азартная игра - Группа авторов - Страница 3

Глава 03

Оглавление

Во вторник я отправился на скачки в Челтенхем. Но не ради удовольствия, по работе.

Скачечный бизнес – он ни на какой другой не похож, особенно когда речь идет о взаимоотношениях между жокеями.

Конкуренция очень высока. Всегда была высока. Перед появлением в 1960 году специальных съемок скачек, дающих возможность определить, кто из жокеев вел себя не самым лучшим образом, часто случалось, что жокей подрезал соперника, не давал пройти вперед, оттеснял его лошадь к изгороди, с тем чтобы увеличить свои шансы на победу. А хлысты зачастую использовались не только для того, что подстегнуть лошадь, но и оставляли свои отметины на телах жокеев. Особенно запомнился случай в Довиле, во Франции, где Лестер Пиггот, потеряв свой хлыст, вырвал другой из рук жокея-соперника во время скачек, что помогло ему прийти к финишу первым.

Пока идут скачки, жокеи – самые непримиримые соперники, но в жизни этих мужчин и женщин, рискующих собой ради забавы других по пять-шесть раз на дню, всегда существовала дружба и чувство братства. И своих они в беде никогда не бросали.

То же случилось и со мной.

Мои заклятые соперники, которые во время скачек злорадно наблюдали за тем, как я слетел с лошади на землю – а это означало, что они могут выиграть забег, – были первыми, кто выразил мне свои соболезнования и оказывал всяческую поддержку, пока я лечился.

А когда меня вынудили уйти из скачек, именно мои друзья-жокеи устроили мне торжественные благотворительные проводы в Сэндаун-парк, где собрали денег, чтобы я мог заплатить за обучение в университете. И те же люди стали моими первыми клиентами, когда я устроился на работу независимым финансовым консультантом.

С тех пор я приобрел репутацию личного финансового консультанта людей с ипподрома. Почти все мои клиенты так или иначе были связаны со скачками, и я стал практически монополистом этого рода деятельности, причем встречи чаще всего проходили в раздевалках, атмосфера которых была мне столь знакома и дорога.

Так что раза два в неделю я регулярно ездил то на один ипподром, то на другой – конечно, все это с благословения Патрика и Грегори – и встречался со своими клиентами до, после, а иногда даже во время скачек.

В Челтенхеме в апреле царило настроение «цирк уехал» – так всегда бывает после спада возбуждения, царившего во время четырехдневного Фестиваля по стипль-чезу в марте. Часть временных трибун была разобрана, пестрые и гостеприимные палатки, раскинувшиеся на несколько акров вокруг, тоже убрали. Исчезла и атмосфера нервной энергии, радостного предвкушения, исходившая от семидесяти тысяч зрителей в ожидании победы и чествования новых героев.

Нынешнее апрельское мероприятие было событием менее впечатляющим, но на беговых дорожках продолжалось сражение между двумя ведущими жокеями, каждый стремился получить корону чемпиона текущего сезона, который завершался в конце месяца. Оба мои клиента. С одним из них, Билли Серлом, мы договорились встретиться сразу после скачек.

Часть требований государства, направленных на борьбу с отмыванием денег, сводилась к тому, что финансовые консультанты должны были «знать своих клиентов». И в фирме «Лайал энд Блэк» придерживались правила, обязывающего сотрудников лично встречаться с клиентами хотя бы раз в год – это помимо нашей регулярной трехмесячной переписки и оценки их инвестиций, которая проводилась дважды в году.

Я уже давно пришел к выводу, что это всего лишь напрасная трата времени – ждать, когда люди с ипподрома приедут к нам в Лондон на встречу. Если я хотел сохранить их в качестве своих клиентов – а я хотел, – тогда лучше самому ехать к ним, а не наоборот. И еще я знал, что встретиться с ними на месте работы, то есть на ипподроме, куда проще, нежели пытаться поймать их дома.

Я также обнаружил, что регулярное посещение скачек – лучший способ приобрести новых клиентов. Именно поэтому я в данный момент торчал на террасе перед комнатой взвешивания, грелся на ласковом апрельском солнышке часа за полтора до начала скачек.

– Привет, Фокси! О чем задумался? Отличный выдался денек, верно? Смотрел вчера «Нэшнл»? – То был Мартин Гиффорд, крупный мужчина, тренер средней руки, который всегда любил шутить, что не стал жокеем лишь потому, что у него очень большие ноги. А тот факт, что росту в нем было больше шести футов и по объему талии он мог бы поспорить с борцом сумо, как-то не принимал во внимание.

– Нет, – ответил я. – Пропустил. Проторчал в конторе весь день. Только и видел, что короткий отчет по ящику. Но я был в Эйнтри. В субботу.

– Чертовски некрасивая вышла история, – проворчал Мартин. – Это надо же, отменить «Гранд нэшнл» только потому, что какого-то там ублюдка пристрелили.

Очевидно, он читал газеты.

– С чего ты взял, что он был ублюдком? – спросил я.

Мартин как-то странно посмотрел на меня.

– С того, что так сказано в газетах.

– А мне прежде казалось, ты не веришь всему, что пишут в газетах. – Я выдержал паузу, не зная, стоит ли продолжать. – Человек, которого убили, был моим другом. И я стоял рядом с ним, когда его застрелили.

– Черт побери! – воскликнул Мартин. – Прости, брат. Страшно жаль, можешь мне поверить.

Как же, поверил я ему.

– Ладно, все нормально. Проехали.

И тут я страшно рассердился на себя за то, что упомянул об этом происшествии при нем. Ну неужели нельзя было промолчать? Все на ипподроме знали, что Мартин Гиффорд заядлый сплетник. В среде, где многие не имели представления о том, что у людей бывают приватные разговоры и какие-то секреты, Мартин был настоящим королем сплетен. Похоже, он обладал каким-то особым талантом влезать в личные дела и разговоры других людей и передавать все, что они говорили, любому, кто согласится его выслушать. Сказать Мартину, что убитый был моим другом, было равносильно размещению объявления об этом на развороте «Рейсинг пост», только сведения в данном случае доходили значительно быстрее. Все в Челтенхеме узнают об этом к концу дня, и я крайне сожалел теперь о своей несдержанности.

– Ну и что, хорошие были скачки? – спросил я, в попытке сменить тему.

– Думаю, да, – ответил он. – Дипломатка легко выиграла в конце, но на первом круге едва не угодила в канаву.

– Народу много было? – осведомился я.

– На мой взгляд, так просто битком, – ответил он. – Но я смотрел по телевизору.

– Своих не выставлял? – спросил я, зная, что достойных скакунов у него для этих соревнований не нашлось.

– Вот уже несколько лет у меня нет лошади, годной для «Нэшнл», – ответил он. – С самых девяностых, когда Ледяной сошел, а потом и вовсе помер, бедняга.

– Ну а сегодня есть приличные?

– Листопад в первом забеге. Ну и еще Весельчак в стипль-чезе на три мили.

– Что ж, удачи тебе, – пожелал я.

– Ага. Удача, она нам всем пригодится. Листопад вряд ли выиграет, да и на Весельчака надежды тоже маловато. Шансов у него нет. – Он на секунду умолк. – А кем был тот твой друг, которого убили?

«Черт», – подумал я. Надеялся, что он уже забыл об этом, но, как оказалось, нет. Не зря Мартин Гиффорд заработал репутацию отъявленного сплетника.

– Да просто коллега по работе, – равнодушным тоном бросил я.

– А как его звали?

Стоит ли говорить ему? С другой стороны, почему нет? Все газеты уже пестрели его именем.

– Геб Ковак.

– А за что его убили? – не унимался Мартин.

– Понятия не имею, – ответил я. – Я ведь уже говорил: он всего лишь мой коллега по работе.

– Перестань, Фокси, – вкрадчивым тоном заметил Мартин. – Должны же быть у тебя какие-то соображения на эту тему.

– Нет. Никаких. Ровным счетом ничего.

Он смотрел разочарованно, точно ребенок, которому отказали в сладком.

– Давай выкладывай, – протянул он. – Я же вижу, ты что-то скрываешь. Уж мне-то мог бы сказать.

Ага. А заодно – и половине Вселенной.

– Честно, Мартин, – сказал я. – Я понятия не имею, за что его убили и кто. А если б даже знал, то сказал бы не тебе, а полиции.

Мартин пожал плечами. Давая понять, что не верит мне ни на грош. «Скверно, – подумал я. – Этому конца и края не будет».

Но тут от дальнейших расспросов меня спасла Джен Сеттер, еще один тренер, являющая собой полную противоположность Мартину. Невысокого росточка, стройная, привлекательная и веселая. Она схватила меня за руку и увела от Мартина.

– Привет, любовничек, – шепнула она мне на ухо и чмокнула в щеку. – Не желаешь провести уик-энд с испорченной девчонкой?

– Всегда готов, – шепнул я в ответ. – Только гостиницу назови.

Она расхохоталась и отстранилась.

– Все дразнишь, никак не успокоишься, – сказала она, кокетливо глядя на меня снизу вверх из-под густо накрашенных ресниц.

На самом деле это она дразнила меня, и проделывала это с тех пор, как мы познакомились лет десять тому назад. Тогда я ничего собой не представлял, восемнадцатилетний паренек, только начинающий, она же уже была известным тренером. И я не знал, как реагировать на все эти ее шуточки и заигрывания – они и льстили мне, и одновременно пугали. К тому же тогда она была замужем.

А теперь была разведена, свободная женщина лет под пятьдесят, твердо вознамерившаяся наслаждаться жизнью. И при этом она очень много работала. В ее конюшнях в Лэмбурне тренировалось около семидесяти лошадей, и я по своему опыту знал: Джен правит этим большим своим хозяйством очень разумно и предельно жестко.

Джен на протяжении трех лет была моей клиенткой, с тех самых пор, когда после развода в суде получила солидную сумму от своего бывшего.

– Ну, как там мои денежки? – спросила она.

– Живут и процветают, – ответил я.

– И надеюсь, растут? – со смехом спросила она.

Я тоже надеялся на это.

– Как прошел предварительный просмотр?

– Потрясающе, – ответила она. – Я взяла с собой дочурку Марию и ее парня. И мы замечательно провели время. Шоу просто сногсшибательное.

По моему предложению Джэн инвестировала весьма внушительную сумму в постановку нового мюзикла в Вест-Энде – в основу сюжета легли жизнь и приключения Флоренс Найтингейл[4] во время Крымской войны. Премьера должна была состояться примерно через неделю, но предварительные показы уже начались, и я читал в газетах рецензии. Впечатление они оставляли смешанное, но это вовсе не означало, что спектакль не будет пользоваться успехом. Потрясающий мюзикл «Волшебник из страны Оз» был после премьеры на Бродвее буквально оплеван в «Нью-Йорк таймс», но затем с успехом шел по всему миру семь лет подряд – всего состоялось около трех тысяч представлений, и кассовые сборы просто зашкаливали.

– Некоторые из предварительных просмотров проходят не столь успешно, – заметил я.

– Не понимаю, почему, – удивленно ответила Джен. – Девушка, которая играет Флоренс, просто великолепна, а голос! Думаю, она принесет мне целое состояние. Уверена, рецензии после премьеры будут просто замечательные. Но если нет и я потеряю все, то взвалю вину на своего консультанта по финансам.

– Ничего. Слыхал, спина у него широкая, – со смехом ответил я.

На самом деле мне было совсем не до смеха. Инвестиции в театральные постановки всегда считались самыми рискованными – тут люди чаще теряли целые состояния, нежели выигрывали. Да и вообще, не существует инвестиций без риска. Это всегда рулетка. Я знал случаи, когда, казалось бы, железно надежные и подкрепленные тщательными расследованиями инвестиции обращались в прах. Самыми надежными считались доли в крупных компаниях с именем, рост они давали небольшой, но стабильный, но даже там случались исключения. К примеру, акции «Энрон»[5] упали с девяноста долларов до нескольких центов всего за десять недель, а «Хелс Саус Инк.», одна из крупнейших американских фармакологических компаний, умудрилась потерять девяносто восемь процентов своей стоимости на Нью-Йоркской фондовой бирже всего за один день. Оба эти коллапса произошли или из-за какого-то мошенничества, или же из-за неправильных, нечестных подсчетов, искусственно взвинченных ожиданий доходности, но результат всегда получался один – катастрофа. Акции «Бритиш Петролеум» за месяц упали в цене больше чем на пятьдесят процентов, когда в Мексиканском заливе взорвалась нефтедобывающая платформа. Даже расходы на устранение последствий взрыва и очистку водной глади от нефтяных пятен не шли ни в какое сравнение с этими потерями.

Может, именно такие вот катастрофические потери и привели к убийству Геба?

Мне как-то не слишком верилось в это.

Раз в неделю, обычно по понедельникам, Патрик Лайал проводил совещания, где обсуждались инвестиционные планы наших клиентов. Присутствовали все его помощники, в том числе и мы с Гебом. Мы должны были исследовать рынки и выдвигать новые предложения по инвестициям – к примеру, на новый мюзикл, который я рекомендовал Джен Сеттер. Но правила фирмы были ясны и просты: деньги ни одного из наших клиентов не могли быть инвестированы в какой-то новый продукт без одобрения на то Патрика или Грегори.

Наша оценка рисков в связи с потерями «Би Пи» свелась лишь к рекомендациям по сокращению пенсионного довольствия персонала. И хотя положение нефтяной компании блестящим никак нельзя было назвать, никому из ее сотрудников не пришлось снимать последнюю рубашку, даже галстука не пришлось снимать. Так что, пришел я к выводу, убивать консультанта по финансам не было причин.

– Приезжай как-нибудь, покатайся на лошадках, – сказала Джен, вернув меня с небес на землю. – Первая партия отправляется в субботу, в семь тридцать. Так что подваливай в пятницу, можешь у нас переночевать. Тебе понравится.

Прикажете расценивать это как приглашение на уик-энд с испорченной девчонкой или нет?

И, да, конечно, мне понравится. Поскакать на хорошей лошадке. Наверное. Потому как не сидел я в седле вот уже восемь лет.

Хорошо помню отчаяние, охватившее меня, когда я узнал, что жокеем мне больше не быть. Я сидел за дубовым столом в одном из офисов Клуба жокеев, что в Хай-Холборн в Лондоне. Напротив меня разместились три члена медицинской комиссии.

Я почти слово в слово запомнил краткое заявление, которое сделал председатель комиссии.

– Прости, Фокстон, – начал он, когда мы все разместились в креслах, – но мы пришли к выводу, что ты по состоянию здоровья не способен принимать участие в каких бы то ни было скачках. Ни сейчас, ни в будущем. А следовательно, мы отбираем у тебя жокейскую лицензию. – С этими словами он поднялся, собираясь выйти из комнаты.

Я сидел совершенно потрясенный. Весь покрылся холодным потом, и еще показалось, что стены вокруг угрожающе сжимаются, давят на меня. Я ожидал, что встреча с медкомиссией будет чистой формальностью, еще одним шагом на пути к полному восстановлению.

– Нет, погодите минутку, – сказал я, обращаясь к председателю. – Мне сказали, я должен прийти сюда ответить на несколько вопросов. Где же вопросы?

Председатель остановился в дверях.

– В них нет необходимости. Результаты анализов, сканирования дали нам все ответы.

– Ладно. Но у меня есть к вам вопросы, так что, пожалуйста, сядьте.

До сих пор перед глазами стоит удивленное его лицо. Какой-то жокей, вернее, уже бывший жокей, осмеливается говорить с ним таким тоном! Но он вернулся и снова уселся напротив меня. И я стал задавать вопросы и отчаянно и даже грубо спорил, но только это ни к чему не привело.

– Наше решение окончательное.

Но даже тогда я не сдался.

Обратился к независимому эксперту, крупному специалисту по повреждениям шейных и спинных позвонков, чтоб тот помог мне выиграть дело. Но он лишь подтвердил выводы комиссии и умудрился напугать меня до полусмерти.

– Проблема, – объяснил он, – заключается в том, что при падении удар был такой силы, что ваш первый шейный позвонок был раздроблен и практически впечатался во второй. Вам чертовски повезло, что вы остались в живых. Необыкновенно повезло. И во время этого основного повреждения многие костяные выступы, соединяющие эти два позвонка, были сломаны. Проще говоря, сейчас голова ваша рискованно балансирует только на шее, вернее, ее мышцах, и достаточно малейшей травмы, чтоб она просто свалилась. Да с такой шеей я бы и на мотоцикле не рекомендовал ездить, не говоря уже о лошадях.

Да, не слишком ободряющие новости.

– Но неужели ничего нельзя сделать? – спросил его я. – Операцию, к примеру? А как насчет металлической пластины? В лодыжку у меня вставлена после одной из травм.

– Эта область шеи имеет весьма деликатное строение, – сказал он. – К тому же еще и очень сложное, ни в какое сравнение с лодыжкой не идет. Здесь совершаются самые сложные движения, в разных плоскостях и под разными углами. Проблема крепления к черепу, уже не говоря о том осложнении, что нервные волокна, подающие сигналы от всех частей тела, проходят теперь через самую середину, не говоря уже о том, что мозговой ствол доходит до этого поврежденного позвонка. Не думаю, что металлическая пластина тут поможет, скорее создаст новые проблемы. Если будете вести нормальный образ жизни, мышцы все удержат и шея будет в полном порядке, только старайтесь не попадать в автомобильные аварии. – Он улыбнулся. – И мой вам совет – воздержитесь от драк.

На протяжении нескольких недель после этого я едва поворачивал голову и какое-то время снова спал в специальном воротнике. Помню, как панически боялся чихать – вдруг голова отлетит, а к лошадям и на пушечный выстрел не приближался, уже не говоря о том, что не садился в седло. Хватит рисковать.

– Страшно хотелось приехать и посмотреть, как ты работаешь с лошадками, – сказал я Джен, вновь вернувшись к реальности. – Но боюсь, что скакать не буду.

Она огорчилась.

– А я-то думала, тебе понравится.

– Еще как понравилось бы, – ответил я. – Но слишком велик риск. Для моей шеи.

– Чертовски жаль.

Еще бы не жаль. Я истосковался по верховой езде. Приезжать на скачки из Лондона каждую неделю – это, конечно, приятно, отвлекает от унылой городской жизни, и одновременно – мучительно. Каждый день я по-приятельски болтал со своими клиентами, особенно если на них были шелковые жокейские ветровки, и мне мучительно хотелось оказаться на их месте. Иногда после всех этих разговоров я сидел в машине и оплакивал то, что потерял. Почему? За что? Почему это случилось именно со мной?

Я покачал головой, крайне недовольный собой, и решил выбросить все эти мысли из головы. Пора перестать жалеть себя. Я должен быть благодарен судьбе за то, что мне двадцать девять, я жив и счастлив, что у меня хорошая работа и я вполне обеспечен с финансовой точки зрения.

Но до чего же мне хотелось снова быть жокеем!


За первым забегом я наблюдал с выгодной позиции на трибунах; яркие и по-арлекински пестрые ветровки жокеев так и сверкали на солнце, пока лошади преодолевали две мили до финишного столба.

И, как всегда, глядя на это зрелище, я испытывал острое чувство тоски. Интересно, пройдет оно когда-нибудь или нет? Пусть даже Челтенхем был тем самым местом, где столь болезненно и плачевно закончилась моя карьера, отвращения к нему я не испытывал. Ипподром не виноват, что я слетел с лошади и разбился. И потом, именно благодаря действиям дежуривших здесь тогда медиков я остался жив и не был парализован.

Челтенхем был первым ипподромом в моей жизни, и я до сих пор любил это место. Я вырос в маленьком городке Престбери, неподалеку от ипподрома, и каждое утро проезжал мимо него на велосипеде, торопясь в школу. И каждый год в марте, с приближением Фестиваля по стипль-чезу, радостное предвкушение охватывало всех здешних обитателей, и этот путь в жизни был словно предназначен мне самой судьбой. Сперва я научился ездить на лошади, затем нанялся на каникулы к одному из тренеров, не гнушался самой черной работой, ну а уже потом отказался от запланированного семьей обучения в университете в пользу завораживающей и всепоглощающей карьеры профессионального жокея.

Челтенхем являлся столицей скачек с препятствиями. И несмотря на то что «Гранд нэшнл» являются самыми знаменитыми соревнованиями по стипль-чезу, каждый владелец лошади предпочтет победе там Золотой кубок Челтенхема.

«Гранд нэшнл» – это соревнования с гандикапом, и на лучших лошадей падает наибольшая нагрузка. Мечта участника таких соревнований – это чтоб все лошади пересекли финишную прямую одной плотной толпой. И уже потом взвешивание определяет победителя. Но это все равно что заставить Усейна Болта бегать олимпийскую стометровку в тяжелых резиновых сапогах, чтоб уравнять шансы с остальными. А в скачках на Золотой кубок в Челтенхеме все участники – небольшие исключения делаются только для кобыл – должны нести на себе один и тот же вес, а потому победитель и является истинным чемпионом.

Я участвовал в них лишь однажды на аутсайдере без шансов, но помню напряженное и радостное возбуждение, царившее в раздевалке перед началом забега. Золотой кубок – это тебе не всего лишь очередная скачка, это история, которая творится на глазах, и уже одно только участие в ней значит больше, чем все остальные достижения. Пусть даже я и слетел тогда с лошади головой вниз задолго до финиша.

Слева от меня, в дальнем конце прямой линии выстраивались для старта в первом забеге пятнадцать лошадей.

– Пошли! – прогремел голос комментатора в динамиках, и они сорвались с места.

Две мили быстрого бега с постукиванием копыт о деревянные препятствия – звук этот был отчетливо слышен тем, кто сидел на трибунах. Поначалу лошади летели прямо на нас, затем повернули влево, начав новый круг и еще больше увеличив скорость. Три лошади взяли препятствие бок о бок, только и замелькали ноги жокеев, руки и хлысты, которыми они подбадривали своих скакунов, начав подъем вверх по холму к финишу.

– Первым пришел номер три, Листопад! – прозвучал голос в динамиках.

Марк Викерс, жокей, скакавший на этой лошади, сделал еще один шаг к чемпионскому титулу и увеличил свое преимущество над Билли Серлом вдвое.

Стало быть, Мартин Гиффорд, заядлый сплетник, все же вырастил победителя, несмотря на неверие в его способности. Но тут возможны и варианты, подумал я. Что, если он специально завышал стартовую расценку лошади, не рекомендуя другим людям ставить на нее? Я взглянул на перечень участников и решил поставить небольшую сумму на Весельчака в третьем заезде, ведь Мартин говорил, что у него нет никаких шансов.

И я направился к весовой, спускаясь по ступенькам и внимательно глядя под ноги.

– Добрый день, Николас.

Я поднял глаза.

– О, приветствую, мистер Робертс, – удивленно заметил я. – Вот уж не думал, что вы ходите на скачки.

– Еще как хожу, – сказал он. – Всегда ходил. У нас с братом есть свои лошади, их тренируют в конюшнях. Не раз видел ваши выступления. Вы хороший жокей. Могли бы даже стать великим жокеем. – Он поджал губы и удрученно покачал головой.

– Спасибо, – сказал я.

Мистер Робертс – или, если использовать его полный титул, полковник Джолион Вестроп Робертс, кавалер ордена Военного креста, младший сын графа Бэлскота – являлся моим клиентом. Если точней, он был клиентом Грегори Блэка, но я довольно часто видел его в конторе на Ломбард-стрит. В отличие от многих наших клиентов, которые были счастливы взвалить на нас обязанность присматривать за их деньгами, Джолион Робертс предпочитал держать руку на пульсе в том, что касалось его инвестиций.

– У вас сегодня выходной? – осведомился он.

– О, нет, – усмехнулся я. – Должен встретиться с одним из моих клиентов сразу после скачек. С жокеем Билли Серлом.

Он кивнул, потом вдруг замялся.

– Вот уж не ожидал… – Снова пауза. – Впрочем, неважно.

– Может, я смогу чем-то помочь? – спросил я.

– Нет, все в порядке, – ответил он. – Я это оставил.

– Оставили? Что?

– Да ничего, неважно, – ответил он. – Нет поводов для беспокойства. Все отлично. Уверен, все просто прекрасно.

– Что прекрасно? – сам не зная почему, я решил проявить настойчивость. – Это имеет какое-то отношение к нашей фирме?

– Нет, ничего, – бросил он. – Забудьте, что я вообще упомянул об этом.

– Но ведь вы ни о чем не упоминали.

– Ну, ладно, – со смехом заметил он. – Значит, не упоминал.

– Так вы уверены, что вам не нужна моя помощь? – еще раз спросил я.

– Да, уверен, – ответил он. – Спасибо.

Еще несколько секунд я стоял на ступеньках трибуны и не сводил с него глаз, но он так и не стал объяснять, что же его беспокоит.

– Что ж, ладно, – сказал я. – Надеюсь, скоро увидимся у нас в конторе. Всего доброго.

– Да, – кивнул он. – До свиданья.

И я ушел и оставил его там, на трибунах, стоящего с прямой, как палка, спиной и взирающего на беговые дорожки в глубокой задумчивости.

Интересно все же, о чем он хотел, но так и не решился поговорить?


Марк Викерс выиграл в тот день еще два забега, в том числе и главный, на Весельчаке, при очень выгодном соотношении восемь к одному, что сделало Марка четырехкратным победителем над Билли Серлом, а мне принесло от тотализатора вполне кругленькую сумму.

Понятно, что, выходя после взвешивания ко мне навстречу, Билли Серл пребывал не в самом радужном настроении.

– Чертов Викерс, – пробормотал он. – Ты видел, как он выиграл первый забег? Едва не забил насмерть свою лошадку хлыстом. Бедное животное! Куда только смотрят организаторы? Я бы отобрал у него лицензию.

Я решил не говорить, что, по моему мнению, Марк Викерс вовсе не переусердствовал с хлыстом, а провел забег просто образцово, как прописано в учебнике, подгоняя лошадь руками, пришпоривая каблуками, и опередил ближайшего соперника на голову. Наверное, в данных обстоятельствах это было бы не слишком дипломатично. Я решил также не говорить Билли, что и Марк является моим клиентом.

– Ну, у тебя еще полно времени, успеешь с ним поквитаться, – сказал я, хоть и знал, что на самом деле это не так, и Марк Викерс как раз вошел в самую форму, а Билли, в отличие от него, только терял с каждым годом.

– Вот она, невезуха, – злобно пробормотал он. – Все эти годы только и ждал своего шанса, и теперь, после ранения Фрэнка, проиграл какому-то сопляку, выскочке!..

Вообще, надо сказать, судьба была не слишком благосклонна к Билли Серлу. Он был на четыре года старше меня и во всех чемпионатах за последние восемь лет занимал второе место. И всякий раз его побеждал один и тот же жокей, признанный мастер в стипль-чезе, Фрэнк Миллер. Но прошлым декабрем Фрэнк упал, как-то очень неудачно сломал ногу и не выступал вот уже на протяжении четырех месяцев. В этом году впервые за десятилетие кто-то другой должен был стать жокеем-чемпионом, но после сегодняшнего оглушительного триумфа Марка Викерса стало ясно, что это не Билли. Тридцать три – критический возраст для жокея, выступающего в стипль-чезе, подрастало новое поколение очень неплохих, даже замечательных ребят, жаждущих победы.

Мне сразу стало ясно – Билли сейчас не в настроении обсуждать финансовые вопросы, пусть даже это он сам звонил мне накануне днем и просил о срочной встрече в Челтенхеме. Но я проделал весь этот путь из Лондона, чтобы поговорить с ним, и не хотел тратить время попусту.

– Так что ты хотел обсудить? – спросил я его.

– Хочу забрать все мои деньги обратно, – сказал он. Неожиданный ответ.

– Что это значит – обратно?

– Хочу забрать мои деньги назад из «Лайал энд Блэк».

– Но твои деньги находятся вовсе не в «Лайал энд Блэк», – сказал я. – Это инвестиции, они вложены нами в дело. Хотя деньги по-прежнему твои.

– Вот я и хочу забрать их, – сказал он.

– Но почему?

– Просто хочу, и все! – сердито прошипел он. – И не обязан объяснять, что да почему. Это мои деньги, и я хочу их забрать. – Он все больше распалялся. – Ведь я вправе делать со своими деньгами все, что захочу, разве нет?

– Ладно, хорошо, Билли, – сказал я, стараясь его успокоить. – Конечно, ты можешь забрать свои деньги назад, но сделать это не так-то просто. Мне придется продать все твои акции и облигации. Заняться этим смогу только завтра.

– Вот и хорошо, – чуть сбавил он тон.

– Но, Билли, – осторожно начал я, – часть твоих инвестиций вложена в долгосрочные проекты. Буквально на прошлой неделе я приобрел для тебя долгосрочные государственные облигации. Срок составляет тридцать лет. И если продать их завтра, ты много потеряешь.

– Ну и пусть, мне плевать, – ответил он. – Мне нужны мои бабки. Прямо сейчас!

– Хорошо, – сказал я. – Но как финансовый консультант я вынужден еще раз спросить, зачем это тебе так срочно понадобились эти деньги. Если б ты дал мне больше времени, я смог бы продать твои бумаги с большей выгодой.

– У меня этого времени нет, – ответил он.

– Почему нет?

– Не могу тебе сказать.

– Билли, – осторожно начал я, – у тебя что, какие-то неприятности?

– Да ничего подобного! – воскликнул он. Но язык тела выдал: это не так.

Я почти во всех деталях помнил инвестиционные портфели большинства своих клиентов, и Билли Серл не был исключением. Накопления у него были достаточно скромные, куда меньше, чем можно было бы представить после долгих лет столь успешной карьеры. Но Билли по природе своей всегда был транжирой, ездил на дорогих машинах, селился в самых роскошных гостиницах. Однако, насколько я помнил, ему все же удалось отложить в корзину для яиц весьма кругленькую сумму на старость – где-то около ста пятидесяти тысяч фунтов – уж определенно больше, чем ему понадобится для приобретения нового автомобиля или на проведение отпуска на заграничном курорте.

– О’кей, Билли, – сказал я. – Займусь ликвидацией твоего хозяйства завтра прямо с утра. Но на то, чтоб извлечь все наличные, уйдет несколько дней.

– А прямо завтра никак нельзя? – В голосе его звучало отчаяние. – Мне завтра нужно.

– Но, Билли, это просто невозможно. Мне нужно продать все ценные бумаги, добиться перевода этих фондов в нашу компанию на счет клиента и уже только потом передать тебе. Банки всегда говорят, что на каждый трансферт уходит в среднем три дня, так что в целом получится около недели, ну, может, чуть меньше. Сегодня у нас вторник. А значит, если повезет, получишь в пятницу. Но скорее всего – только в понедельник.

Билли побледнел.

– Билли, – начал я, – скажи честно, у тебя проблемы, верно?

– Просто задолжал одному парню, вот и все, – ответил он. – Говорит, я должен отдать ему завтра.

– Ну а ты скажи ему, что это невозможно, – посоветовал я. – Объясни ему, по каким причинам, уверен, он поймет.

Билли окинул меня выразительным взглядом. Было очевидно, что парень, о котором шла речь, никаких отговорок не примет.

– Извини, – пробормотал я. – Но быстрее никак не получится.

– А ты не сможешь уговорить свою фирму одолжить мне денег? Я отдам сразу, как только получу.

– Но, Билли, – возразил я, – речь идет о ста пятидесяти тысячах фунтов. У нас таких денег в свободном обращении нет.

– Ну, хотя бы сотню, – умоляюще протянул он.

– Нет, – твердо ответил я. – Даже сотни не получится.

– Ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул он. – Деньги нужны мне завтра, к вечеру. – Он уже почти плакал.

– Почему? – спросил я. – Откуда у тебя образовался такой большой долг?

– Не могу тебе сказать! – Он уже почти кричал, и несколько голов повернулись в нашу сторону. – Но мне нужно завтра! Ясно?

Я внимательно посмотрел на него.

– Я ничем не могу тебе помочь, – тихо произнес я. – Ладно, мне пора. Так ты все еще хочешь, чтоб я продал твои ценные бумаги и отдал деньги?

– Да, – решительным тоном ответил он.

– Хорошо, – кивнул я. – Зайду в контору и вышлю тебе письменное распоряжение. Ты его подпишешь и тут же отправишь обратно мне. Постараюсь, чтобы деньги поступили к тебе на счет в пятницу.

Он словно в трансе пребывал.

– Остается надеяться, что доживу до пятницы.

Азартная игра

Подняться наверх