Читать книгу Люблю сильнее жизни. Маленькие истории о большой любви - Группа авторов - Страница 8

Чашка треснула точно посредине и разломилась на две ровные половинки. Аня замерла, глядя на нее. А Лариска сразу же перешла в наступление:

– Подумаешь… тоже мне фарфор. Ну, обычная чашка. Чего ты затрепыхалась? И почему ты, Анька, такая жадина?

У Лариски вообще была такая привычка: будучи виноватой, быстренько обвинить в каком-нибудь грехе того, перед кем виновата. С Аней это обычно срабатывало. Но не на сей раз. Сегодня Аня вдруг расплакалась. Ей было так горько, как никогда. Даже когда Егор уходил от нее и молча кидал вещи в спортивную сумку, она не плакала. А вот сейчас ее пробрало.

– Ты не понимаешь, Лариска, – прохлюпала она, – это наша голубая чашка!

– Ты чего, сдурела? Какая голубая? Она же желтая!

Конечно, Аня знала, что чашка желтая. На должность настоящей голубой чашки они с Егором ее просто назначили. Еще в начале их совместного житья-бытья вдруг выяснилось, что и ему, и ей в детстве бабушки читали «Голубую чашку» Гайдара. И ему, и ей в этом рассказе виделось с детства что-то такое особенное. Незамутненное счастье, зеленые луга под чистым небом, доверие к жизни и друг другу… Поэтому, когда Егор принес однажды ей в подарок эту огромную желтую посудину, Аня сказала:

– Это будет наша голубая чашка.

Из чашки полагалось пить по очереди в самые торжественные и радостные минуты. И вот лучшая Анина подруга Лариска разбила ее, как-то на редкость неловко стукнув о чайник…

Вообще-то у Ани были неприятности и покруче расколотой чашки. От нее ушел муж. То есть не муж… То есть муж, конечно… Именно так невразумительно изъяснялась Анна, когда речь заходила о Егоре. Они решили пожениться сразу же после знакомства, но возникли препятствия в лице Аниной мамы. Дело в том, что Аня с мамой жили в двухкомнатной квартире и были уроженками областного центра – города старинного со славной историей. А Егор приехал издалече, из крохотного поселка, и жил в общаге. Аня училась на втором курсе, когда симпатичный парень с параллельного потока ни с того ни с сего подарил ей гигантскую охапку сирени… И вспыхнула любовь. Да какая! С ночными звонками, когда самые важные слова никак нельзя отложить до утра, с утренними свиданиями на остановке, чтобы глянуть друг другу в глаза до начала дня, с торопливыми объятиями в комнате общежития, пока не пришли остальные… И по всему было видно: нужно пожениться. Но мама Анечки твердо сказала: «Мальчик ищет прописку, чтобы зацепиться в городе. Никакой свадьбы. Только через мой труп!» Мама была не злая и не противная. Просто она знала, что ее обманывают все кому не лень. И поэтому решила, что уж на этот-то раз ни ее саму, ни дочь провести не удастся. Доверчивые люди, зная за собой эту слабость, очень боятся обмана, особенно в зрелые годы. И напрасно Аня произносила классическую фразу: «Мой Егор не такой!» Мама отвечала не менее классической формулировкой: «Все они такие». В результате в маленьком благородном семействе произошел ряд скандалов и мама стала демонстрировать Егору свое полное неприятие. Парочка вес чаще стала проводить культурный досуг в глухих уголках парков и подъездах домов. И они, подобно знаменитым любовникам древности, с тоской разрывали свои объятия, когда в комнату общежития возвращались соседи Егора. Ну конечно, так долго продолжаться не могло. И одним прекрасным, но уж очень ранним утром, когда Егор с Аней выметались с дачи приятеля, они пришли к решению снимать квартиру.

Дома Аня сообщила расстроенной маме, что коли та ей не позволяет выйти замуж, то она будет жить с Егором без всякой росписи… Егор, правда, уговаривал Анечку сходить в Загс, но она гордо ответила: «В бумажках, подтверждающих любовь, не нуждаюсь». И вот почти полгода они снимали замечательную гостинку. Анечка, прибегая с лекций, с неожиданной для маминой дочки страстью занималась хозяйством. А Егор, помимо учебы, работал. Благодаря его заработкам им и удавалось снимать квартиру. Конечно, денег вечно не хватало. Аня тайком от Егора брала понемножку у матери. А иногда, очень редко, заходила к отцу, который давным-давно жил с другой семьей, и тоже выцыганивала у него полтинник. Но, несмотря на это, в их доме было счастье. Счастье просыпаться рядом и бежать в душ, кто первый успеет… счастье валятся в выходной весь день в обнимку… Счастье видеть, осязать, слышать другого, такого любимого… В институте говорили: «Замечательная пара»! Она – маленькая, он – высокий. Она – беленькая, голубоглазая, он – темноволосый, черноглазый. И вот все это счастье закончилось разбитой чашкой, на которую упала с мультипликационным звоном крупная Анечкина слеза…

На Анечку, горестно приподняв бровки, смотрела Лариска. Она сочувствовала подруге бровями, глазами и даже всем телом.

– Ну не надо, Аня, не плачь! Подумай о будущем. Выкинь из головы этого Егора… Имя какое-то глупое… Все прошло и не вернешь…

– Ну почему, Лара? Почему так получилось?

– Почему, почему! Я же тебе говорила: все мужики одинаковые. Ну нельзя на них рассчитывать… А уж эти сельские выскочки! Им бы только урвать в городе свое…

– Ну, что ты мелешь? – разозлилась неожиданно Аня. – Что он у меня урвал-то?

– Ты наивная, как ребенок. Анька. В том-то и дело, что не получилось у него с пропиской, вот и отправился на поиск новой жертвы.

– Глупости! Сейчас эта прописка и не нужна никому. Можно квартиру снимать. А уж работу Егор всегда найдет.

– Ну да. Можно, конечно… Это пока у него временная в общаге. А потом понадобится. И вообще: одно дело – снимать, а другое – своя…

Анечка фыркнула:

– Ты Лариска, рассуждаешь, как моя мама.

Надо заметить, что Анечкиной маме такие мысли пришли в голову не без Ларискиной помощи. Сама Лариса не помнила о давнишнем разговоре. Она сидела тогда у Ани и ждала, пока та высушит голову. Анина мама поила ее чаем и между делом допытывалась: «И что ей приспичило замуж идти? Может, она беременная? А, Лариса? Тебе Анечка ничего такого не говорила?» Лариска облизала ложку с вареньем и как-то неожиданно для себя произнесла: «Да ничего она не беременная. Вы, тетя Инна, не переживайте. Просто вы же знаете: этот ее Егор – он из какого-то села… вот и хочет в городе пристроиться». Зачем она это сказала, Лариска и сама не знала. Ну, так, просто. Захотелось влить немного дегтя в эту цистерну с медом… «Подумаешь, – успокоила она себя, – может, так оно и есть? Даже, скорее всего, именно так. А то придумала Анька: ах любовь, ах, жить без него не могу…»

Лариска, рыжеволосая, дорого одетая, длинноногая, все никак не могла обзавестись подходящим парнем. Все поклонники казались ей недостаточно шикарными. Ну не могла же она встречаться с офисным мальчиком, чьи перспективы находились в неведомом будущем? Или с качком, у которого вообще не было никакого будущего? Еще пару лет назад Лариса решила, что при красоте такой она элементарно сделает карьеру в модельном бизнесе. А там и молодой миллионер возникнет с предложением руки и виллы на берегу Атлантики. Увы! Мечтам Ларискиным не суждено было осуществиться… Да. Она соответствовала модельным стандартам, и все отборы прошла легко. Но выяснилось, что занятие это весьма нудное и выматывающее нервы и силы. А уж когда она узнала, сколько платят за показ! Да ей папочка на ежедневные карманные расходы выдает в три раза больше, чем девочки имеют за выход. Да к тому же эти настоящие богачи! Папочкиных партнеров Лариса настоящими не считала: вечно замотанные, небритые дядьки, говорящие на суржике. А какими еще могут быть эти владельцы лесопилок? Но и в тех высоких сферах, где Лара немножечко помоделила, ничего путного ей тоже не попалось. Почему-то процент молодых двухметровых красавцев среди богатых бизнесменов был крайне низок… Разочарованная Лариса с горя пошла учиться. Тем более что в этот же ВУЗ поступала ее школьная подруга Аня.

Дружба их была давней и крепкой. Хотя и случались периоды охлаждения. В основном они приходились на такие моменты, когда у Анечки появлялся мальчик. Сначала Лариса пылко вникала во все перипетии чужого романа, потом начинала давать советы. А вскоре и мальчик исчезал куда-то, и Лариса переставала появляться у подруги ежедневно. Но Аня всего этого не замечала. Считала, что Лара чересчур строга в оценке мужского пола – вот и все… А Лариса принадлежала к довольно многочисленной породе женщин, что встречают завистливым взглядом любое платье, если его надела подруга. «О! Где это ты купила?» И пусть у самой двадцать штук лучших и более дорогих – все равно она позавидует тому единственному, но чужому. Но платья – всего лишь платья… Да и с мальчиками отношения у Ани были несерьезные… А теперь у Ани появился Егор. Красивый, веселый, энергичный. То есть поначалу Лариса так не думала. А думала она совершенно противоположное: «Ну и нашла себе Анька принца: ни тачки, ни связей…» А потом все больше начинала задумываться: если парень в городе без году неделя, а уже способен квартиру оплачивать, жену содержать, то что же будет лет через пять? При этом не пьет, не курит. А уж если его одеть в приличные тряпки. Например, в такое пальто длинное… Черное! Нет, коричневое… О! Да с ним и показаться не стыдно! Мучимая такими рассуждениями, Лариса все чаще забегала на чашку кофе к Ане и Егору. Аня ей радовалась. Сама зазывала после лекций: «Давай к нам! Посплетничаем…» Егор приходил с работы поздно, поболтать они успевали вволю. А вот когда мужчина был дома, посиделки как-то не получались. Уже к девяти вечера Егор начинал мучительно потягиваться, смотрел на часы и сообщал: «Устал, как зверь. Давай, Лариса, я тебе тачку вызову». И Лариса уходила.

«Ну, чему там у них завидовать? – говорила она себе, бредя´ по вечерней улице. – Мебели времен генсеков? Этим картиночкам, которые повсюду налепила Анька? Дурацким колокольчикам, о которые все стукаются головами?» Нет, конечно, она не завидовала. Ни капельки. Ничуточки. Только… Ну, зачем простоватой Аньке такой перспективный парень? И вообще подруга ведет себя как полная идиотка: эти взгляды, эти слащавые словечки… Вот она – Лариса – вела бы себя совсем по-другому. Уж не металась бы, как курица, с полотенцем в руках между ванной и кухней… Не выходила бы к мужу в драной футболке и шортах…

И как-то незаметно, бессознательно, как сорняк не понимает, для чего он пролезает в любую трещинку между камнями, Лариса нашла почти неощутимые болевые точки в отношениях Ани и Егора. Время от времени Лариса, будто на пробу, заговаривала с Аней о том, как мужчины невнимательны, как они легкомысленны, как небрежны… И постепенно Аня стала опасные темы поддерживать. Сперва в шутку, со смехом, а потом все более азартно. Какие-то отголоски их разговоров с подругой вдруг возникали в их с Егором небольших размолвках. А любимый отвечал на невнятные претензии неоправданно резко: «Анька! Ну какие могут быть дискотеки? Ты же видишь: я прихожу еле живой!» Аня видела. Но ей хотелось похвастать чем-нибудь эдаким перед светской подругой. А чем? В клубы они не ходили. Каких-то обалденных вещей Егор ей не дарил. Все деньги уходили на оплату жилья и еду. Хорошо еще, что Егор учился на бюджетном, а за Аню платил отец. Но Лариса все время приставала к Ане: «А цветы? Когда он в последний раз дарил тебе цветы?» или «Ну и что, так и сидели все праздники, как пенсионеры, перед телевизором?» Ну не будешь же рассказывать, что не сидели, а лежали… и про то, какие он слова шептал в тот момент, когда… ну, нет… Про это не расскажешь… Вот колечко можно показать или обстоятельно поведать, что заказывали в ресторане… И Анечка все чаще выговаривала Егору за какие-то мелочи, укоряла за отсутствие, упрекала в неотесанности. Егор стал заводиться с полоборота: «Да, конечно, я не знаю, как себя вести. Мои родители и деды – неотесанные учителя и врачи! Так что мы люди не светские: на нарах не сиживали. Краденым не торговали…» В ответ Аня сообщала, что ее мама тоже учитель, однако, грубить соседям она Аню не учила. «А что тут грубого? – удивлялся Егор. – Сказал, что занят и чтоб она излагала короче!» Ах, дело было не в навязчивой соседке, и не в цветах, и не в подарках. Что-то внутри Ани, злое, подзуживающее, словно подталкивало ее к этим ссорам. Она знала, что делает неправильно, но остановиться никак не могла. То цеплялась к тому, что Егор выпил с однокурсниками, то начинала ныть, что ей скучно. Между ними возникла полоса холодного воздуха. Ночью в тесноте объятий это ощущение исчезало. А днем возвращалось. И вот после очередной глупой ссоры Егор ушел. Просто ушел и все. И было это уже месяц назад. И Аня осталась одна в их квартирке, которая без Егора, без его бумаг, рубашек, ботинок сразу стала какой-то чужой.

Почему она не вернулась сразу к маме? Ларисе Аня сказала, что, во-первых, за квартиру заплачено вперед, а во-вторых, ей не хочется выслушивать бесконечные мамины «я тебе говорила» и «все они такие». На самом деле Анечка просто не хотела уходить отсюда. Ей жаль было снимать со стен свои картинки, убирать с постели клетчатый плед… И еще была надежда, что в какой-то из вечеров он вернется. В такой вот синий-синий весенний вечер, когда воздух полон счастливого предчувствия, когда таинственная Венера зажигается над соседней крышей. И Аня ждала каждый вечер, а Егор все не приходил.

Но через два дня истекал месяц и нужно было все-таки собирать вещи, а тут еще Лариска разбила чашку… Уж точно это совсем не к счастью. Какое теперь у Ани может быть счастье?

А Лариса, утешая подругу, размышляла: говорить ей, что побывала у Егора в общежитии или нет? Отправилась туда Лара с благой целью – помирить ребят. Оделась соответственно: плащ до пят, а под ним такое мини, что соседи Егора по комнате чуть шеи себе не свернули. Словно сестра милосердия склонилась она над дремлющим Егором: «Да ты не вставай. Устал, наверное. Я вот тут рядом посижу…» Но он все-таки вскочил. Заправил постель. Потом принес с кухни чайник. А Лариса достала бутылку коньяка: «Вот выпьем, поболтаем». Сперва начала про Аню: «Как же это? Все у вас было вроде бы неплохо…» Потом: «Но я тебя Егор понимаю: наверное, это было не твое…» А потом переехала на себя: «У меня тема реферата идиотская. В Интернете – ничего. Может, ты поможешь?» Но этот сельский болван отправил ее к какому-то Игорю, который строгает рефераты по двадцать зеленых за штуку. Коньяк пить не стал. На ноги не глянул. И выпроводил Ларису вежливо, но решительно. Господи! И чего Анька дура о нем жалеет? Было бы о ком!

– Аня, ну не плачь… Ну чашка… Ну разбилась… Да это просто знак: разбитую чашку не склеить. И любовь тоже.

Услышав слово «склеить», Аня вдруг встрепенулась и заметалась по квартире.

– Точно Лариска! Ты – гений! Я ее склею. Где-то у нас клей такой был…

Лариска тяжело вздохнула: подруга была явно не в себе.

– Ну, где же он? – продолжала искать Аня. – Это Егор его куда-то положил! Чинил что-то… ты же знаешь, у него руки просто золотые – все сам может сделать… Он мне даже набойки делал! Через сорок минут поисков в квартире царил полный хаос, но клей найден не был. И тут вдруг Ане взбрела в голову странная мысль:

– А я Егору позвоню. Он же знает, куда положил. Он все всегда помнит.

– Ты что, Аня? Разве можно первой ему звонить! – всполошилась Лариса, – это унизительно! Не смей!

– Нет, я позвоню. А что тут такого-то? Просто спрошу про клей и все. Сегодня суббота. Он в общаге, наверное…

Аня решительно набрала номер и попросила вахтера вызвать Егора из сто пятнадцатой. Через десять минут перезвонила. Егор ответил. Лариса молча следила за развитием событий. Ей было жалко Аню и немного смешно: «Никакой гордости. На все готова. Вот он сейчас ее пошлет, вежливо, конечно». Но Аня повернула к подруге вдруг загоревшееся радостью лицо:

– Сейчас приедет. Сказал – сам клей найдет и чашку склеит.

Аня метнулась к зеркалу. А Лариса засобиралась домой: «Ну его, этого Егора. Еще брякнет, что она у него была вчера…»

А Егор пришел через час. С цветами. Простые такие цветочки, сон-трава, кажется… И склеил чашку. И они испытали ее на прочность: пили из нее по очереди чай. И обнимались так, словно вышли на родной берег после бури и кораблекрушения. Впрочем, так оно и было.

На свадьбе Лариса с привычной завистью оглядывала Анино платье в кружевах и оборках. Прикидывала, что на ней, на Ларисе, это белое чудо смотрелось бы лучше… А невеста шепнула ей потихоньку: «Спасибо, Ларка! Если бы ты не разбила тогда чашку, мы бы могли и не пожениться!»