Читать книгу Он летает под аплодисменты - Группа авторов - Страница 2

Засунув руку в карман брюк, прищурившись и слегка прихрамывая, Басби спускался по трапу четырехпалубного круизного парохода «Король Георг». Сверкающий цилиндр был лихо сдвинут на затылок. Фрак ловко облегал широкие плечи и мускулистый торс. Манишка сияла. Стрелки брюк сбегали вниз идеально ровно. Новые лаковые штиблеты пускали солнечных зайчиков. В одной руке Басби держал маленький плоский кожаный чемоданчик, в котором лежали смена шелкового белья, сложенный в несколько раз лист прозрачной бумаги, испещренный чертежами и надписями, и паспорт. Другая рука сжимала в кармане толстую пачку денег. Паспорт у Басби был свой. Все остальное, включая манишку и белье, – чужое.

В мареве нового дня проступали очертания Ялты: башенки домов, скульптуры на крыше морского вокзала и, конечно, знаменитая арка, увенчанная гигантской кинокамерой из папье-маше, – парадный въезд на киностудию «Новый Парадиз». Позади, на палубе, раздались крики и топот ног. Басби оглянулся. Ребятня из семейства князя Гагарина – двое резвых мальчуганов лет шести-семи и надменная пятилетняя особа с толстой косой – вышмыгнули из-под лестницы, что вела в капитанскую рубку, и затеяли на палубе игру в догонялки. Мальчишки дразнили сестру, распевая песенку:

Басби усмехнулся. Он сам сочинил эти куплетики, когда однажды утром услышал, как гувернантка выговаривает девочке за то, что она не желает умываться, а та, всхлипывая, картавит в ответ:

– Я крррясавица, а крррясавицы не умываются.

Куплетики подействовали. Обе – и гувернантка, и девочка – рассмеялись и отправились в каюту на водные процедуры. И вот теперь юные паршивцы дразнят сестрицу этой песенкой.

Вдруг синий мяч, которым мальчуганы отбивали ритм, отскочил от надраенных досок высоко вверх, завис на мгновение в воздухе, будто подхваченный невидимой прозрачной рукой и, повинуясь порыву ветра, полетел навстречу розовеющему городу. Басби мгновенно сорвал с головы цилиндр и поймал мяч в его дупло. Ребятня заверещала от восторга. Басби бросил мяч гогочущей мелюзге, театрально раскланялся, прижимая цилиндр к груди, и нахлобучил его на голову. На палубе первого класса стали появляться пассажиры. Поцелуи, прощальные объятья, обещания непременно встретиться. Кто-то сходил на берег, кто-то следовал дальше. Слуги выносили баулы и сундуки. «Большое преимущество – путешествовать налегке», – подумал Басби и, по-прежнему прихрамывая, сошел на берег.

Часом раньше он проснулся на полу в чужой каюте. На кровати храпел голый незнакомец. Приподнявшись на локте, Басби долго разглядывал его. Потом потряс головой, протер глаза и оглядел себя. На нем был чужой фрак, чужие брюки и чужие туфли. Рядом на ковре валялась куча скомканного белья, его собственный потертый костюм, какие-то бумаги, часы, запонки и булавка для галстука с крупным топазом. Пол каюты был усеян игральными картами и денежными купюрами разного достоинства.

Постепенно события прошедшей ночи стали всплывать у Басби в памяти. Ну, да, конечно, этот, на кровати, – безумный инженер и, как считал Басби, проходимец, – все хвастался, что везет в Россию какое-то чудесное изобретение. Американец. Все они хвастаются чудесными изобретениями, а, глядишь, после их лосьонов от облысения даже усы перестают расти. Кажется, этого зовут Сидни. В карты Сидни-американец резался напропалую. Напропалую и проигрывал. Басби не утерпел, подсел к столику. Время было позднее, почти ночь, свои обязанности на корабле он выполнил и теперь слонялся по кают-компании без дела. Как водится, карта пошла. Басби всегда везло. Пару раз, после особо крупных выигрышей, партнеры даже били его, думая, что он мухлюет. Басби никогда не мухлевал. «Зачем мухлевать, если и так в руки идет?» – резонно рассуждал он. Американец между тем наливался вином и яростным желанием отыграться. Публика начала расходиться. Партнеры бросали карты, и скоро американец с Басби остались в кают-компании одни. Как они переместились в каюту американца, Басби не помнил. Зато помнил, как тот вытаскивал из карманов мятые купюры, последовательно снимал часы, запонки, потом настала очередь одежды, потом бросился к комоду, долго дергал ящики, наконец извлек на свет какие-то чертежи и стал совать Басби.

– Wonderful! Fantastic! Revolution! – бормотал он.

Басби чертежи взял.

Когда больше ничего не осталось, американец повалился на кровать и захрапел.

Припомнив все это, Басби хмыкнул, аккуратно собрал деньги, сунул трофеи в чемоданчик, валявшийся в углу, и прошел в умывальную комнату. Приняв душ и побрившись бритвой американца, он надел его костюм, вставил булавку в галстук, подхватил чемоданчик и направился к выходу. У двери замешкался. Оглянулся. Американец спал, как ребенок, – подсунув ладони под щеку. Басби подошел к нему и положил на подушку две купюры. Подумал. Положил еще одну. И быстро вышел из каюты.

Спустившись на пристань, Басби, не глядя по сторонам, прошел сквозь толпу и двинулся по набережной к центру города. Утро разгоралось, и вместе с ним разгорался взгляд Басби. Городок нравился ему. Праздная толпа с утра фланировала по променаду. Магазины, кафе, киоски, предлагающие напрокат пляжные принадлежности… Афишные тумбы… Басби остановился возле одной. Гонки на воздушных шарах… Представление-загадка «Найди сюрприз в варенике»… Заплыв аквариумных рыбок… Соревнования по скоростному поеданию мороженого… Дефиле девственниц… Выступление заграничной джаз-банды «Десять негритят»… Басби повел носом. Он явственно чуял запах страсти к развлечениям, разлитый в воздухе. То, что нужно.

Он завернул в ближайший кабачок, чтобы пропустить стаканчик. После прошлой ночи в голове слегка шумело. Кабачок был отделан в морском стиле. Таких полно в любом портовом городе. На окнах – рыбацкие сети вместо занавесей. Раковины, морские ежи, копия картины «Девятый вал», половые в тельняшках и шапочках с помпонами разносят глиняные бутылки с вином и ромом. Облокотившись о стойку, Басби спросил рюмку коньяка.

– Не подскажете, любезный, где в вашем городе можно снять приличный номер за умеренную плату? – спросил он бармена, с прищуром разглядывая зал.

– Вперед по набережной и направо вверх. Белый дом с синими ставнями. Гостиница «Три кота». Заведение для истинных джентльменов, – бармен поставил перед Басби рюмку. – Издалека к нам?

Басби мотнул головой, что могло означать и да, и нет, и проглотил коньяк.

– По делам или?..

– Или… – Басби постучал пальцем по рюмке, и тот налил еще. – Ну, а вообще что новенького? – поинтересовался Басби.

– Господин Сердюков отмечает двадцатилетие своего банка в городском саду. Приглашено больше тысячи человек. Говорят, только воздушные шары придется надувать целых два дня. Городской парк уже неделю закрыт на подготовку, – охотно затараторил бармен.

– Что, и танцы будут? – лениво проговорил Басби, потягивая коньяк.

– Ха! – хмыкнул тот, что означало: а то! конечно будут! – Танцами интересуетесь?

– Ну что вы! – укоризненно протянул Басби. – Как вы могли такое подумать! Я пою.

«А еще рассказываю анекдоты, показываю фокусы, дрессирую собак, хожу на руках», – хотел добавить он, но промолчал.

Матушка Кло, как и следовало ожидать, оказалась редкостной сволочью. Он давно зарекся с ней связываться, а тут – поди ж ты! – оплошал, купился на ее посулы. Десять рублей за выступление. Гастроли на месяц. Два выступления в день. Это сколько ж будет? Сценки, репризы, конферанс, комические куплеты, фокусы – он сполна отработал в ее паршивой труппе, состоящей из двух сифилитиков, трех проституток и слепого пуделя восемнадцати лет от роду. Мотался с ними по всей Херсонской губернии, ночевал в клоповниках, именуемых постоялыми дворами, однажды чуть не сломал себе шею, провалившись сквозь гнилые доски на каком-то подобии летней эстрады. Когда же добрались до Одессы и пришла пора расплачиваться, Матушка Кло сложила губки бантиком и начала изображать святую невинность. У нее-де актеры работают за стол. Он схватил старую хрычовку за шкирку и стал трясти, как грушу. В необъятной груди Матушки что-то забулькало, и она разразилась диким клокочущим кашлем, за который, собственно, и получила прозвище. Пришлось отпустить ее живой. Плюнув в ее гадкую морду, он хлопнул дверью. В кармане болталась горсть медяков. Рубль с полушкой. Если бы не тот парень в белом морском кителе, которого он встретил в «Золотой рыбке», ночевать бы ему под забором, таскать мешки в порту. Парень оказался вторым помощником с «Короля Георга». «Георг» уже месяц как шел из Генуи вдоль западного берега Италии, через Грецию и Турцию. В Одессу зашел на два дня. Дальше – Ялта, Сочи, и обратно тем же маршрутом с новыми пассажирами. Все это «белый китель» рассказывал компании приятелей. Басби, сидевший за соседним столиком с единственной кружкой пива, не очень-то и вслушивался. Но тут…

– …мерзавец удрал с бриллиантовой старухой, – сказал «белый китель».

Басби навострил уши. Оказалось, на «Георге» существовала должность распорядителя торжеств, а проще сказать – мальчика для развлечения почтенной публики. Устройство танцевальных вечеров, фейерверков, любительских спектаклей и прочая, прочая, прочая. Предыдущий мальчонка – юный прилизанный красавчик-альфонс – занимался преимущественно тем, что флиртовал с богатыми старухами, и в результате сошелся в Констанце с одной из морщинистых «жаб», набитых под завязку деньгами и мучимых истерическими припадками. Больше никто его не видел.

Басби одним глотком осушил кружку, поднялся и подошел к «белому кителю».

– Я тот, кто вам нужен, – твердо сказал он.

«Белый китель» с сомнением оглядел его потертый пиджак, обтрепанные брюки и нечищеные ботинки.

– У вас есть другой выход? – осведомился Басби, глядя на него сверху вниз.

Условия на «Георге» были такие: испытательный срок до Ялты, отдельная каюта на палубе второго класса, казенная фрачная пара, манишка и бальные туфли (сдать корабельному начальству по окончании круиза), 50 рублей в неделю плюс стол. Выпивка за свой счет. Неделю, пока «Георг» шел в Ялту, Басби из кожи вон лез, по утрам играя с отпрысками именитых семейств в кегли и серсо, а по вечерам с криками: «Медам! Месье!» – дирижируя котильонами и фокстротами. И даже довел до сердечного приступа шеф-повара, когда потребовал изготовить к ужину 438 точных копий «Георга» из бисквита, крема и взбитых сливок в честь тезоименитства князя Гагарина. Полосатые корабельные трубы были сделаны из черного и белого шоколада. В каждое пирожное Басби велел воткнуть российский триколор из карамели. Публика заходилась от восторга.

Если бы не олух царя небесного Сидни-американец, плыть бы Басби до Сочи и обратно – через три моря в благословенную Италию, которая ему была совершенно ни к чему. Однако глупо пресмыкаться перед разряженными дамочками и надменными господами, когда в кармане куча денег, в галстуке – драгоценная булавка, а на плечах – новехонький фрак. И вот он на берегу в ялтинском кабачке с утра распивает коньяк.

– Как же вас звать-величать? – выплыл из дыма голос бармена.

Басби очнулся.

– Басби.

– Американец? – уважительно подался к нему бармен.

– Русский.

– Странное имя.

– Не мое, – коротко бросил Басби, вытащил из кармана купюру и положил ее на стойку.

Гостиничка действительно оказалась приличной. Просторная прохладная выбеленная комната с широким окном, закрытым синими ставнями. Кровать и комод светлого дерева, в углу – фарфоровый умывальник, расписанный розовыми цветами. Заплатив за неделю, Басби спросил, нет ли поблизости не слишком дешевой лавочки готового платья, и вскоре уже крутился перед зеркалом в маленькой примерочной. Он взял полдюжины белых шелковых рубашек, полдюжины кремовых и одну ярко-синюю под цвет глаз – для исключительных случаев. Потом выбрал два костюма: светлый полотняный, вольного кроя, и более строгий, сизого голубиного цвета, с серым кантом вдоль лацканов и карманов. Костюмы сидели изумительно – на нем все всегда сидело изумительно, даже те обноски, которые Матушка Кло брала напрокат у херсонских старьевщиков и называла сценическими. К костюмам были добавлены широкополые шляпы, белая и серая, придающие смуглому горбоносому лицу Басби с узкой полоской темных усов над дерзким смеющимся ртом несколько пиратский вид.

Отослав покупки и фрачную пару с посыльным в гостиницу, Басби в новом сизом костюме отправился на набережную завтракать. Яйца-пашот удались на славу. Барабулька была прожарена идеально. Кофе подали именно такой, какой он любил: очень крепкий, очень сладкий, с толстой коричневой пенкой. Басби сидел, развалившись в плетеном кресле, ковырял зубочисткой в зубах, разглядывал проходящих мимо дамочек и барышень и обдумывал свои дальнейшие планы. Решив, что мода 1927 года ему по вкусу – юбки стали значительно короче, – Басби поднялся и направился к городскому саду.