Читать книгу Война роз. Право крови - Конн Иггульден - Страница 5

Маргарет стояла у входа в свой шатер, наблюдая, как ее сын сражается с каким-то мальчишкой из местных. Никто понятия не имел, откуда здесь взялся этот черноглазый оборванец, но он как-то быстро увязался за Эдуардом, и теперь они скакали по мокрой земле с палками, держа их как мечи, и с кряхтеньем колошматили ими друг друга. Вот сражающаяся парочка прибилась к составленному оружию и щитам, в сумраке кажущимся кричаще яркими, над которыми сверху колыхались знамена дюжины лордов.

Королева издалека завидела приближение Дерри Брюера, который трусцой сноровисто подбегал по длинной траве. Под стоянку для лагеря была выбрана долина возле реки меж пологих холмов. Пятнадцать тысяч человек со всеми своими лошадьми и палатками, оснащением и повозками представляли собой кочующий город, занимающий изрядно места. На исходе лета его обитатели обчищали бы огороды и обкладывали сады, но в начале февраля умыкнуть было нечего. Мертво темнели поля, вся жизнь в них затаилась где-то на глубине. Люди в своей изношенной и изорванной в тряпье одежде, с подведенными животами и истощавшими мышцами все больше напоминали нищих. Обычно зимой никто не воюет, если только речь не идет о спасении короля. Так что причина войны зиждилась здесь решительно всюду, в самой этой схваченной холодом земле.

Подоспев к входу в шатер королевы, шпионских дел мастер застыл в куртуазном поклоне. Маргарет на это чутко подняла руку – дескать, не отвлекай, – и, обернувшись, Дерри увидел, как принц Уэльский одолевает своего более слабого противника. Он сшиб его на спину, и тот теперь шипел на земле и извивался как кошка, которую душат. Ни Брюер, ни королева в ход схватки не вмешивались, и принц Эдуард, перехватив сподручней палку, метким движением жестко ткнул ею мальчишке в грудь. Тот, свернувшись калачиком, поджал ноги к груди и покорно замер; принц же вскинул палку, словно пику, и, потрясая ею, приложил вторую руку ко рту и изобразил волчий вой – звук в детских устах довольно забавный. Дерри широкой улыбкой выказал и похвалу, и удивление. Венценосный отец мальчика за всю свою жизнь не обнаружил боевого пыла ни на унцию, однако сын его сейчас демонстрировал победное волнение от того, что стоит над побежденным. Чувство, что и говорить, отрадное. Ребенок наверняка его запомнит и усвоит.

Эдуард нагнулся для того, чтобы помочь мальчугану встать на ноги, но Дерри бдительно встрял:

– Принц Эдуард! Наверное, будет лучше, если вы дадите ему подняться самому.

В этот момент он вспоминал бойцовые ямы Лондона, где поединщики дерутся за деньги, и слова вырвались у него сугубо машинально.

– Мастер Брюер? – Королева взглянула на него глазами, лучащимися гордостью.

– Ах, моя госпожа, прошу прощения! Мужчины смотрят на это несколько двояко. Некоторые помощь поверженным считают благородством. Я же усматриваю в этом лишний повод гордиться собой.

– То есть они бы предпочли, чтобы мой сын поднял этого побродяжку на ноги? А ну, ты, оставайся там на месте!

Последнее, вместе с указующим перстом, адресовалось мальчишке, который барахтался в попытке встать. От внимания столь знатной особы, настоящей королевы, он густо и виновато покраснел. Секунда – и пацан послушно шлепнулся спиной обратно в грязь.

– Определенно да, миледи, – улыбчиво кивнул Дерри. – Они бесстрашно сошлись бы с врагом в бою, но затем явили милость, простив ему прегрешения против себя. Отец вашего мужа обыкновенно поступал именно так, моя госпожа. И люди его за это действительно чтили. Таким поступкам присуще великодушие – нечто, большинству из нас непосильное.

– Ну а вы, Дерри? Как бы поступили вы? – тихо спросила Маргарет. Глаза ее горели ярко и нежно.

– Гм… Я, признаться, птица не такого высокого полета. Сломал бы кость или пощекотал ножом – в теле человека есть места, ранить которые не смертельно, но сидеть на них потом весьма неуютно вплоть до года. – Шпион улыбнулся своему каламбуру, но под взглядом королевы посерьезнел. – Видите ли, миледи, в случае моей победы дать ему подняться было бы неосмотрительно: ведь он, кто знает, может затаить на меня недюжинную злость. Так что пускай лучше остается поверженным. Оно как-то надежней.

Маргарет степенно кивнула, довольная его честностью.

– Вот потому я вам, пожалуй, и доверяю, мастер Брюер. Вы разбираетесь в подобных вещах. Проигрыша своим врагам я не допущу никогда, ну а если на кону честь, то ее я буду держать превыше всего. Так что я выбираю победу, и за ее ценой не постою.

На секунду Дерри прикрыл глаза, кивком усваивая сказанное. Маргарет он знавал совсем еще юной девушкой, но все эти заговоры, баталии, обманчивый этикет и вероломная игра в союзы закалили ее, превратив в скрытную и искушенную мстительницу.

– Я полагаю, миледи, что у вас был разговор с лордом Сомерсетом?

– Так и есть, Дерри. Я поставила его во главе моей армии – и не думаю, что доверила ее глупцу. Да, мне известно: он не склонен спрашивать моих советов, но если надавить, он им следует. Юный Сомерсет по-молодому ретив и лют, крепок телом и горяч сердцем. Люди рады повиноваться его львиному рыку. Хотя смотрится ли он умнее своего отца? Определенно нет. Он считает, что из-за вас мы застряли бы на севере, скапливая провизию вместо того, чтобы брать ее по дороге. Такое вот в целом беспокойство. На уме у милорда Сомерсета одно: достичь Лондона, сохранив в армии силу. Не вижу ничего дурного в таком радении о моем войске, Дерри.

Слушая королеву, ее собеседник тайком удивлялся. Вопреки ожиданию, герцог Сомерсетский проглотил свою молодецкую спесь и попросил рассудить этот чувствительный вопрос Маргарет. Проявление верности и зрелости, которое, как ни странно, вселяет надежду.

– Миледи, прочней всего Уорик чувствует себя на юге, – сказал Брюер. – За него стоят Кент и Сассекс – захолустные графства, известные своим неуемным бунтарством. Мы должны одолеть их и вызволить вашего мужа. Или же…

Дерри повел глазами туда, где внезапно снова стукнули друг о друга палки. Юный принц, истомясь без дела, по новой сцепился с маленьким оборвышем. Если король Генрих божьим попущением не уцелеет, то весь дом Ланкастеров – или почти весь – воплотится в семилетнем ребенке, который сейчас с измазанной грязью физиономией азартно пытается придушить своего противника. Туда же обернулась и Маргарет, но ненадолго – затем она опять с вопросительно поднятыми бровями обратила взор на своего шпионских дел мастера.

– Уж как там управит Господь, – сказал Дерри, – но с того самого дня, миледи, король должен будет править Англией с миром, твердой рукой. Если правильно довести до людских ушей, то король Генрих в глазах народа мог бы предстать… вернувшимся с Авалона Артуром[6], прибывшим из Святой земли Ричардом[7]; Помазанником Божиим, вновь утвердившимся на своем престоле. Или же еще одним Иоанном Безземельным[8], по следам которого черными змеями ползут слухи. Через половину Англии протянулась полоса наших разрушений. Сотни миль смертей и расхищения – и при этом те, кто нас проклял, теперь обречены на муки голода. А дети вроде этих ребят неминуемо умрут, потому что наши люди свели со двора их скот и поели даже посевные семена, так что им теперь нечего даже высаживать весной!

Брюер прервал свою гневливую тираду, почувствовав, как предплечье ему сжимает рука Маргарет. Наблюдая за возней мальчишек, он смотрел в основном на них, а не на свою госпожу. Между тем она взирала на него царственно-строго, и брови ее повелительно срастались.

– Я… Платить людям мне нечем, Дерри. Во всяком случае, пока мы не дойдем до Лондона, да и там это, по всей видимости, останется под вопросом. А ведь им предстоит лить кровь, и не раз, пока я отсыплю им в кошельки достаточно монет, – и кто сейчас знает, чем все завершится? Ну а пока им не платят, они чувствуют себя спущенными с поводка гончими псами. Нет оплаты – берут, как могут, грабежом и мародерством. Не будем этого скрывать.

– Это, наверное, Сомерсет сказал? – холодно спросил Брюер. – Что ж, если он такой хороший хозяин, то пусть ухватит их за загривок…

– Нет, Дерри. Вы мой самый доверенный советник, и вы это знаете. Но сейчас даже вы просите непозволительно много. Я зашорена, Дерри. Да, именно зашорена. Перед собой я вижу только Лондон, и ничего более.

– Стало быть, вы не чувствуете запаха пожарищ, не слышите испуганных воплей женщин? – спросил Брюер.

Вообще, несмотря на долгие годы своего служения, вел он себя неосмотрительно и даже вызывающе. Королева, пятнисто алея лицом и шеей, неотрывно смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами, словно он ведал все тайны этого мира. А затем с грустной покорностью вздохнула:

– Как трудна эта зима, мастер Брюер! И конца ей все нет и нет. Но если я хоть на мгновение спасую, отвернусь от зла, чтобы отвоевать своего мужа и его трон, то ослепну и оглохну. А вы онемеете.

Дерри в ответ протяжно вздохнул.

– Моя госпожа, я старею. Мне порою думается, что мое занятие уместней для кого-нибудь помоложе, попроворней.

– Дерри, что вы такое говорите? Я ничуть не хотела вас обидеть.

Главный соглядатай устало приподнял руку.

– Что вы, миледи, разве смею я обижаться на мою королеву? Ни за что не оставлю я вас и без сети, которую плел столь долгое время. Не скрою, что порой по роду занятий я сталкиваюсь с немалыми опасностями. Я ни в коей мере не бахвалюсь, а просто вынужден быть верен скромной правде. Встречаться мне доводится с людьми жестокосердными, черствыми и в темных местах, чуть ли не каждодневно. И вот что я хочу сказать. Если – всякое возможно – наступит день, когда я уйду и не вернусь, вам следует знать: я предусмотрел себе замену.

Он стоял перед правительницей, как нервный школяр, теребя пальцами кожаный пояс, и с потаенным очарованием встретил блеск ее ждущих глаз.

– Нельзя исключать, миледи, что если меня так или иначе устранят, то в опасности окажетесь и вы. Но на этот случай знайте: на мое место придет другой, сказав вам слова, которые вы непременно узна́ете.

– Как же он будет выглядеть, этот ваш человек? – тихо спросила Маргарет.

– Сказать вам этого не могу, миледи. Всего этих людей трое. Молодые, быстрые во всех смыслах и безоговорочно преданные. Если я выроню поводья, то один из них, пережив остальных двоих, их подхватит.

– То есть, чтобы один из них оказался возле меня, двум другим придется друг друга… умертвить?

– Безусловно, миледи. Ничто не имеет ценности, если оно не достигнуто тяжким трудом.

– Что ж… И как же я узнаю, что этому вашему человеку можно доверять?

Дерри улыбнулся проворству мысли собеседницы.

– Всего несколько слов, миледи, которые для меня имеют некоторую значимость.

Он сделал паузу, глядя через прошлое Маргарет в ее будущность одновременно с тем, как представлял собственную кончину, а потом с задумчиво-грустной улыбкой продолжил:

– Все еще жива Элис, жена Уильяма де Ла Поля. Дед ее был, пожалуй, первым истинным стихотворцем во всей Англии. Сам я, увы, со стариком Чосером в жизни не встречался. Так вот, однажды Элис всего одной строкой из его произведения описала всю мою суть. Когда я спросил, что это значит, она ответила, что, мол, просто пришло на ум, не обессудь. А та строка так со мною и осталась. Приросла намертво. Элис сказала, что я «забавник с кинжалом под плащом». Мне кажется, миледи, это весьма точное описание моих трудов.

Теперь уже Маргарет нервно потерла одну ладонь о другую.

– Строка такая, что морозец по коже… Но будь по-вашему. Если кто-то приблизится ко мне и произнесет эти слова, я буду ему внимать. – Ясный блеск глаз придавал лицу королевы твердость. – Вместе с тем, Дерри Брюер, честь вам и хвала. Вы завоевали мое доверие, а это ох как непросто!

Дерри склонил голову, вспоминая юную француженку, приплывшую через Ла-Манш для замужества с королем Генрихом. Теперь, в свои тридцать, Маргарет была по-прежнему стройна и белокожа, со светло-каштановыми волосами, перехваченными муаровой лентой. Единственная беременность пощадила осанку этой женщины, не превратив ее в заезженную кобылу, в отличие от многих в ее возрасте. Она не утратила тонкости и гибкости стана. Для женщины, перенесшей столько боли и утрат, Маргарет, бесспорно, сохранилась великолепно. Вместе с тем, проведя подле королевы шестнадцать лет, Дерри все прозревал глазом сведущего. В ней появилась жесткость, за которую он не знал, огорчаться ему или радоваться. Потеря невинности – сама по себе вещь очень сильная, особенно для женщины. Искушенность, она, как подбой к плащу, делает его плотней и надежней. И помогает скрыть кровавые пятна на исподе. Женщины, как известно, прячут их от взоров каждый месяц. Может, в этом и есть сердцевина женских секретов, тайна их сокровенной внутренней жизни? Им приходится скрывать кровь – и они ее понимают.