Читать книгу Золотой козленок - Константин Алексеевич Чубич - Страница 14

Вняв совету сержанта, друзья прошли квартал. Обустроились в беседке для доминошников, мирно сожительствующих с представителями непрофильных специальностей − картёжниками и пьяницами, где последние доминировали, склоняя в свои ряды добропорядочных козлятников.

Из-за угла к беседке, прихрамывая на правую ногу, направлялся странный тип: в генеральских шароварах с лампасами, с кроссовкой на правой ноге и в скороходовском полуботинке на левой. Кроссовка была на несколько размеров больше: вероятно, из-за опухшей ступни.

На нём была шёлковая пёстрая цыганская рубаха с воланами и перламутровыми пуговицами, пришитыми накрест белыми нитками. Венчала гардероб ковбойская шляпа с кокардой, что придавало гостю ещё больше индивидуальности, экстравагантности и экспрессии.

– Что за нонконформистский стиль одежды? Какое чудное сочетание стилей! − восторженно встретил Жульдя-Бандя представителя высокой моды, теребя кружевную оборку рубахи. − Какое тонкое понимание природы бытия! − глядя на сочетание кроссовки со скороходовским полуботинком, восхищался он. − Сю, можно сказать, реализм! Это форма одежды или стиль жизни?

Фунтик тяжело вздохнул: крутя головой, выдохнул ещё тяжелее, надувая при этом губы. Он сознавал, что ближайшие четверть часа будут посвящены бродяге.

− Вы у кого одеваетесь − у Джанни Версаче?! − бродяга пожал плечами, силясь понять смысл вопроса. − У Джорджио Амани?! − тот кивнул, предполагая за сотрудничество со следствием получить причитающуюся стопку. − Какая тонкая работа! Можно сказать − супер оригиналь. Чувствуется рука мастера, изваявшего такой замысловатый сюжет. Фунтик, так это же летняя коллекция Дома высокой моды Пьера Кардена! − Жульдя-Бандя шлёпнул дружка по предплечью и с неподдельным интересом стал осматривать одеяние пролетария.

Тот втянул сквозь верхние резцы воздух, покрутив головой окончательно.

− Это же доспехи времён доисторического материализма! Ты у нас просто авангардист-любитель, − он похлопал авангардиста по плечу. − Хочешь разделить с нами радость бытия? Выпить хочешь? − видя лёгкое замешательство на лице пришельца, пояснил Жульдя-Бандя.

Любитель, конечно же, хотел и, не раздумывая, приземлился на скамейку в ожидании радости, предоставляемой бытием.

Добрый дядя налил ему полстакана мадеры и, выкладывая закуску, положил перед ним ломоть куриной ветчины:

− Угощайся, будь как дома.

Авангардист жадными глотками осушил стакан, оставив на обветренных губах глянцевую плёнку. Янтарного цвета, лёгкая, пикантная, карамельно-орехового вкуса мадера показалась пролетарию компотом. Он по-свойски разломал ветчину на две части: жуя, равнодушно признался:

− У меня нет дома. Я живу на чердаке.

− Карлсон, который живёт на крыше? Оригинально! − Жульдя-Бандя налил по полному стакану, лишённый Карлсоном девственности пододвинул к Фунтику. Тот привстал, быстрым движением изъял нетронутый, оставив на столе лужицу.

− Сволочь красная! − в сердцах пожурил дружок и, придвинув стаканчик к авангардисту, сделал несколько глотков из горлышка.

Фунтик, не прельщённый запахом, исходившим от пролетария, переместился на самый край скамьи. Карлсон, блаженно улыбаясь, вылил содержимое стакана в рот и принялся за второй кусок ветчины, на который уже никто не претендовал.

− На крыше, стало быть, живёшь?! − Жульдя-Бандя незаметно моргнул товарищу.

Пришелец утвердительно кивнул:

− Меня так и называют − Карлсон.

− И правильно! − Жульдя-Бандя по-приятельски похлопал его по плечу. − Диогенствовать нынче стало невозможно, поскольку популяция бондарей сократилась до критического минимума, к тому же мировоззревать сверху − гораздо приятнее, − философ устремил взор куда-то в вечность. − Крыша, голуби, свобода слова, ощущение полёта − весь мир у твоих ног! Только на крыше можно постичь смысл жизни! − выдвинул он претендующую на долголетие гипотезу.

− В подвале тоже, − Карлсон криво улыбнулся, памятуя о начальной стадии этого постижения − в подвале старинного дома на Гороховой, где, по крайней мере, зимой было теплее.

Жульдю-Бандю, в отличие от дружка, чрезвычайно веселил экстравагантный вид пролетария, чем-то схожий с беляевским Дон Кихотом. Нисколько не брезгуя букетом запахов, исходившим от него, стал разливать вино, начиная, конечно же, с дорогого гостя. Тот покрутил головой, сделав такое страдальчески-брезгливое лицо, что силы воображения недоставало, чтобы понять причину отказа.

− Это же мадера! − со злостью прошипел Фунтик в сторону строптивого собутыльника.

− Компот, − равнодушно тряхнул рукой Карлсон, опыт которого вряд ли можно было бы подвергнуть сомнению, − лучше водочки.

− А может, коньяка?! − Фунтик позеленел от злости, готовый выкинуть привередливого авангардиста из беседки.

Тот утвердительно кивнул, не чуя поддёвки, поскольку человеческие эмоции разделял исключительно на две части: отрицательные, когда его бьют, и положительные, когда его не бьют. Поскольку его били чаще, за глупую наивность, которую почитали за издевательство, он находил в людях больше отрицательного.

Жульдя-Бандя, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, прикрыл ладошкой предательские губы:

− И сколько, сударь, вам нужно водки, чтобы почувствовать себя человеком?

Бродяга, ранее никогда об этом не задумывавшийся, погряз в сомнениях, чухая чёрными пальцами слипшиеся от грязи волосы на затылке:

− Пузырь..и чекушку, − спешно прибавил он, полагая, что одной бутылки для того, чтобы в полной мере ощутить себя человеком, будет явно недостаточно. − Маму с дочкой, − перевёл он с технического языка на народный.

− Боюсь, дитя моё, − Жульдя-Бандя по-отечески потеребил нетронутые цивилизацией дикие заросли волос на голове обитателя чердаков и подвалов, − у вас от полутора бутылок водки начнётся обратный процесс. Впрочем, как знать….